Ирина Котова - Королевская кровь Страница 25

— Друзья, я не хочу никого звать. Я доверяю вам троим, а остальные…сами знаете. Никогда не можешь быть уверен, что перед тобой не затаившийся Темный. Полукровки могут не проявляться всю жизнь. А если устроим облаву, нагоним специалистов, спецслужбы, то спугнем. И ищи его потом — когда он силы наберется, как в прошлый раз.

— Чем мы можем помочь, Данилыч? — нетерпеливо спросил Макс. Его ожидала работа в лаборатории и было не до долгих разговоров.

— Прежде всего я хотел попросить вас временно поработать в Университете в качестве приглашенных преподавателей. Мартин, с тобой можно согласовать это в рамках обмена опытом и преподавателями. Обещаю, когда все закончится, провести у тебя годичный курс лекций и практикумов. Ну, соглашайся, ты же умрешь от скуки и любопытства, если не согласишься.

— Все-то ты знаешь, — широко улыбнулся захмелевший уже господин блакорийский ректор и отсалютовал ему бутылкой. — Соглашусь, если Вики меня поцелует.

Виктория, не говоря ни слова и чеканя шаг, подошла к опешившему барону, наклонилась, схватила его за грудки, подтягивая к себе, и впилась в его губы поцелуем. Макс и Алекс наблюдали только квадратные глаза шутника, виднеющиеся из-за затылка Вики.

Когда поцелуй закончился, Виктория вернулась на место, взяла бокал и иронично отсалютовала Мартину.

— Что ж сразу так пугать-то, Кусака, — проворчал пытающийся отдышаться фон Съедентент, — меня чуть кондратий не хватил. Я понял, что это серьезно. Кстати, как тебе поцелуй?

— У твоей герцогини отвратительный вкус помады, — скривилась Виктория, демонстративно оттирая губы.

— Так я ж ее не ем, — глумливо захихикал Мартин. — Ладно, я согласен. Я б и так согласился, вы ж знаете. А ты, Макс? Пересилишь себя?

Алекс повернулся к природнику:

Да, Макс, я знаю, как ты не любишь людей…

— …я не люблю тупых людей, — поправил педантичный Малыш…

— Ну что сделаешь, если почти все человечество и не-человечество тупее тебя? Но мне нужны глаза и уши. И твои репелленты. На демонов ты их еще не мешал? Вот тебе и поле для экспериментов.

— Ну что ты меня, как маленького, уговариваешь, — устало отмахнулся Максимиллиан. — Естественно, я помогу тебе. Только я жить в общаге не буду, уж уволь. Ты же знаешь, как могут доставать студенты. Буду ходить через зеркала. И никаких студенток на занятиях.

— Хорошо, — вздохнул Свидерский, — Спасибо, друже! Вики?

— Я возьму отпуск на пару месяцев. Потом ничего не обещаю. Но зато пока смогу пожить в общаге, помониторить там ситуацию. И все равно я считаю, что нам нужна помощь.

— Я обещаю тебе поговорить и с коллегами, специализирующимися на демонологии, и с Алмазом. Спасибо, что согласилась, дорогая.

— Не за что, — Виктория цапнула со стола дольку апельсина. — Хорошо, что мы снова в деле.

— Ага, — произнес вдруг ставший серьезным Мартин. — Главное, никого не потерять больше. Как в прошлый раз.

Перед уходом, пока Алекс с Мартином чертили схемы силового поля, Виктория подошла к моющему руки Максу, прислонилась к нему сзади.

— Хочешь, я пойду сегодня с тобой, Малыш?

Его спина замерла, и прошло несколько мгновений, прежде чем он глухо сказал:

— Нет, Вики, не нужно. Иди домой.

Она только горько улыбнулась. В который раз.

Глава 7

Садись, брат, хорошо, что ты проводил меня в мои покои. Да, я пьян, я пьян от того, что я живой и оттого, что они все мертвы. Мама, отец… Во мне бьётся безумная надежда на то, что они, так же как и я, как все мы, чудом спаслись…

Что тебе рассказать? Когда нас поймали в камень, я находился выше, чем ты, поэтому, наверное, и выжил. Отец с матерью парили под нами. После того, как прилетел стазис, я еще чувствовал их, чувствовал и когда мы погружались во тьму. Они успокаивали нас, помнишь? Пытались бороться, пытались спасти нас…

Иногда я думаю, что я выжил, потому что не стал бороться, а они умерли, потому что потратили лишние силы, пытаясь противостоять проклятому Седрику.

Нет, я не хочу спать. Я боюсь спать. Смешно, да? Теперь я боюсь темноты и боюсь засыпать, потому что ночью я снова оказываюсь там, под тысячами тонн скалы и задыхаюсь, бьюсь, не могу вырваться. Кто бы знал, что взрослый дракон может вести себя, как истеричка? Мне очень стыдно, но я поэтому и напиваюсь, чтобы отключиться и спать без снов…

Не надо меня жалеть, я не маленький. Ну хорошо, пусть для тебя я всегда малыш, но я тебе шею сверну, если ты еще при ком это повторишь. Да, брат, я тоже тебя люблю. Знаешь, а пойдем наверх, а? Как в детстве, посмотрим на Город на закате?

Двое очень похожих красноволосых мужчин сидят на скате крыши второго этажа дворца. Только один крепкий, с длинными волосами, завязанными в узел. Другой исхудавший, с неровно отрастающими короткими волосами. Черты лица его немного мягче, чем у старшего, а кожа отливает не перламутром, а золотом. Присмотревшись, можно заметить и другие отличия — в волосы старшего вплетен амулет, напоминающий ключ, а тело их покрыто едва видными отличающимися узорами, которые не проступают в свете солнца, зато ночью, напитанные солнечной энергией, мягко, чуть заметно светятся.

Небо светится синевой и пурпуром, огромное солнце дрожит в вечернем мареве, опускаясь за горизонт. Дворец расположен на возвышении, и Белый город, окрашенный закатом в нежно-розовый цвет ручейками улиц уходит вниз, светится огоньками в длинных и густых синих тенях между домами, гудит многоголосым Базаром, звучит вечерними молитвами в храмах богов. Они молчат и смотрят, словно подпитываясь желанием жить от тех мальчишек, которыми они когда-то были, и которые приходили сюда с мамой почти каждый вечер провожать солнце.

Младший внезапно закрывает лицо руками и трясется от горьких рыданий, всхлипывая и шмыгая носом, как в детстве. Старший, ничего не говоря, обнимает его. В глазах его тоже стоят слезы. Сейчас можно, ведь никто не увидит, как они оплакивают родителей.

— Как мы будем теперь жить, брат? Без всех них? И зачем, почему я выжил, а они — нет?

Самое забавное, что я даже не помню, как улетал с места заключения. Помню ощущение безумной легкости, я тогда еще подумал, что я наконец-то умер.

Я не помню, куда и сколько я летел. Помню, что очнулся в хижине в горах. В этой хижине жили старик и две его дочери. Старика зовут Михайлис. Он охотник, отшельник. Потом я узнал, что они нашли меня, лысого, истощенного, всего измазанного кровью, среди остатков их скудного стада из трех козочек. Добрые люди не поняли, кто я такой, подумали, что на коз напали волки, и разорвали их, а откуда взялся я — непонятно.