Елизавета Абаринова-Кожухова - Дверь в преисподнюю Страница 24

— Думаю, к вечеру вода сойдет, — мечтательно произнес король, отпив из кубка немного вина, которое ему налил паж, на сей раз, к общему удивлению, не пролив ни капли. — Кажется, нынешняя ночь прошла спокойно?

Надя украдкой пересчитала присутствующих, и ей показалось, что кого-то недостает. Очевидно, этим же занимался и синьор Данте, который, почтительно привстав, обратился к королю:

— Ваше Величество, по-моему, среди нас нет донны Клары…

— А кстати, где донна Клара? — оглядел сотрапезников Александр.

— Да, фрау Клархен — это такая женщина! — мечтательно протянул Иоганн Вольфгангович. — Отшень будет жалко, если ее скушали.

К королю подошел Теофил, во время трапезы стоявший в дверях.

— Ваше Величество, — негромко заговорил он, — спальня донны Клары заперта изнутри, и никто не откликается.

Услышав эти слова, Надя заметно побледнела, а король, как ни в чем не бывало, отпил еще немного вина:

— Господа, я уверен, что ничего особенного не случилось. Просто наша уважаемая донна Клара так тщилась встретить людоеда во всеоружии, что проспала завтрак… Перси, передай мне, пожалуйста, вон то блюдо! — И незаметно для других Александр шепнул Наде: — Боюсь, придется ломать дверь.

Похоронный обряд был в полном разгаре. Вся многочисленная челядь господина Беовульфа в темных нарядах собралась на родовом погосте Розенштернов, дабы проводить в последний путь скоропостижно скончавшегося боярина Василия. Солнце едва взошло, и капельки ночной росы живописно переливались на траве и на внушительных каменных надгробиях.

На возвышении перед разверстой могилой стоял роскошный гроб, украшенный серебряными заклепками и позолоченными цепями. Рядом с гробом «толкал» прочувствованную речь представительный господин в черном камзоле — старший дворецкий Беовульфа.

— О смерть, злодейка-Смерть, зачем ты возложила свою хладную костлявую длань на этого замечательного человека? Зачем подослала подлых убийц к его ложу? Вдали от любимого Отечества, вдали от родных и друзей…

Судя по поэтическим оборотам, можно было понять, что сочинитель сей речи обладал незаурядным талантом. Действительно, автором был собственной персоной господин Грендель, а самый первый ее слушатель, господин Беовульф, рыдал, будто малое дитя, хотя «отпеваемый» находился там же, в комнате приболотной корчмы, и внимал похоронной речи вместе с Беовульфом.

— Кто бы он ни был, этот гнусный убийца, его постигнет участь, коей он заслуживает, — продолжал дворецкий, — и мой владетельнейший хозяин, господин Беовульф, со своей стороны обещал и поклялся сделать все, дабы наказан был не только убийца боярина Василия, но и те, кто его послал!..

Участники траурной церемонии слушали надгробное слово не очень внимательно, время от времени переговариваясь между собой.

— Все-таки наш хозяин благороднейший человек, — говорил начальник псарни главному повару. — Мало того что дозволил хоронить боярина Василия на своем родовом погосте, так еще и уступил ему свой лучший гроб.

— А что же он сам не пришел на погребение? — спросил повар.

— Занемог, бедняга, — вступила в беседу горничная. — Вообще-то он очень хотел быть сам и произнести прощальное слово, но пришлось остаться дома, — и она махнула рукой в сторону замка.

Все эти разговоры велись голосами куда более громкими, чем приличествовало при погребении, и предназначались, главным образом, нескольким темного вида личностям, явно не из местных жителей, которые шныряли в толпе провожающих.

Домовой Кузька, а он и был своего рода негласным распорядителем похорон, сидел на каком-то старом надгробии, сделанном из огромного серого валуна, и подавал условные знаки, когда надо заводить разговоры. Темные личности жадно ловили ушами всю эту дезинформацию и, отойдя в сторону, украдкой записывали ее на клочки пергамента.

Рядом с валуном стояли корчмарь-леший и его друг водяной, держащий в руках венок из болотных трав и тины с вплетенными в него кувшинками. Время от времени, слушая погребальную речь, водяной начинал трястись беззвучным смехом, и тогда Кузька строго тыкал его пальцем в бок:

— Ты что, забыл, где находишься?

— Так это ж я так плачу, — хихикая, отвечал водяной.

— Эх, какого человека загубили, — вздыхал леший. — Где я еще такого постояльца найду?!

— …так покойся же, боярин Василий, с миром, — вещал дворецкий. И со слезами завершил: — И суждено душе нетленной В веках скитаться по Вселенной.

(Очевидно, сочиняя погребальное напутствие, Грендель все-таки не удержался от того, чтобы вставить туда парочку своих гениальных строчек).

Промокнувши глаза платочком, дворецкий отошел в сторону, а его место занял квартет плакальщиц-кикимор, Кузькиных знакомых. Обступив гроб, они жалостно заголосили:

— Ох ты батюшка боярин свет-Васильюшка,На кого ж ты нас покинул, горемычныих,В путь далекий ты собраисся,Во неродную землю-матушку,Во землю-матушку во болотную…

Кузька чуть заметно махнул рукой, и главный псарь спросил у повара:

— А почему гроб не открывали?

Повар пожал плечами, но вместо него ответил Беовульфов садовник:

— Да говорят, его эти злодеи так изуродовали, что глядеть страшно.

— Ну и дела, — вздохнул повар. — И кому только боярин Василий дорогу перешел?

— Да обычные лиходеи, — уверенно заявила горничная. — Решили, видать, что у него злата много, да просчитались — у боярина Василия при себе ничего-то и не было.

Дворецкий подошел к Кузьке:

— Кузьма Иваныч, может, пора завершать?

— Пожалуй, что пора, — согласился домовой и кивнул плачеям.

Те, допев очередной душещипательный куплет, замолкли, и несколько здоровенных работников стали опускать гроб в сырую землю.

Король Александр, паж Перси и несколько наиболее надежных слуг собрались перед дверью одной из комнат.

Его Величество осторожно постучал в дверь. Никто не откликнулся, и тогда, постучав громче, Александр крикнул:

— Донна Клара, отворите или хотя бы дайте знать, что вы внутри и живы! — Так как и это предложение осталось без ответа, то король велел одному из слуг: — Открывайте!

Слуга, он же, по-видимому, и королевский ключник, выбрал увесистый ключ из огромной связки, висевшей у него на шее, попытался отворить дверь, но ничего не вышло.

— Там ключ внутри, — пояснил ключник.

— М-да, нехорошо, — нахмурился король. — Ну что ж, ломайте дверь!

То, что Чаликова увидела в комнате, заставило ее, многоопытную журналистку, неоднократно бывавшую в так называемых «горячих точках», стремглав выбежать в коридор. У короля же Александра хватило выдержки пробыть там еще некоторое время и сделать кое-какие наблюдения, после чего он в сопровождении Нади удалился в свои покои.