Николай Ярославцев - Преднозначение Страница 25

Лодейщики предусмотрительно подвинулись. Кто знает, что на уме сейчас у мохнатого? Это он парню родич, а всем прочим кто? Крайний из них, чтобы не искушать судьбу, сдвинул на край стола ковригу свежего хлеба. Уж лучше хлебом поступиться, чем ждать, когда сам за стол полезет.

Воевода же Смур выбрал стол в углу, подальше от людских глаз, а больше того людских ушей. Так, чтобы и обеду не помешали и разговор не перебили. Сел на лавку и нетерпеливо постучал ладонью по столешнице, торопя Невзгоду. По другую сторону стола устроились Радогор с Торопкой.

Воевода поднял на мужика не очень любезный взгляд.

-У тебя, Торопка, других дел нет, как только по трактирам рассиживаться? Пошел бы лучше подсобил мертвые тела в груды сгрудить, пока от них дурным духом не потянуло, как все добрые люди делают. И староста на тебя косо смотреть будет.

-А что ему косо смотреть на меня? – Взгляд у Торопки дерзкий. Глаз не прячет. И я не под кустом близ дороги найден. Рыбного конца староста. И на воя этого, Радогора значит, я первый наткнулся. Если бы не я, так он до сих пор у ворот ртом зевал. Груды же и без меня складут.

-Не будет груд, сударь воевода. – Хмуро проговорил, не отрывая взгляд от столешницы, Радогор. – Прокляты они злым заклятием. Не будет им покоя ни на земле, ни под землей. Маяться им без погребения до скончания веку. Или пока я не отпущу.

И у воеводы, и у Торопки мороз по коже от его лютых слов!

Смур и с Торопкой забыл спорить. Себе дороже. Тем более, норов у мужика неуступчивый. Упрется и хоть кол на голове теши. Конем не сдвинешь, не столкнешь. А сейчас тем паче, коли его самого, воеводу, разбирает, что и откуда в том пришлеце кроется.

Ягодка, надо было крепко задуматься, чтобы грозного бэра, девичьим именем наградить, с ковригой во рту завалился рядом ссо столом. Хорошо, что еще за стол не полез. И по кошачьи уркая уминает его за обе щеки. Прижав ковригу, боясь чужого соблазна, обеими лапами.

А вскоре   вошел в трактир и староста.  Загремел посохом по ступеням, прошумел старческой походкой по глинобитному, высохшему до каменной твердости, полу, окидывая подслеповатыми глазами, собравшихся. Грузно, даром что  иссох весь уже, со стуком опустился на лавку важно расправил длинную белую бороду. А вместе с ним пришли еще трое.

Старосту, и это успел ему прошептать Торопка, звали Остромыслом, хотя родители нарекли его, как и Радогора, другим именем, которого не только люди, но и сам он уже не помнил. Те же, кто пришел с ним, были десятскими.

-Зверь почему здесь?

Староста строго насупил брови, бросив взгляд на Ягодку.

-Родич воя Радогора  этот бэр. От одного пращура себя считают.

Воевода с удовольствием произносил забытое давно прозвище лесного зверя. Грозно и могуче прокатывается слово по горлу. А из зубов вылетит, так и того грознее делается. А медведь? Ни то, ни се. Медоед! И больше ничего.

-Невместно зверю с людьми за одним столом быть.

Староста неуступчиво поджал бесцветные губы. И Радогор с неприязнью, не поднимая головы, посмотрел в его лицо.

-А он за стол и не лезет. Ему по за столу места хватает. – С легкость, и с неприметной усмешкой ответил  Смур.

И Радогор понял, что и сам воевода испытывает к старосте тоже чувство, что и он.

На это старосте возразить было не чем. Бэр и правда не лез на лавку, чтобы занять вполне заслуженное место за столом. Тем более, что как раз в это время покончил с ковригой и, поднявшись на лапы, требовал добавки, одновременно высматривая круглым глазом хозяина, те есть Невзгоду, имя которого он успел запомнить.

-Ему бы только брюхо набить, а за столом ли нет, все едино.

-Не много ли чести тому Радогору, что староста с воеводой его честят?

Говорит староста, а сам словно и Радогора не видит. К тому же губы в брезгливую складку складывает. И Смур нахмурился.

По старости лет Остромысл давно уже не лез в дела городские, переложив их на плечи воеводы. И появлялся на люди крайне редко, когда требовалось рассудить кого – то. Или что – то. В остальное же время предпочитал нежиться у печи, которую для него топили даже в летнюю пору. Если только не касалось его выгоды, где он был не годам ловок и проворен.

И Радогор с облегчением вздохнул, когда заметил, что трактирщик манит его рукой от очага. Поднялся, пожав плечами на немой вопрос воеводы, и пошел, огибая столы, за Невзгодой.

-Честь ли, не честь, но если бы не воин Радогор, от нашего, Остромысл, города угли и пепел остались. А кого не побили, в полон бы свели. А он, мало того, что предупредил, так и  стрелу первым со стены пустил и со стены первым прямо на их головы прыгнул. Он бы и без нас управился, кабы стены не нужны были. И слово его страшную силу имеет. Волхв первеющий, хотя сам того по молодости лет не ведает. Такого в городе оставить, ни один враг не страшен. Лесные духи ему подвластны и сама земля на его зов откликается. Бэры – родичи не бросили его, когда весь род под мечами, стрелами полег. И птица – вран на его плече не от простого времени угнездилась. Оком этой птицы я сам глядел, чтобы  набег за лесом увидеть. Вот и рассуди сам, коли Остромыслом зовешься, мы ли его честим или он честь нам оказывает.

Торопка, соглашаясь с воеводой, на каждое его слово кивает согласно головой. И воспользовавшись паузой и сам слово вставил.

-Стрелы мечет, как баба иглой шьет. Да и та, пожалуй, за ним не угонится. Ниткой стелются и каждая в око целит. Против меча же не один не выстоит. Со стены на земь, аки пардус прянул и не расшибся. А с той стены вниз посмотреть, голова кругом идет и дух захватывает. А прянул… и пропал. Только меч молниями полощет. Э, нет, староста – сударь. Не ему, нам честь с ним хлеб – соль разделить!

Но староста вроде и не слышал ни воеводу, ни Торопку.

-А ты, Смур, все своевольничаешь. Народ смутил. На стены воззвал, а меня, старосту, и словом не предупредил…

Речи смолкли, когда Невзгода появился с кувшином вина в одной руке и блюдом вареного мяса в другой. Следом за ним плыла Барсучиха с порезанным на куски окороком и мальчишка с блюдом пареной рыбы. Второй малец, стиснув зубы от старания, тащил блюдо с рыбой. И не рыбой, рыбиной. На хвост поставить ее, мальцу в рост будет. Кому предназначалось это блюдо, угадать было просто. О чем тут же Ягодка и громкогласно оповестил всех, заявляя на не свои права.         

 Но не на них были обращены взгляды. На Радогора, который стоял позади их, на голову возвышаясь над Невзгодой,  а тот ростом, пожалуй, не уступал и Смуру. Из всего, что приготовил ему трактирщик парень выбрал только пояс толстой двойной, прошитой суровыми нитками с мудреной, желтого металла, пряжкой. И пояс этот сейчас туго обтягивал его стан. На поясе, на шуйцу от пряжки, висел длинный и широкий боевой нож. Такой нож, не хуже доброго меча поможет и врага встретить. И от зверя дикого в лесу отбиться. И еще один нож, покороче, нашел для себя место за голенищем сапога. Все это в свое время Невзгода получил, как оплату за съеденное и выпитое от одного загулявшего воя – наймита. И долго думал – гадал, как это лучше пристроить. А Род послал этого загадочного парня. Рукоять меча выглядывала из – за плеча, дразня взгляд глазами диковинного зверя. В левой руке Радогор держал лук турьего рога А на другом плече неподвижно сидел его вран. Взирал угольно – черными глазами на, сидящих за столом, да так пронзителен был его взгляд, что староста, не совладав с собой, невольно поднялся с лавки.