Александра Смирнова - Нареченная тьма Страница 24

— Матиас, что происходит? Что с тобой? — допытывалась она.

Не вытерпев, я вырвал свою руку из пальцев надоедливой эльфийки, оставив у нее в руках левый рукав рубашки. Небо, как она меня достала! Сильвия порой приставучей проказы, так и норовит залезть в душу… какого черта она лезет всем помогать, даже тем, кто в её помощи не нуждается? Либо она законченная стерва, либо просто тупая, раз не понимает, что её не просят об этом, более того, не желают её помощи!

— Сильвия! — крикнул я. — Послушай меня, очень внимательно! И хоть раз подумай свой прекрасной головкой! Отстань от меня! Я не хочу ничего тебе рассказывать, и мне не нужны твои утешения! Все, что ты думаешь, оставь при себе! Хватит носиться со мной, как с тухлым яйцом, я сам могу решить, что правильно, а что нет! Просто оставь меня в покое! Я доступно объясняю?!

Принцесса от неожиданности даже отпрянула назад, испуганно на меня смотря.

— Повелитель, — внезапно откликнулся Айсер. — В таком состоянии вы только что активировали "Пыльцу". Это во многом даже больше способность, чем заклинание. Вокруг вас образуется аура страха, и она действует на всех живых существ. Коснитесь крайних рун на браслете, чтобы отключить это.

Я раздраженно мазнул по горячим символам и стремительно вылетел вон из зала, после — сиганул прямо в окно, благо было не так высоко. Я решил добраться домой пешком, лишь бы меня больше никто не трогал! Айсер, сообразив, что сейчас я не в духе, не показывался на глаза даже мне.

Сильвия хотела кинуться за мной, но Рин схватил её поперек талии, иначе принцессу было не удержать:

— Силь, успокойся! Пойми, иногда эльфа надо оставить одного… Не ходи за ним!

Как оказалось, я сделал еще хуже — к тому времени, как я неспешным шагом добрался до дома, половине Леса было известно… я старался не думать о том, что скажет мне отец или мама, потому что понимал, ничего хорошего они точно не скажут. Может, он попытается меня убить. Возможно, она меня проклянет. Я только сейчас осознал тот факт, что меня будут ненавидеть. Ненавидеть не пойми за что! Хотя нет, это как раз ясно — темная магию, из-за которой люди могут снова начать войну в лесным народом. Но я никому ничего плохого не сделал! И во мне ничего не изменилось, ведь если поразмыслить, я с самого рождения был перерождением Мельтуса Лилидан, и нет разницы, помню я это или нет… Что изменилось, что такого страшного и ужасного появилось во мне?!

Остановившись посреди леса, я запрокинул голову и громко закричал. Так громко, что моментально сорвал голос до такой степени, что не мог выдавить ни звука. Так громко, что отовсюду в стороны ринулись птицы и звери. Так громко, что в моем доме, до которого уже было недалеко, услышали этот вопль. Если бы я мог — я бы кричал еще громче, будто вместе со звуком могла уйти эта боль. Этого еще не случилось, но я знал — все от меня отвернуться, будто я виноват в том, кто я есть…

Никого не было — ни на стенах, ни во дворе, никто не встретился мне на пути. Это показалось мне дурным знаком. Даже в главном зале никого не было. По наитию я заглянул в столовую, и в точку — они были там.

Отец во главе стола, и хотя перед ним куча разнообразных блюд, он даже не смотрит на еду. Уперев локти в стол и положив подбородок на кулаки, он смотрел поверх маминой головы прямо на меня, вернее, в дверной проем, где я появился. В этот момент он гневно сузил глаза и насупил брови. Мама, угадав изменение лица отца, тут же обернулась, и на её лице отразилось облегчение.

Я даже от неожиданности сдал назад — я был готов ко всему, хоть это и не правда, но меньше всего я ожидал, что она будет так на меня смотреть — будто и не надеялась больше увидеть.

Гэврил Эспадор, как я говорил, не был похож на меня, вернее, я не был похож на него. Это был невысокий, как и любой лесной житель, эльф с белоснежными волосами. Тонкое, овальное лицо, фиалковые глаза, обрамленные ресницами, светлые брови, идеально ровные и тонкие, о каких мечтают человеческие девушки. Нос был с едва заметной горбинкой, потому что даже наши целители не смогли его вправить — когда-то его нос кто-то практически вбил ему в голову. Единственным признаком того, что мой отец уже немолод, это резкие скулы, которые портили его лицо.

Гэврил всегда носил тонкую кольчужную рубашку с позолотой поверх одежды, высокие сапоги со шнуровкой и широкий ремень, где всегда был его меч.

— Ты опаздываешь, — сказал он, сверля меня взглядом.

— Я не голоден, — ответил я и повернулся, чтобы уйти.

— Стоять!

Я услышал, как вздохнула мама, и как со скрипом отодвинулся стул отца. И слышал его нервные шаги.

— Ты ничего не хочешь сказать нам? — словно издеваясь, спросил он.

— Думаю, вам и так уже сообщили.

— Я хочу услышать это от тебя. Чтобы ты в глаза сказал мне, что уходишь и предаешь меня.

По позвоночнику прошла дрожь — ах, какие слова… словно пара стрел под лопатку. Чем же я его предал? В Зачарованных Лесах мне больше нечего делать, только всех раздражать буду. Получается, мое предательство в том…

— Мне наплевать, чьим перерождением ты являешься, — внезапно он опять заговорил, заставив меня снова, на этот раз ощутимее, вздрогнуть, — Но после того, сколько сил и времени я в тебя вложил… Черт тебя дери, Матиас, ты никуда не пойдешь!

Я почти не дышал. И ничего не понимал. Несколько минут прошло, наверное, и только тогда, когда по подбородку пробежала капля чего-то и скользнула за ворот, я понял что плачу. Без рыданий или всхлипов, даже горло не сдавили спазмы — просто из глаз текут слезы, и все.

— Мой мальчик… — тонкие руки моей матери, увешанные магическими браслетами, легли мне на плечи. — Чтобы ты там не думал, ты мой, ты — продолжение меня. Тринадцать долгих месяцев ты был внутри меня, и думаешь, после того, как я сама произвела тебя на свет, я поверю в то, что ты есть мировое зло?! Чем я заслужила такое отношение к себе, в чем я провинилась, почему ты не доверяешь мне?! Я ни за что не откажусь от тебя, Матиас, чтобы не случилось… я знаю, знаю даже лучше тебя — ты способен на многое, даже на холодный расчет и "меньшее зло", но только не на подлость, разрушение и ненависть.

— Любой божьей твари на земле хочется оставить после себя что-то, — опять заговорил отец. По голосу я понял — он едва может говорить, сдерживая то ли свой гнев, то ли… горесть. — Мне всегда казалось, как же несправедливо, что даже самые обычные люди имеют по десять сыновей… и только когда тебе почти три сотни лет, но тебе все же повезло иметь своего ребенка, понимаешь, какое это счастье… Матиас, а ты когда-нибудь думал об этом?

Часть вторая.

Вот мне интересно, чтобы вы делали на моем месте? Или Рин бы оказался в такой ситуации. А если бы Сильвия, а? Подозреваю, была бы совсем другая история… возможно, более короткая или печальная, или комичная и путанная. В мире сразу бы вдруг стало столько несуразностей, потому что ни того, ни другого, ни третьего быть не могло. Ах, и как же это здорово… местами. Иногда — отвратительно.