Ричард Кнаак - Огненный Дракон Страница 24

— Я приветствую тебя, Кейб Бедлам, внук Натана. Принимать тебя в гостях — честь для меня.

Затем Правитель обернулся к леди Гвен и взял ее руку. При этом все его лицо изменилось. Это был уже не птицелев, а прекрасный мужчина с орлиными чертами, который легко мог завладеть женским сердцем. Гвен улыбнулась ему.

Он выпрямился:

— Леди хорошо известна мне по рассказам о ее деяниях. А ты, друг Кейб, — по рекомендации.

Грифон сделал жест рукой в сторону до сих пор остававшейся незамеченной фигуры. И плаща с капюшоном хватило бы, чтобы его узнать, а расплывающиеся черты не оставляли места сомнениям.

— Симон!

— Сумрак! — Приятная улыбка покинула лицо Гвен.

— И я тоже рад вас видеть, — ухмыльнулся чародей. — В особенности вас, Янтарная Леди.

— Как можешь ты, — Гвен гневно повернулась к Грифону, — иметь дело с таким, как он?! Даже если он якобы на твоей стороне? Неужели прошлого опыта недостаточно?

Взгляд Лорда был столь строг и суров, что Гвен утратила часть пыла.

— Симон оплачивает свои грехи каждой минутой своей жизни, леди Гвен. И делает для нас все, что в его силах.

— До следующего раза!

Волшебник стоял молча, слушая эту перепалку. В его глазах отражалась глубокая печаль. И еще — усталость.

Грифон наконец успокоил Леди предложением посмотреть Библиотеку. Мысль о знаниях отвлекла ее. Кейба тоже пригласили, но он отказался. Что-то внутри подсказало ему вместо этого побеседовать со старым знакомым.

Когда они остались одни, Кейб подошел к Симону поближе. Тот выжидательно смотрел ему в лицо. Но молчание нарушили не они, а знакомый голос, сопровождающийся грохотом копыт.

— Слабо было предупредить, когда можно перестать прятаться? Я так старался не напугать этого милейшего зууйского капитана!

— Милейшего? — усмехнулся Сумрак, лицо его разгладилось. — Не иначе, он похвалил тебя, дружище?

— Он отнесся ко мне с большим уважением, чем кое-кто другой.

— Я тебя очень уважаю! И все время…

— Я не о тебе, я о женщине! — фыркнул Конь. — И с тобой она обращается так же! Симон снова нахмурился:

— Да, Леди не легко прощает… Впрочем, иначе и быть не могло. Я сам отвечаю за свое проклятие. Он встал:

— Простите, мне надо кое-что подготовить. Развлеки молодого человека, дружище. И Сумрак испарился.

— Что он сделал? — обернулся Кейб к Коню. — За что Гвен его так ненавидит? Вздох.

— Садись, друг Кейб. В двух словах не расскажешь.

Кейб сел. Темный Конь стоял перед ним. Кейб попытался представить, как это выглядит со стороны: вот он сидит и треплется с лошадью о древней истории. Хотя нет, сейчас даже со стороны его не спутаешь с обычным животным: аура Вечности была видна даже обычному взгляду.

Холодный взгляд обратился к нему.

— Был некогда чародей, один из величайших в своем деле. Сумрак. Человек, одержимый одной страстью, одной идеей. — Пауза. — Стать бессмертным.

Бессмертным. Даже в самом слове, казалось, таилась магическая сила.

Кейб припомнил слышанные им легенды о бесчисленных соблазненных этим «сокровищем, что превыше злата». Одной надежды заполучить его хватало, чтобы ввергнуть в войну целые народы. Но никто никогда не обрел бессмертия.

— И… и он стал?

Темный Конь пропустил вопрос мимо ушей.

— В Сумраке две сущности, и они борются друг с другом. Он шел по тонкой, незримой линии между белым и черным. Временами он отклонялся то туда, то сюда, но ни разу не перешел полностью ни на одну сторону. По прошествии многих лет он знал уже почти все об обеих силах — ив этом двойном знании, как думал он, крылось решение. Но человеческое самомнение и алчность как раз и ведут к величайшим бедам.

Кейб молчал. Это была старая как мир история.

— Сумрак вызвал силы обоих родов, до сих пор толком неизвестные людям. Не учел он лишь одного: там, где свет встречается с тьмой, всегда происходит конфликт. Вся их суть — тому подтверждение. Сумрак оказался пойманным на месте битвы. Менее могущественные умерли бы, но Сумраку было суждено более страшное.

Впервые в голосе странного существа зазвучали тоска и печаль. У Темного Коня друзей было не много, и никто из них не был ему так дорог, как этот странный чародей.

— Сообща рассвирепевшие силы сломили его защиту. И он, жаждавший бессмертия, оказался игрушкой в руках сразу нескольких хозяев! Его корежили, ломали, переплавляли. Каждая сила жаждала получить его в свое распоряжение и каждая преуспела лишь частично; а когда вышел срок их пребывания в этом мире, силы вернулись в свои владения. Оставив здесь лишь тело чародея по имени Сумрак.

Кейб сглотнул.

— Да, лишь тело, — продолжал Конь. — Неделю он лежал там, где упал. Никто, конечно, не отважился по собственной воле войти в жилище волшебника. Он и раньше не выходил целыми неделями. На восьмой день тело растаяло без следа. В то же самое время посреди Адской Равнины из лавовых омутов появилась фигура. Бурлящие стихии огня и земли не повредили ему. Темная часть Сумрака победила.

— Значит, Леди была права?! — Глаза Кейба забегали.

— Не бойся! Истории еще далеко до конца!

Темный Конь убедился, что юноша слегка расслабился:

— Вот так-то лучше. На чем я остановился? Новый чародей Сумрак, взявший себе имя Белрек, вскоре натворил такого, что ужасы, связанные с ним, затмили все последние «подвиги» Королей-Драконов. Он знал, что бессмертен, а потому неуязвим, и совершал бесстрашные вылазки. И одним своим бесстрашием выиграл многие сражения. Однако, несмотря на кажущуюся неуязвимость, Белрек, как выяснилось, многое потерял. Во-первых, часть памяти. То есть он уже не был самим собой. И во-вторых, выяснилось, что убить его все-таки можно. В один не слишком прекрасный день Иллиан из Птичьего рода пронзил его магическим посохом. Белрек рухнул оземь и видел, как утекают его жизненные силы. Иллиан сжег его тело, дабы не возродился этот чудовищный маг, но этого оказалось недостаточно. Через три дня колдун появился на опушке леса Дагора. На сей раз он поименовал себя Джельрат.

— Почему?

— Сейчас объясню. Джельрат тоже знал не все о своих предыдущих жизнях. Но достаточно, чтобы понимать, кто он такой. И, преисполненный раскаяния за свои деяния, он посвятил свою жизнь исправлению причиненного им зла и помощи людям. Он был чужд всякому злу, истинный слуга света. Теперь он понял истинную цену своему бессмертию. Каждое новое возрождение он был обречен меняться. И свет, и тьма владели им поочередно. Он обрек себя на бесконечное число жизней, то добрых, то злых, одной рукой исцелять, другой — повергать во прах. Имена скрывают его прошлое. Если он возьмет прежнее имя, что-то случится. И едва ли хорошее. Сумрака непросто убить, но страдает он никак не меньше любого человека. А может, и не так. Я лично думаю, что жизни Сумрака — части целого, незавершенного. И выбор единого имени может оказаться шагом к объединению. — Конь понизил голос. — Временами кажется, что все они думают, будто проклятие кончается вместе с их жизнью.