Елена Костромина - Трафарет вечности Страница 24

Беляев подумал, пожал плечами, подошел к зеркалу и стукнул по его поверхности пальцем. По зеркалу прошла рябь, зеркальные волны смыли отражение Федора и принесли зрелище пышнотелой красавицы, стоявшей у окна и державшей в руках письмо. При виде такой женщины Федор неосознанно приосанился, забыв о том, что перед ним всего лишь отражение в зеркале, затем по молодецки тряхнул головой, вернул свое отражение, с кислой миной осмотрел "кавалера" в домашнем халате и сеткой на волосах, сетку тут же снял, от зеркала отвернулся и пошел писать ответное послание с уверениями в своей преданности и прочая, и прочая…

Императрица волновалась. С самого утра ей было не по себе. Тот самый Хранитель, шепотки о котором она слышала с тех самых пор, как приехала в Санкт-Петербург, но никогда не решалась о нем расспрашивать, должен был прибыть сегодня вечером. В ответном письме, составленном на безукоризненном французском, полковник Беляев обещал прибыть, но требовал строжайшей тайны.

В назначенный час Екатерина сидела у окна Эрмитажа, что в парке Петергофа, наряженная в белоснежный роброн из нежнейшего бархата. Поверх него на женщину была накинута сеточка, наподобие рыболовной, только в каждой ячейке этой сети сидело по бриллианту. В руках она крутила золотую табакерку, украшенную двумя топазами.

Неожиданно, все свечи в комнате погасли. Женщина услышала хлопанье крыльев. Ее рука сама потянулась к колокольчику.

— Не нужно никого звать, Ваш Величество, — услышала она мужской голос за спиной и в тот же момент комната осветилась ослепительным светом.

Екатерина в ужасе обернулась. То, что она увидела повергло ее в столбняк: перед ней, на спинке кресла сидела птица, от перьев которой исходило огненное сияние.

— Так это правда… Ты действительно не человек… — сказала императрица, более всего на свете сейчас желавшая броситься наутек. Колени, к сожалению, были ватные, — Жар-птица…

— Да, — кивнула головой птица, взмахнула крыльями, свет померк, в комнате вновь воцарилась тьма.

Но вот свечи, как по волшебству, вспыхнули все одновременно. Рядом с креслом, на котором мгновение назад сидело диковинное существо, стоял высокий красивый мужчина, в камзоле сшитом по последней моде, и насмешливо улыбался:

— Так ты звала меня?

Екатерина кивнула, как заводная кукла:

— З-звала… Хранитель…

— Называй меня Федором. Зачем ты звала меня, повелительница?

Никогда еще Екатерина не чувствовала себя настолько ничтожной, как в тот миг, когда феникс назвал ее "повелительница".

— Я… я… — дыхание молодой женщины стало прерывистым.

— Ты, ты звала меня. Зачем? — Федор сделал шаг вперед, императрица отступила на шаг назад.

— Просить Вашего покровительства, — прошептала Екатерина.

— О! — насмешливо протянул Хранитель, делая еще один шаг, — Мое покровительство нужно заслужить.

Еще не договорив фразу, Федор в три широких шага пересек пространство комнаты, разделявшего его от испуганной женщины, и подхватил ее на руки. Императрица пискнула, как цыпленок, и уперлась руками в грудь мужчины:

— Да как Вы смеете!

В ответ Федор лишь хищно усмехнулся и впился губами в алый рот Екатерины. Поцелуй длился долго. Сначала напряженные руки женщины расслабились, затем осторожно легли на плечи захватчика, а потом жарко обняли мужчину за шею. Федор мурлыкнул и понес свою "жертву" в спальню.

Утром Екатерина проснулась совершенно одна, только на подушке лежало ослепительно сверкающее перо, обернутое листком бумаги. В руках женщины бумага истлела, но она успела прочесть:

"Буду к вечеру. Люблю. Федор."

Тайные встречи Хранителя и императрицы продолжались почти год. Самое удивительное, что эти встречи действительно остались для всех тайной. Что кто-то посещает императрицу, знали, конечно, многие. Но кто? Никому и в голову не приходило, что открытое окно императорской спальни и летящая в кромешной тьме птица предвещали бурную ночь любви.

Как-то под утро, когда Федор уже собирался улетать, Екатерина спросила:

— Федор?

— Да, Катти?

— Мне нужно перебираться со всем двором в Москву… Ты не сможешь…

Федор покачал головой.

— Значит мы расстанемся так на долго?

— Я принадлежу этому месту, возлюбленная моя Катти…

— Что мне сделать для тебя? Что бы ты не забыл меня?

— Ничего, моя милая. Я никогда не забуду тебя. Вернешься в Петербург, дай мне знать. Если захочешь, конечно. Просто напиши моим пером: "Прилетай" и выброси листок в окно. Я прилечу.

Ее императорского Величества в столице не было около года. Как только она вернулась в Петербург, то первое, что сделала — бросилась к письменному столу, извлекла из палисандровой коробочки перо, обмакнув его в чернила вывела первые буквы "При…", бросила перо на стол, разорвала бумагу и разрыдалась.

Письмо с одним словом влетело в окно кабинета в имении Беляева только через двенадцать лет. Федор несколько мгновений разглядывал необычное послание, затем, вспомнив, что оно означает, вздохнул.

Императрица, на пике своего могущества, раздобревшая матрона в блеске своей красоты, весь день наряжалась в разные туалеты, что бывало с ней крайне редко, смотрелась в зеркало, не понимала ни единого обращенного к ней слова и гневалась на всех подряд. Наконец, она остановила выбор на жемчужно-сером атласном платье безо всяких украшений, а волосы приказала заплести в косу. Как только ее приказания насчет туалета были исполнены, она повелела всем убираться из ее личных покоев и не появляться до утра.

Ровно в полночь Федор влетел в давно известное ему окно. Екатерина сидела в массивном кресле кабинета так, что бы не было видно ее лица.

— Подойди ко мне, Федор. Только не смотри на меня.

Федор ласково и необидно засмеялся:

— Девочка! Глупая моя девочка! Как же не смотреть на тебя?! Ты же стала еще прекраснее!

Императрица закрыла лицо рукой и заплакала. Федор подошел к ней и стал гладить по голове, как ребенка:

— Не плачь, не надо. Ты была молода, стала старше, когда придешь к своему концу, это будет счастливый конец, путь в рай, а я не стар, не молод, я не живу, а существую, и конца этому не будет. И если кто-то сумеет меня убить — это будет моя гибель и от меня ничего не останется. И даже любить я не могу, не смею — ведь все, все вокруг меня когда-нибудь умрут. Таковы законы природы — жизнь есть там, где есть смерть, а нам, бессмертным — бесконечное ожидание.

Екатерина прекратила всхлипывать и посмотрела на мужчину:

— Я так тосковала без тебя… Я так боялась… — договорить Хранитель ей не дал. Эта возобновленная связь длилась двенадцать лет.