Галина Гончарова - Сестра (СИ) Страница 25

Васька, который это все подслушивал, по старой привычке, едва ноги унести успел. И решил сбежать. Дождался ночи, выкопал мельникову ухоронку — и дал деру.

Куда?

Вестимо, в Москву. Там‑то куда как сытнее, чем в деревнях. Да и что ему делать по дорогам? Милостыню просить?

Нет уж.

Был Васька — и не стало его. Зато в Москве прибавилось одним уличным волчонком.

Денег он в первый же месяц лишился — обокрали. Ну да, где уж мальцу против столичного ворья? Поплакал, а потом принялся устраиваться, как мог. Прибился к шайке уличных мальчишек, которые по улицам промышляли, стал помогать, жил с ними, прятался, чтобы не поймали. Кормили, правда, плохо, а то могли и по шее дать, но все ж легче было, чем у мельника. Там‑то ему и веревкой доставалось, и кнутом, и мешки ворочать приходилось…

На Москве работа была не в пример легче.

Пьяных мальчишки раздевали, ежели уснул кто под забором, не дойдя до дома. Не так, конечно, чтобы до смерти замерзли, но шапки, сапоги, зимние дохи стягивали. Могли пьяницу и оглушить, наваливались втроем — вчетвером, хватали, что под руку подвернется — это по вечерам.

По утрам на рынке промышляли. Васька — нет, у него такого таланту не было, руки к воровству не приспособлены. А вот другие ребята могли и кошелек потырить, и ножку кому подставить…

Васька, конечно, с ними ходил, на побегушках был. Пироги там, подхватить, когда торговке кто ногу подставит, заорать 'держи вора!!!' и в другой конец рынка кинуться, слепого изобразить, али там припадочного…

Плохая, конечно, это была жизнь. Несытая, тревожная, опасная.

За воровство били кнутом и тому, кто попался на первый раз, отсекали ухо. На второй раз отсекали второе и ссылали в Сибирь.

Васька понимал, что рано или поздно его ждет именно это, но и выбраться из воровской жизни не чаял. Некуда.

Затянуло его на дно — и возврата с него не было. Только и оставалось ждать, когда поймают…

Поймали Ваську, когда уже зима на убыль шла. Схватили за руку, когда Прошка подставил подножку торговцу пирогами. Все похватали по паре — и разбежались, а Ваське не повезло. Налетел прямо на стрельца и съежился, когда на запястье сомкнулись железные пальцы.

Не уберегся. Не успел…

Но вместо того, чтобы волочь его в башню, а то и на правеж, стрелец потащил его куда‑то в другое место.

На двор боярина Ивана Федоровича Стрешнева.

За зиму Софья по — новому оценила своего отца.

С одной стороны — набожность и закостенелость. С другой — выбора у человека не было. Романовы — династия новая, если захотели удержаться, надо показывать, что все идет, как от дедов заповедано. И ломать эти обычаи нельзя.

С одной стороны — мягкий и добрый отец.

С другой — достаточно жестокий человек, которому под руку в горячке не попадайся…

А впрочем, люди по природе своей являются монетками с двумя сторонами. Иначе и не бывает. Софья же оценила другое. Приняв решение — Алексей Михайлович последовательно претворял его в жизнь. И поручил выполнение окольничему Ивану Федоровичу Стрешневу.

Софья пару раз видела Стрешнева — и впечатление он произвел хорошее. Темные умные глаза, седые волосы, прямой взгляд, но о своей выгоде всегда подумает. К тому же двоюродный брат царицы Евдокии Лукьяновны, можно сказать — двоюродный дед. Кому, как не ему, потеху для внуков устраивать?

И чудо, что проморгал эту потеху Илья Данилович Милославский, дед со стороны матери. Но занят был, старался подгрести под себя Иноземный приказ.

Стрешнев же использовал полученную возможность на полную катушку. И закипела работа. Неподалеку от Коломенского, в селе Дьяковское, недалеко от окраины строился целый комплекс.

Как же обидно было Софье, что нельзя ей выехать на место, посмотреть, пощупать все своими руками. Нельзя. Не по чину…

И на том спасибо, что разрешил ей царь ехать вместе с Алешей в Коломенское, как только все построят и разрешал поехать с ними сестрице Анне Михайловне.

Но тут еще сыграла роль и репутация царевны. Царь был твердо уверен, что бесчестия она не допустит… и совершенно забывал о силе материнской любви.

А царевна полюбила двоих детей со всей силой души. Ради Алешеньки и Сонечки она бы в лепешку расшиблась, не то, что в Коломенское переехала.

Свою роль сыграло еще и то, что у царицы родился сын. Федор Алексеевич.

Микропедиатром Софья не была никогда. Но впервые увидев царевича, смогла только головой покачать.

Вялый, дохлый, не шевелится почти… нет, что‑то неладно с ребенком. Вроде как не даун, но…

А впрочем, это не ее забота. Ей же пока хотелось уехать из Кремля и подальше, подальше… с недавних пор она готова была сесть на голодную диету во дворце и зарасти грязью по уши, лишь бы не употреблять отравленную воду.

Специально‑то ее никто не травил, конечно. Но Москва недаром была названа третьим Римом. До Кремля добрался свинцовый водопровод, построенный еще в 1633 году. Некто Христофор Гэллоуэй устроил водоподъемную башню и… свинцовые трубы, чтоб его в свинцовом гробу и похоронили!!!

Естественно, дети болели.

Естественно, болели все взрослые, которые потребляли эту дрянь.

Царское семейство выезжало в Коломенское, царь ходил в походы, так что шансы не отравиться сразу у них были, но…

Рассказала об этом Софье, кстати, Анна Михайловна. Водопровод‑то был почти ее ровесником, может, года на три помладше. Вот она и решила девочку потешить рассказами о чудесах… потешила. Софью просто корежило от одной мысли, что она каждый день себя добровольно травит. И ведь никак этого не исправить. Вот что может в данной ситуации сделать трехлетка, даже если она приближается к четырем годам? Заорать: 'не пейте, вы себя травите?!'. Ну да, как же, послушали одну такую…

Сейчас ей уже было чуть полегче. К ее уму просто привыкли, как привыкают к говорящим попугаям и дрессированным медведям, да и в дружбе с наследником не видели ничего странного. И все равно девочка шла, как по минному полю.

Если сказать про отравления — надо пояснять, откуда она это узнала. А как?! Как тут поможешь и объяснишь? Нет в этом времени таких знаний, никто не понимает, что свинец откладывается в костях, губит почки, печень, вызывает уродства плода — не из‑за него ли таким родился братик Федя? Не от того ли болеют остальные?

Диверсия, однако. И от того, что по незнанию — не легче.

Софья никак не могла придумать, что сделать с водопроводом — и от этого становилось все противнее на душе. Помог случай.

Алексей Михайлович был человеком богомольным и попов во всяких видах уважал и ценил. Соответственно, затевая такое дело, как строительство школы для детей, не мог не посоветоваться… а с кем?