Павел Марушкин - Зимние убийцы Страница 24

Осмотр места происшествия может дать очень много — но не в том случае, когда стадо констеблей вытоптало всё вокруг. Единственный полезный вывод я сделал, глядя на покореженную ванну: неточно нацеленный удар убийцы погнул ей бортик. Парень был чертовски силен… Как и старый Шу, к слову. Такого лучше не подпускать близко… И по возможности, стрелять первым. Для очистки совести я посетил больницу, где лежал в реанимации несчастный портье — бедолагу вывели из комы, но он по-прежнему пребывал в крайне тяжелом состоянии, и врачи никого к нему не пускали. Ещё один выстрел вхолостую…

Я брел по улице. Тучи сгустились, и небо над столицей казалось сделанным из серого войлока. Начинался очередной снегопад. Мои идеи иссякли: я не представлял, где ещё можно найти зацепку. Старого Шу мы поймали почти случайно: вытащив из воспоминаний Эрхенио их разговор. Если бы не эта маленькая деталь, маньяк до сих пор бродил бы по улицам, внушая ужас родственникам спящих. Хм… На месте нашей полиции я бы ввел ночное, а лучше — круглосуточное патрулирование вблизи гостиниц и ночлежек. Возможно, им удастся схватить злоумышленника. Но ведь остается великое множество мест, где фроги впадают в зимнюю спячку: собственные квартиры и съемные жилища, особняки богатеев… Часто в криобиоз ложатся целыми семьями, экономя на отоплении и пище, к дверям каждой квартиры не приставишь по констеблю. Амфитрита — большой город! Выходит, всё, что мне остаётся — так это ждать новых убийств в надежде, что преступник оставит какие-нибудь улики? Мрачноватая перспектива… А как бы я сам действовал на месте душегуба? Наверное, искал бы дома, где вечером не горит свет: большая вероятность, что тамошние обитатели в заморозке… Нет, стоп, это логика нормального. Я же имею дело с психом — чего стоит та ярость, с какой он обрушился на свои жертвы в общественных купальнях.

А ведь связь между Шу и этим, новым убийцей наверняка есть! Не зря же он нанес удар именно там! Конечно, почерк преступника другой, он тратит куда больше сил, орудуя ломом или кувалдой, у него нет такого удобного ледового бура… А что, если?

Я даже остановился. Надежда невелика, но шанс всё-таки имеется — особенно если учесть наглость убийцы. К тому же, если он и впрямь родственник старого маньяка, ему наверняка захочется иметь что-то на память о нём!

Едва ли не бегом я направился в сторону полицейского участка. Но путь мой лежал не туда, а на пару кварталов дальше, в бар «Беззаконие». Почему излюбленное место попоек наших доблестных правоохранителей называлось именно так, не имею понятия — должно быть, хозяин заведения обладал изрядным чувством юмора. Как бы там ни было, если вам надо было пообщаться с полицейскими в неформально обстановке, лучшего места не найти. Среди констеблей выражение «предаться беззаконию», то есть пойти напиться после тяжелого трудового дня, стало крылатой фразой.

До вечера было ещё далеко, но народу в баре хватало: и констеблей, сменившихся с дежурства, и просто случайных посетителей. Я протолкался к стойке, заказал себе пива (хотелось кофе, но у нас, частных детективов, есть правило: если собираешься говорить с кем-то на его языке, то и пить должен то же самое) и осмотрелся в поисках знакомых физиономий. Мне повезло: констебль Тритти, тот самый, что дежурил у ворот купален в достопамятный вечер, расслаблялся после смены в компании парочки коллег.

— Ба, кого я вижу! — поприветствовал он меня. — Как тебе всё это нравится, Эд?!

— Ты имеешь в виду новые убийства?

— А что же ещё, во имя князей преисподней?!

— Да, парни, вам, наверное, сейчас несладко — день и ночь в патрулях… — кинул я пробный шар.

— Не то слово! — охотно повелся он. — Весь отдел бросили на усиление, о выходных велели забыть, и так по всему городу, представляешь…

Дав им пару минут поплакаться о собственной тяжкой доле, я перешел к делу.

— Кстати, о маньяках и всяком таком… Тритти, скажи, а что обычно происходит с вещественными уликами, после того, как дело закрыто? Они же не могут храниться вечно?

Он почесал затылок.

— Ну, как… По-разному… Если у этих вещей имеются законные хозяева, возвращаем им, а по большей части — утилизируем… Как правило, они не представляют ценности: так, всякий хлам…

— А что насчет оружия?

— Да то же самое! — фыркнул приятель Тритти. — На всякий случай приводим в негодность и выкидываем! Пистолеты плющим кувалдой, мачете и ножи — ломаем… Так проще всего. В противном случае придется оформлять кучу бумаг…

— Да, писанины никто не любит… Но ведь бывает такое, что вещица чудо как хороша? — я заговорщицки подмигнул им. — Какой-нибудь старинный ножик, или классный ствол с гравировкой и перламутровой ручкой, или ещё что-нибудь в этом роде…

— Ну-у… — протянул Тритти. — Вообще-то, на списание любой мелочи из хранилища составляется акт, но если ты в хороших отношениях с тамошним дежурным офицером, то…

Полицейские обменялись понимающими улыбками.

— Понятно. — Я обвел их взглядом. — Держу пари, ребята, у каждого из вас есть какая-нибудь приятная мелочь, сувенирчик на память… А?

— Нет, лично я не увлекаюсь оружием, — поспешил вставить Тритти. — Да и вообще, не так уж часто попадается что-то стоящее. К тому же не забывай: в участке мы на виду и все всё знают друг про друга…

— В принципе, по-настоящему ценную штуковину можно втихую толкнуть антиквару или коллекционеру, — задумчиво сказал самый старый в этой компании полицейский. — А деньги поделить промеж собой… С другой стороны, за такое в легкую вылетишь со службы.

— Особенно сейчас! — подхватил его коллега. — А почему ты спрашиваешь, Эд?

— Возможно, хочу сделать кого-то из вас немножко богаче, — мефистофельски улыбнулся я.

— Нет, нет, нет! — замахал руками Тритти. — Даже слушать не хочу, что ты там собираешься сказать! Перестань, Эд! Не желаю потом отдуваться…

Я отметил, что его коллеги настроены не столь решительно. Это хорошо…

— От тебя не убудет, если просто выслушаешь, верно? К тому же, ты неверно меня понял. Я не собираюсь предлагать вам ничего незаконного. Ну, разве что немного нарушить некоторые ваши внутренние правила, да и то… Честно говоря, я бы обратился прямо к Элисенварги, но ваш шеф нынче не в духе и откажет просто из вредности — сами знаете, каков он!

Констебли тяжело вздохнули. Похоже, инспектор и впрямь их достал последнее время.

— И что тебе нужно? — спросил пожилой.

— Посох. Та самая вещица, что была у старого маньяка. Ценного там ничего нет, сами, наверное, видели: железо и дерево… А вещица интересная. Жаль будет, если её покорежат.