Шесть имен кота-демона - Чжан Юнь Страница 25

– Звук барабанов и музыку? – на лице Чжан Чжо промелькнуло удивление.

– Да, именно так! Звуки были не очень громкими, но я хорошо слышал гонги и барабаны, флейты и эрху… Более того, мне хотелось и дальше внимать этой мелодии!

Чжан Чжо повернулся к Ли Доцзо:

– Ты слышал ее за пределами хранилища?

Ли Доцзо покачал головой в ответ:

– Даже если и слышал, то не обратил внимания.

Хуцзи продолжил свой рассказ:

– Тогда в моей голове возник вопрос: если это хранилище было пустым и там вообще никого не было, кроме нас, и уж точно в нем не могло оказаться музыкальных инструментов, откуда же тогда доносилась музыка? Я не мог не обернуться. Неведомая сила заставила меня повернуть голову назад и осмотреться. И тогда…

Хуцзи повесил голову, голос его дрожал:

– Я увидел пару глаз… Да… пару глаз, что светились в странном тумане и смотрели на меня. Я не мог отвести взгляд, столько смертоносной силы было в этих глазах. И… они были похожи на глаза кота, которого я видел глубокой ночью… Мне стало настолько страшно, что я тут же развернулся и убежал.

Ли Доцзо махнул рукой и сказал Чжан Чжо:

– Когда я привел солдат, внутри не было ничего, кроме трех потерявших сознание цепных псов придворной армии, а серебра и след простыл.

Даже Чжан Чжо кивнул:

– Да, то, что произошло, очень и очень странно. Думаю… здесь может быть замешан кот-демон.

– Сначала я не верил в эти байки, но в последние несколько дней, после попыток понять, что же произошло, мне стало казаться, будто это единственное объяснение, – с болью в голосе сказал Ли Доцзо.

История становилась все более и более запутанной. Авата-но Махито и Шангуань Ваньэр пристально посмотрели на Чжан Чжо.

Чжан Чжо перевел взгляд на Хуцзи и спросил:

– Итак, ты слышал музыку. Тебе была знакома та мелодия?

Хуцзи на мгновение задумался и выпалил:

– Я немного разбираюсь в музыке и ритуалах. Если не ошибаюсь, в ту ночь я услышал «Песнь умеющих радоваться».

«Песнь умеющих радоваться»! Авата-но Махито и Шангуань Ваньэр обменялись испуганными взглядами. Губы Чжан Чжо растянулись в кривой улыбке.

Ли Доцзо вопрошающе поднял брови и поспешно спросил:

– В чем дело?

– Если это действительно была «Песнь умеющих радоваться», то… все сходится! – Чжан Чжо хлопнул в ладоши и повернулся к Ли Доцзо. – Черная Ярость, ты помнишь, что я рассказывал тебе о странном случае, когда некто видел стаю котов, сопровождавших повозку, нагруженную серебром и затем словно испарившуюся в воздухе у Восточных ворот храма Цзяньфу?

– Помню. Как это связано с «Песнью умеющих радоваться»?

– Напрямую связано! Те коты играли на музыкальных инструментах, пели и танцевали. И исполняли они именно «Песнь умеющих радоваться».

– Вас так послушать, можно решить, что эти коты и правда украли все серебро из хранилища! – Ли Доцзо почти подскочил на месте от удивления.

Ли Доцзо славился взрывным характером. Он выпрямился и крикнул:

– Эй, кто-нибудь, сюда!

В дверь вошел караульный.

– Собери пять сотен людей для моего сопровождения. Я направляюсь в храм Цзяньфу! – приказал Ли Доцзо.

– Военачальник Ли, зачем вам туда? – спросила Шангуань Ваньэр.

– Разумеется, чтобы найти повозку с серебром! Если стая котов-демонов исчезла в храме Цзяньфу, значит, серебро может быть спрятано там! – Ли Доцзо усмехнулся. – Если уж я взялся за дело, то мне неважно, кто противник: демон, призрак или кто-либо еще, – я уничтожу его одним ударом!

– Боюсь, добром это не кончится, – обеспокоенно замахала руками Шангуань Ваньэр.

– Почему же?

– Храм Цзяньфу не просто храм. Изначально он служил резиденцией нынешнего наследника. Сейчас этот храм важен на государственном уровне, и в нем столько наставников самого высокого ранга, что не счесть. Потому даже Ее Императорское Величество уважительно относится к земле храма Цзяньфу. А вы настолько ослеплены яростью, что готовы собрать пять сотен солдат и ворваться на светлую территорию буддизма. Не боитесь гнева императрицы?

– Боюсь, как же не бояться? Но больше меня пугает, что Ее Императорское Величество отрубит мне голову, если я не верну серебро! – Ли Доцзо холодно усмехнулся. – Не беспокойтесь об этом.

Шангуань Ваньэр знала, что Ли Доцзо славился жестким и прямолинейным характером, и если он принял решение, то его не смогут оттащить назад даже девять буйволов, поэтому беспомощно перевела взгляд на Чжан Чжо.

Чжан Чжо таинственно улыбался, игнорируя взгляд Шангуань Ваньэр. Он не только не стремился отговорить военачальника от этой безрассудной затеи, но и одобрительно кивнул:

– Я думаю, это хорошая идея. Неважно, найдем ли в храме серебро или нет, необходимо отправиться туда и все тщательно проверить. Эти случаи тесно связаны, и утерянные сто тысяч лянов серебра очень важны, будь то для страны или же для храма. Кроме того, я уверен, что монахи, служащие там, помогут нам или хотя бы не будут мешать, когда узнают наши мотивы.

– Несомненно! Придворный историограф, вы правы как никогда! – Ли Доцзо громко рассмеялся и вышел с довольной улыбкой на лице.

В мгновение ока пятьсот солдат и пятьсот лошадей были собраны и готовы к походу. Пятьсот воинов в золотых шлемах и доспехах, держа знамя придворной армии Юйлинь, подстегнули лошадей и стремительно, словно порывы ветра, покинули Западный внутренний двор, устремившись на юг.

– Если так продолжится и дальше, боюсь, наступит настоящий хаос, – устало произнесла Шангуань Ваньэр, потирая виски. Чжан Чжо сидел, скрестив ноги, обмахиваясь складным веером. Глаза его были слегка прикрыты – он никак не отреагировал на слова Шангуань Ваньэр, только уголки его рта растянулись в улыбке.

Войско покинуло дворец и Императорский город и двинулось на юг от ворот Чжуцюэмэнь, повернуло на восток в районе квартала Аньжэньфан, а затем помчалось на юг. Копыта лошадей вздымали пыль, устилавшую дорогу, и отдавались раскатами грома.

Сгустились краски ночи. Издалека послышался звук барабана – наступил комендантский час. Ночное небо хмурилось. Шел легкий снег. Луну закрывали густые облака. Спрятавшиеся в чернильной темноте широкие улицы опустели. Вскоре войско приблизилось к Восточным воротам величественного храма, занимавшего огромную территорию, по которой были разбросаны здания и павильоны. Грандиозная пагода возвышалась в темноте. От нее веяло спокойствием, словно пагода была не зданием, но архатом[22].

Звенящую тишину нарушил окрик Ли Доцзо – и пятьсот солдат спешились. Факелы в их руках так ярко освещали Восточные ворота, что казалось, будто сейчас была не ночь, а разгар дня.

– Итак, мы на месте. Это главный вход в храм. – Чжан Чжо покинул повозку и медленно подошел к воротам, высоко подняв голову и бормоча что-то под нос.

Ворота главного входа в храм были не просто дверьми, а огромным павильоном, построенным из кирпича, камня и дерева. В павильоне было три входа: левый, правый и центральный. Проем посередине был достаточно широк, чтобы через него могли бок о бок проехать две повозки. Внутри дверного проема виднелись балки и колонны, а сверху возвышалась трехъярусная надстройка высотой более двух чжанов, с золотой глазурованной черепицей, высокими скатами и расширяющимися карнизами. «Храм Цзяньфу» – гласила табличка на входе, написанная рукой императрицы в стиле фэйбай. В чертах, оставленных кистью, сквозило величие.

Главный вход в храм, кажется, ремонтировался. Дверные проемы, а также постройка над ними были окружены многочисленными деревянными рамами. Части здания были обтянуты тканью, а на земле вокруг кучей валялись кирпичи, камни и деревянные балки.

Войско Ли Доцзо подошло к вратам. Они окрикнули монахов, что стерегли ворота. Тот, что стоял во главе группы, подошел, сложил руки и сказал:

– Осмелюсь спросить военачальника…

– Открывайте, я хочу войти! – отрезал Ли Доцзо и махнул рукой.

Монах был ошеломлен:

– Военачальник пришел в мой храм с войском посреди ночи?

– Да. Открывайте. Или вы хотите выставить меня посмешищем, не пустив в храм? – нетерпеливо воскликнул Ли Доцзо.

– Нет, не хотим, – нахмурился монах.

– Чего ты там бубнишь себе под нос? Просто дайте нам пройти!

– Возмутительно! – Как раз в тот момент, когда монах размышлял, как поступить, раздался строгий возглас, и в боковой двери промелькнул другой монах, молодой.

Как же он был красив! Глаза многих загорелись.

На вид