Морис Делез - Конан и Посланник Света Страница 24

Он замолчал, а Конан ждал продолжения, пока не понял, что его не будет.

— И все-таки, это как-то странно…— задумчиво заметил он.

— Ничего странного нет,— возразил колченог.— Митра считает, что его слуги не должны ненавидеть врага. Только тогда они смогут судить справедливо.

— Но разве это не так?

— Конечно, так,— неожиданно согласился Роган.— Понять, враг перед тобой или ни в чем не повинный человек, можно только холодным рассудком, но если ты уверен, что это враг, возненавидь его! Митра считает, что делать этого нельзя. Сет же — что без этого, наоборот, не обойтись.

— Ну и?..

— Ты хочешь получить готовый ответ? Я не знаю его. Но позволь я спрошу тебя… Ты прожил жизнь, многое повидал, и не поверю, что ни разу не испытывал ни ненависти, ни злости. Помогали они тебе или мешали?

Конан хотел сразу ответить, что, конечно же, мешали. Сколько раз из-за злости он совершал необдуманные поступки, за которые приходилось дорого платить! Однако Роган жестом остановил его: не торопись, подумай.

И он задумался, а чем больше думал, тем сильнее становились его сомнения. Ненависть к врагу гнала его вперед, а сколько раз, когда, обессиленный, он готов был уже умереть, ярость придавала ему сил, помогала продержаться, выстоять.

Воспоминания нахлынули на него, как штормовые волны. Постоянные бои со стигийцами, смерть Белит и его чудесное спасение, которому он обязан был ярости, что помогла ему убить тварей, уничтоживших команду «Тигрицы». Но самого-то его спасла любовь Белит, позволившая его подруге и после смерти защитить возлюбленного… Да и позже, что бы с ним ни происходило, всегда любовь шла рука об руку с ненавистью. Кром! Да что же это?! А может, так и должно быть? Нет… Конан устало покачал головой.

Роган внимательно смотрел на него. — Тебе что-то не понравилось? — почти участливо спросил он.— Неприятные воспоминания?

— Любовь и ненависть…— проговорил киммериец задумчиво.— Почему они всегда рядом?

Он взглянул на колченога, и тот невесело усмехнулся:

— Так ты заметил? Что я могу сказать? — Он пожал плечами.— Видно, такова уж человеческая природа… Такими создал вас Митра, и такими вы останетесь на всю жизнь. Счастлив тот, кто вовремя сумеет понять это. Остальным жрецы внушают, что ненависть ниспослана вам Сетом и не достойна человека, и, вместо того чтобы жить, эти несчастные всю жизнь тщетно борются со своей натурой. Но все напрасно: ненависть можно уничтожить, лишь уничтожив самого человека, ибо она неотъемлемая часть его натуры… Как и любовь. Так не лучше ли заставить ее служить себе?

Конан невольно поморщился.

— А вы, колченоги? Какими вас создал мудрый Сет? — насмешливо спросил он.

— Не знаю,— простодушно ответил Роган и ухмыльнулся, посмотрев на оторопевшего от неожиданности человека.— Дело в том, что Отец Тьмы не создавал нас или, вернее, создал нас не такими, какими мы стали. Не такими, как я,— пояснил он.— Когда-то давно, когда люди победили наагов, истинных творений Сета, Темный Бог создал наших предков — кентавров.

— И какими же они были?

— О-о-о! — восторженно проблеял Роган, видимо вновь разволновавшись.— Могучим племенем. Вожди их были мудры, а воины — быстры и умелы, и они были необыкновенно воинственны. Однако здесь воевать оказалось не с кем, и, после того как они узнали о незваном госте — я имею в виду Эрдэрика Сильного,— небольшой отряд отправился в Светлый Мир. Это было очень тяжело, ведь кентаврам, полулошадям-полулюдям, был нужен простор, а пробираться пришлось тесными норами, пробитыми водой в чреве горы.

— Так твои предки бывали наверху?

— Верно,— кивнул Роган.— Иначе я просто не появился бы на свет, ведь все колченоги — потомки кентавров и женщин Светлого Мира. Через несколько поколений кентавры и вовсе исчезли, окончательно выродившись в колченогое, а после — в рогачей, которые ничем не отличаются от людей, кроме пары иногда едва заметных рожек.

— Но как же такое могло произойти? — спросил Конан.— Я и слыхом не слыхивал о полулюдях-полуконях, а ведь они должны были частенько появляться в нашем мире.

— Вовсе нет,— возразил Роган.— Там, наверху, слишком много света — это во-первых. А во-вторых, те, кто видел кентавров, либо принимал их за всадника и коня, либо им никто не верил.

— И все-таки,— спохватился киммериец,— какие же вы?

— Мы умеем держать чувства в узде, если тебя это интересует.

— Однако я сумел справиться с бойцами Сета.

— Ты имеешь в виду четверку воинов во главе с Черной Розой?

— Да.

— Но ты должен знать, что среди них не было ни одного воина моего племени. Господин не слишком верил в пророчества человеческого старца, жившего в незапамятные времена, но когда одно из них сбылось, не захотел рисковать, однако обострять отношения с Подателем Жизни не пожелал. Он предпочел, чтобы люди разобрались с людьми, но таких нашлось только трое, и тогда Роза сотворила еще двоих. Она была большая мастерица на такие дела.

— И все-таки я победил!

— Да,— покорно согласился Роган.— Иначе и быть не могло, ведь тебя вели Любовь и Ненависть.

Конан открыл было рот, но промолчал, подумав, что, наверное, так оно и было.

Любовь к Зенобии вела его вперед, а ненависть к убийцам друзей помогла не только выстоять, но и победить.

— Что ж, видимо, ты прав.

Роган кивнул:

— Я рад, что ты понял. И это был твой первый урок, на котором ты узнал, что бессмысленно бороться с естеством. Именно поэтому ты проиграл, ведь удар, которым я тебя свалил, не был для тебя нов — ты и сам применял, его не раз. Но ты лишился привычных для тебя ощущений, тебе на глаза словно надели черную повязку. Ты разозлился и пошел вперед, а в итоге проиграл. Проиграл, потому что не сумел совладать со своей яростью, и дарованная ею сила обернулась против тебя.

— О чем ты?

— О чем? — Колченог ухмыльнулся, и его лицо с остроконечной бородкой стало похоже на лик Бела, каким его изображают в Заморе.— Давай поговорим об этом завтра. Кстати, думаю, тебе лучше пока пожить во дворце.

Конан молча кивнул, и наставник его, восприняв кивок как знак согласия, направился к дверям, а человек пошел следом. Они долго шли по коридорам, потом миновали показавшуюся бесконечной анфиладу комнат и залов. Северянин смотрел во все глаза. Все, что попадалось им на пути, по преимуществу оказывалось двух цветов: красного и черного. Иногда, правда, встречалось золото в виде статуй и барельефов, которого тоже оказалось немало, но основным цветом все-таки оставался черный. Конан, уже начавший привыкать к Нижнему Миру, подумал, что это даже хорошо: красный цвет, окажись он основным, был бы излишне резок, а золото слепило бы, подавляло.