Маргит Сандему - Страх Страница 25

Хальден превратился в изолятор. Никто туда не приезжал. «Гранд Отель» стоял пустым, никаких встреч и турниров в городе больше не происходило, магазины несли большие убытки.

Наступили тяжелые времена. Люди сидели в своих домах и смотрели в окно на пустые улицы, прислушиваясь к сигналам своего организма. Нет ли температуры? Не чешется ли кожа на голове? А эти красные прыщи под воротником? А головная боль? Отчего она? Из-за чтения при плохом освещении? Или же это нечто другое? Боли в спине — верный признак оспы. Не болит ли спина? Как же, болит!

Люди сами разжигали панику. Рвались семейные связи. Никто даже не предполагал, что такое станет возможным!

Бабушка? Она маленького роста, одета в серое. Не позвонить ли ей и не спросить ли, не она ли это была?

А тем временем по улицам продолжала бродить маленькая женщина. Внешность ее никому не бросалась в глаза, но несла на себе печать чумы. Это сама Смерть разгуливала по городу.

И люди старались подальше держаться от окон, чтобы Смерть не заметила их и не послала им свои проклятия.

Одни лишь смельчаки — или глупцы, как их все мысленно называли, ходили по улицам. Многие предприятия закрылись, потому что большинство рабочих сидело дома. Не помогло и то, что врачи на страницах газет называли все слухи преувеличенными, утверждая, что оспа так легко не передается, что прививка является надежной защитой от заражения.

Никто им не верил. В Сарпсборге с родственниками Соммеров и Ингрид Карлсен не общались, их даже уволили с работы. И все это только потому, что они находились в родстве с теми, кто был, возможно, заражен.

Страх возрастал с каждым днем по мере того, как приближался срок внешних проявлений болезни. Все без исключения в Хальдене и в Сарпсборге, поддались панике. Люди не уставали разглядывать свои запястья, лоб, грудь. А некоторые, наоборот, не решались смотреть на себя в зеркало, думать о лихорадке, головной боли или ломоте в спине. Подобно тому, как многие женщины прячут голову в песок, не желая знать о том, что у них рак матки или груди, часть населения обоих городов поступала теперь точно так же, считая, что инфекция к ним не пристанет. Но утешение фальшивыми доводами — это тоже одна из форм страха.

Жизнь в Хальдене замерла. Город казался почти необитаемым.

Страх царил в Хальдене, этом маленьком, уютном городке, расположенном у подножия крепости Фредрикстен. В Сарпсборге было почти то же самое, и великий страх распространялся, словно круги по воде, по близлежащим деревушкам. Этот страх дошел до самой Швеции, до деревень Дальсланда.

И единственный человек, который мог разрядить обстановку, бесследно исчез: та, что несла в себе смертельно опасные бациллы.

Дама в сером.

Камма очень скоро почувствовала отвращение к больничному изолятору. Она пыталась командовать медсестрами и немедленно потребовала отдельную комнату, которую ей и предоставили, поскольку у каждого была отдельная комната, а жить с ней никто не захотел.

Находясь в своей комнате, она по крайней мере раз двадцать на день звонила, вызывая медсестер, и ее высокий, переливчатый голос был слышен по всему изолятору.

Например: «Эта простыня обтрепана на краях! Да, вот здесь, посмотрите повнимательнее! Я не привыкла к такой нищете, сестра!»

В другой раз она стояла, триумфально подняв указательный палец в небо. Бедная медсестра в конце концов поняла, что ей нужно посмотреть на этот палец. Но она ничего на нем не увидела. «Пыль! — крикнула во весь голос Камма. — Пыль на стенах».

«Во всяком случае пыли тут мало… — пыталась оправдаться медсестра. — Мы регулярно делаем влажную уборку».

«Но я обнаружила пыль и в углу. А на потолке — паутину».

«До потолка можно достать, только встав на лестницу, но это может потревожить пациентов».

«Оправдания, сплошные оправдания! Это непростительная неряшливость!»

Или: «Унесите эту еду и дайте мне что-нибудь поприличнее!» Тут уж медсестра вышла из себя и сказала, что не видит ничего неприличного в ломтике рыбного пудинга, после чего Камма немедленно потребовала, чтобы вызвали директора больницы, которому она собиралась пожаловаться на непочтительность медсестры. «В моем доме горничные умеют вести себя тактично!» — кричала Камма, хотя никаких горничных у нее в доме не было, потому что ни одна из них не выдерживала больше недели.

Винни мудро держалась в стороне от своей тети, когда та закатывала скандалы.

Сама же она начала постепенно знакомиться с остальными. Она осторожно и нерешительно улыбалась всегда приветливой с ней Ингрид, пытавшейся втянуть ее в общий разговор.

Если здесь вообще мог происходить общий разговор. Ведь каждый держался от всех на расстоянии. Семейство Соммеров изолировало себя от остальных, но в конце концов фру Соммер не выдержала брюзжания Херберта и стала искать общения с другими женщинами. Шофер Калле тоже разговаривал с ними, хотя его прежняя общительность несколько пострадала от испытываемого им страха.

«Какое до нас дело окружающим? — думала Винни, сидя у окна и глядя на улицу. — Они будут только рады, если мы погибнем».

Так оно и было на самом деле. Люди снаружи чувствовали себя в безопасности до тех пор, пока зараженные были изолированы в больнице.

И никто не задавался мыслью о том, в каком непрерывном страхе живут люди в изоляторе. Как будто те, что были снаружи, даже и не считали семерых изолированных за людей.

Люди вздохнут с облегчением только после того, как найдут пропавшую женщину в сером.

Находясь в Осло, директор Брандт сказал своей жене:

— Значит, наши планы относительно этой фермы в Хвалере откладываются в долгий ящик?

— Никто из сестер Йохансен не берет трубку, — ответила его жена. — Значит, их это не слишком интересует. А мы даже не знаем, на каком острове расположена ферма. Так что придется нам остановиться на каком-то другом варианте. Где твой список пустующих домов?

Рикарду казалось, что он топчется на месте: все попытки найти даму в сером оказывались тщетными.

Совершенно отчаявшись, он решил еще раз сходить в больницу и переговорить с Винни Дален. Она была единственной, кто видел эту женщину с близкого расстояния. Но фрекен Дален была такая неразговорчивая, что ему приходится буквально вытягивать из нее слова. Ничего нового она ему так и не сказала.

Ему приходилось соблюдать обычные гигиенические меры, находиться в изоляторе только в специальной одежде и разговаривать с Винни, находясь в другом конце комнаты, что вовсе не располагало к доверительной беседе.

Стоило ему прийти, как его осаждали остальные. Он был человеком извне, а лица друг друга им уже осточертели. К тому же он приносил им новости.