Кирилл Шатилов - Кровь и грязь Страница 24

— Моему? Да я только…

— Видишь, и ты пригодился! Не знаю, правда, стоит ли верить его откровенности. Он ведь слишком много теряет, как я понимаю, если переходит на нашу сторону, а тем более приобретая при этом всемогущего, судя по его же словам, врага в лице Скелли. — Харлин рассуждал вслух, ничуть не заботясь о том, чтобы его единственный слушатель улавливал суть. — Хотя я когда-то знавал нескольких сверов и представляю себе, что у них должно быть все просто, прямолинейно и честно. Обман они не терпят, как говорится, даже во благо. Поэтому, если тебе удалось каким-то образом открыть ему глаза, если он понял, что Скелли водит всех за нос, что ж, может быть, он действительно решил впредь идти своим путем. Но Скелли, Скелли… Неужели Ракли настолько туп и тщеславен, что допустил предательство под самым своим носом?

— Вита Харлин, вас не затруднит объяснить мне, что такого интересного прочитали по губам наших знакомых? Я пока не улавливаю, к чему вы клоните.

— В замке назревает переворот, друг мой. Только и всего. Ракли полагает, будто стоит во главе своей гвардии и вдохновляет эделей, тогда как на самом деле последние ищут благосклонности Скелли, а виггеры давно поделились на тех, кто работает за совесть и за плату. Похоже, совесть нынче не в цене. Нам во что бы то ни стало нужно добраться до моих бедных свитков, — внезапно закончил он свою тираду и вопросительно глянул на Фейли.

— Не стану спрашивать зачем, но хотел бы знать как, — не сразу ответил тот. — Пример нашего друга Тэрла не слишком меня вдохновляет. Честно говоря, я предпочитаю, чтобы сверы были на моей стороне, как сейчас. Сражаться против них я бы поостерегся до тех пор, пока это не станет совершенно необходимым.

— Если мы не спасем мои записи, история вабонов навсегда превратится в историю Скелли. — Заметив сомнение в глазах Фейли, Харлин сердито отмахнулся: — Надеюсь, ты не станешь мне хотя бы в этом возражать.

— Да я вам вообще никогда не возражаю, вита Харлин! Особенно если вы мне скажете, каким образом и кто мог бы проникнуть обратно под пепелище… то есть в подвал вашего дома. Можно, конечно, если мы выберемся из этой каши с шеважа живыми, попытаться заручиться поддержкой Трехпалого Лина, но… я уже по вашему лицу вижу, что это не лучший вариант.

— Только дурак, вроде нашего наивного друга Тэрла, поверит собачьей брехне свера. Лин состарился на этой службе. Он на коротком поводке у замка, и не имеет такого уж значения, кто именно держит этот поводок.

— А как же обман! На месте Лина я бы тоже ополчился против того, кого уличили во лжи.

— Если при помощи лжи человек приобретает власть, о лжи забывают. Поверь мне на слово.

Он замолчал. Фейли подумал, что во многом старик, разумеется, прав. Однако, если поразмыслить, решение Лина и его людей остаться защищать тун по собственному почину — поступок, свидетельствующий в их пользу как людей чести. Правда, с другой стороны, его всегда можно будет представить зовом долга перед соплеменниками, а вовсе не изменой обманщику Скелли. И в том и в другом случае сверы ничем не рисковали. Кроме, разве что, своей жизни…

— Ладно, — снова заговорил Харлин, и в голосе его зазвучали примирительные нотки. — Давай сейчас не будем искать правых и виноватых. Лучше подумаем, как добраться до моих свитков. Если понадобится, я полезу сам.

— Я не отказывался.

— Насколько я помню, в свое время мне попадались упоминания о том, что строители Меген’тора прорыли тайные подземные ходы во многих направлениях. О выходе из моего дома через колодец я знал, еще когда приступал к постройке. Но почему бы не попасть в тот же ход через другой колодец?

— По пути, если мне не изменяет память, мы проходили по крайней мере одно ответвление, — подхватил Фейли. — Быть может, вита Харлин, у вас где-нибудь случайно завалялся план этих ходов?

— Где? — Харлин похлопал себя по груди, по бокам и вызывающе посмотрел на собеседника. — Я еще не совсем выжил из ума, друг мой. Хотя близок к тому. Нет, если такой план и существует, то его надежно хранит не кто иной, как Скелли.

— Хоть вы не любите, когда я вам возражаю, однако думаю, что здесь вы заблуждаетесь: если бы план был у него, он не стал бы подсылать поджигателей, а пустил бы верных «кротов», которые обчистили бы ваше хранилище так, что вы б и не заметили. Думаю, тут мы с ним в равных условиях.

— Только это отнюдь не значит, что у нас уйма времени на поиски.

— Обещаю, мы займемся ими сразу же, как только сможем покинуть этот гостеприимный тун, оставив наших друзей в добром здравии. Сейчас это важнее всего.

Харлин не стал спорить, однако по его взгляду было очевидно, что он не до конца согласен с Фейли.

Продолжить разговор им помешали удивленные возгласы, донесшиеся от бреши в частоколе, где до сих пор толпилось большинство защитников и обитателей туна. Быстро смеркалось, но люди настойчиво вглядывались в опустошенное огнем поле и оживленно обменивались впечатлениями. Некоторые, наиболее любопытные, оседлали крыши ближайших изб и вдохновенно передавали увиденное тем, кто был лишен этой возможности. Фейли разобрал часто повторявшиеся слова «шеважа», «дикари», «смельчак» и «драка» и понял, что происходит нечто заслуживающее внимания.

— Вита Харлин, пойдемте поглядим, что там снова началось!

— Сходи, сходи, потом мне расскажешь.

— Я бы не хотел оставлять вас одного. Вы убедили меня в том, что сверы есть сверы. Так не будем рисковать.

— Послушай, дорогой мой, я уже давно не мальчик, и нянька мне не нужна. Ступай, а я тут еще должен кое о чем спросить дух Лаирта и подумать. Не волнуйся, убегать я тоже не собираюсь. Хотя и сидеть тут еще несколько дней не намерен.

Фейли недоверчиво покосился на старенькую беору. Интересно, что умного мог подсказать писарю дух давно почившего героя? Едва ли он явит подслеповатым глазам старика план подземных тоннелей Вайла’туна. Правда, Фейли приходилось слышать, что общение с беорами иногда помогало некоторым вабонам находить ответы на волновавшие их вопросы, однако сам он воспринимал культ героев просто как хороший способ передачи старых традиций и укрепления столь немаловажной связи между поколениями.

Толпа любопытных перед повозками продолжала расти. Подошедшему Фейли стоило больших трудов пробиться в первый ряд, откуда можно было увидеть черное, дымящееся поле и неожиданно приблизившуюся к туну опушку Пограничья. А посмотреть было на что.

На расстоянии едва ли большем, нежели полет стрелы, шла ожесточенная схватка. Шеважа, разбившиеся на две стаи, сражались с одинокой черной фигурой всадника на вертком, то и дело встававшем на дыбы коне. Поначалу Фейли решил, что несчастный смельчак едва отбивается от многократно превосходящего числом противника. Каково же было его изумление, когда, приглядевшись, он сообразил, что одинокий воин сам нападает на дикарей, ловко орудуя неким подобием копья с длинным лезвием вместо наконечника. Те, кому удавалось увернуться, откатывались назад, всякий раз теряя под разящим лезвием кого-нибудь из соплеменников, перестраивались, ощетинивались мечами и топорами и с прежней отчаянностью бросались на неуязвимого противника. В обеих стаях кто-то пытался прибегнуть к помощи луков, однако стрелы, казалось, бессильно отскакивают от черных доспехов. Похоже, наивные в своей злобе жители леса не догадывались, что проще стрелять по незащищенным бокам коня. На всаднике не было даже шлема. Фейли подумал, что со спины его закрывает круглая раковина щита, однако те, кто наблюдал за боем уже некоторое время, подсказали, что это вовсе не щит, а лишь соскользнувшая на затылок широкополая соломенная шляпа.