Юрий Никитин - Зубы настежь Страница 25

– Похоже, тебе повезло.

Рогач, вздрагивая, пятился. Я дернул за поводья, конь с готовностью развернулся. Он порывался пуститься в галоп, но палец и так ноет при каждом движении, а при тряске я вовсе сойду с ума, и я придерживал, позволяя идти только шагом. Конь все пугливо прядал ушами, я видел как испуганно поворачиваются в орбитах коричневые глаза, стараясь заглянуть себе за спину, но что удается косому зайцу, не по зубам единорогу.

Следом на трех лапах ковылял этот страшный, изодранный в клочья, зверь. Шерсть слиплась и на животе, я видел как срываются красные капли, оставляя мелкий ровный след, словно с самолета выпустили пулеметную очередь.

– Ну чего тебе? – сказал я раздраженно. – Нас тебе не одолеть. Неужели ты такой дурак?

Волк поднял огромную лобастую голову. Желтые глаза уставились в мое лицо. Тяжелая челюсть задвигалась, волк зарычал, вдруг я понял, что различаю в рыке и слова:

– Р-р-р-р... Я волк... Я волк!.. Меня зовут Остроклык...

Я пробормотал:

– Ну... черт, говорящий волк!.. Хотя, с другой стороны, тот, которого пинками из корчмы, тоже вполне по-человечьи.. Ладно, меня зовут Рагнармир. У меня в сумке есть немного хлеба и сыра. Дать?

Он покачнулся, за это время под ним натекла красная лужица. Желтые глаза на миг затянуло пеленой, но тут же гордо выпрямился, прохрипел с гордостью, достойной галльского барона:

– Ты помог мне!.. А я, Остроклык, обязан вернуть долг...

Я отмахнулся, взвыл, капельки крови веером упали на землю. Пару капель попали на волка, он с трудом повернул шею, вылизал плечо.

– Забудь, – посоветовал я хмуро.

– Нет, – прорычал волк. – Я волк из клана Острых Клыков!.. Весь клан будет опозорен...

– Я никому не скажу, – пообещал я.

– Я поклялся...

– Я освобождаю тебя от клятвы

– Никто не может освободить волка из клана Черных Клыков, только он сам!

Лапы его подгибались, он упал, глаза затянуло пленкой. Если бы издох, подумалось мне, то глаза должны смотреть невидящим взором в пространство, а так зверюга, похоже, просто сомлела как Анна Каренина...

Не понимая, зачем это делаю, я слез. Конь тут же отбежал в сторонку от волка и моих жалобных подвываний. Волк лежал недвижимо, но бок его слегка поднимался и опускался, хоть и очень медленно.

Я присел на корточки, волк выглядел жутко. Еще дивно, что выжил и ковылял за мной. Осторожно повернул ему огромную лобастую голову, стараясь рассмотреть рваную рану на горле. Пальцы погрузились в густую плотную как у крота шерсть, местами влажную, на пальцах сразу остались красные пятна.

Внезапно я ощутил на ладони его мягкий и теплый язык. Я смутно удивился, ибо даже у кошек языки как терки, а это просто шелковый, мягкий и горячий, и тут ощутил, что уже не чувствую боли.

Не веря себе, я уставился на руку. Рана появлялась и исчезала под длинным красным языком, по руке пробегала дрожь, выступили пупырышки, а рана становилась все меньше, края сближались, дно поднималось, а волчий язык двигался все замедленнее,

– Спасибо, – выдохнул я. – Теперь мы в самом деле в расчете!

Мне казалось, что волк то ли засыпает, то ли подыхает, прерывистое дыхание становилось все тише. По телу пробежала длинная как ящерица судорога, но когда я начал высвобождать руки, веки приподнялись. Мне в лицо в упор взглянули желтые как янтарь глаза.

– Я волк из клана Острых Клыков, – прорычал он. – Теперь мы должны драться до смерти...

– Почему?

– Ты оскорбил...

– Я?

– Ты считаешь, что моя жизнь стоит только этой малости?

– Да нет, – ответил я, отшатываясь. – Я не то хотел сказать!

– Только я могу решить, – прорычал он гордо, – когда придет освобождение от моего обета!

Я пробормотал:

– Но я... в квесте... А тебе надо охотиться, рыть норы, общаться с волчицами...

– А тебе?

– Что мне? А-а-а, ну, я тот волк, который не очень-то рыть норы... Но тогда тебе придется идти со мной.

Волк прорычал сурово и надменно, но теперь я уловил молящую нотку, которую он старательно прятал, явно предпочитая издохнуть, чем попросить:

– Тебе надо отдохнуть. Уже вечер. А за ночь я буду готов.

Распухшее солнце налилось багровым и сползало к горизонту. Небосвод раскалился до темновишневого цвета, кое-где застыли прилипшие комья шлака. Грязнокоричневые, неопрятные, они нависали с мрачной угрозой, мир казался злым и неприветливым.

Я расседлал коня, сам удивляясь как ловко получается, какие-то знания получаешь здесь явно при переходе в этот мир, стреноживать не стал, мы ж не на Бежином лугу, и единорог освобождено вломился в кусты. Пасть хватала зеленые листки, копыта топтали кусты в поисках птичьих гнезд, а подлые глаза блудливо смотрели по сторонам, в надежде ткнуть хоть кого-нибудь длинным рогом.

Костер воспылал от двух мощных ударов кремня по огниву... или огнивом по кресалу, неважно, ибо огонь все равно вспыхнул крохотными злыми язычками, заметался в поисках хвороста, который я забыл собрать, затем быстро вырос, трепетал от жадности и жажды жизни, и через мгновение оранжевое как солнце пламя гудело победно и мощно, я видел в быстро пляшущих языках тени скачущих коней, горящие дома, слышал визг и храп, лязг боевого железа и стук стрел о деревянные щиты.

Искры со злым шипением как крохотные бенгальские огоньки взмывали в быстро темнеющее небо. Сизый дымок сразу рассеивался, я едва улавливал его приятный горьковатый запах.

Волк следил за мной неотрывно, широкая пасть раскрылась. Красный язык и красный зев, похожий на вход в адские печи, пламенели как залитые кровью, но мурашки по моей широкой спине бегали, несмотря на все горы мышц, только при виде белых клыков размером с кабаньи и жутковатого вида двух неровных рядов острейших зубов.

– А куда идешь ты?

– За сокровищами, – ответил я.

Волк смотрел жутковатыми желтыми глазами. Поперечный зрачок сузился, мне стало не по себе. Наконец из клыкастой пасти выкатилось рычащее:

– За чем, за... чем?

– За сокровищами, – объяснил я терпеливо.

Он внимательно рассматривал, повернул с трудом голову. Желтые глаза стали еще пронзительнее. Переспросил сочувствующе:

– Выкупить попавших в полон?

– Да нет, – ответил я, чувствуя себя несколько неловко. – Просто так.

Волк переспросил недоверчиво:

– Может быть, тебе надо что-то делать с этим золотом?

– Да ничего, – ответил я. Потом вспомнил: – Ах да! Половину раздать бедным. Да нет, просто так. Пропьют, конечно, сволочи! Бедные всегда пьют. Но это уже не моя забота.

Волк медленно отвернулся. Шерсть поднялась дыбом, там пробежали крохотные искорки, затем опала, стали виднее бугры на заживающих ранах. Нехотя, словно даже рычание давалось с трудом, выдавил: