Джон Толкин - ДЕТИ ХУРИНА (НАРН И ХИН ХУРИН) Страница 25

И случилось так, что несколько жителей Бретиля проходили мимо в тот час, возвращаясь с охоты на орков, торопясь к убежищу, что было неподалеку, за Перекрестьями Тейглина; и вот полыхнула молния, и Хауд-эн-Эллет озарился белым пламенем. И Турамбар, который вел людей, отшатнулся и прикрыл глаза, содрогнувшись; ибо на могиле Финдуилас привиделся ему призрак убиенной девы.

Но один из его людей бросился к кургану, и окликнул предводителя:

— Сюда, командир! Тут молодая женщина, она жива! — и Турамбар подошел и поднял ее, и с ее мокрых волос заструилась вода, но девушка прикрыла глаза, дрожала и не сопротивлялась. Турамбар, дивясь, что она лежит здесь совсем нагая, укрыл ее своим плащом и отнес в охотничью избушку в лесах. Там они разожгли огонь и закутали ее в одеяла, и девушка открыла глаза и посмотрела на них; и как только ее взгляд упал на Турамбара, лицо ее озарилось и она протянула к нему руку, ибо ей показалось, что она наконец обрела нечто, что искала во тьме, и она успокоилась. А Турамбар взял ее за руку, улыбнулся и сказал:

— Ну что, госпожа моя, не скажешь ли ты нам, как твое имя и какого ты рода, и какая беда приключилась с тобой?

Она ничего не ответила, только покачала головой и заплакала; и они больше не тревожили ее, пока она не поела — она с жадностью съела все, что ей дали. Наевшись, она вздохнула и снова вложила свою руку в руку Турамбара; и он сказал:

— У нас ты в безопасности. Переночуй здесь, а утром мы отведем тебя к себе домой, на гору в лесу. Но мы хотели бы знать твое имя и твоих родичей — быть может, мы могли бы отыскать их и сообщить им о тебе. Назови же их.

Но она снова ничего не ответила и расплакалась.

— Не волнуйся! — сказал Турамбар. — Наверно, повесть твоя слишком печальна, чтобы рассказывать ее теперь. Но я дам тебе имя и буду звать тебя Ниниэль, "слезная дева".

Услышав это, она подняла глаза и покачала головой, но повторила:

— Ниниэль…

Это было первое слово, что произнесла она после забытья; лесные жители так и звали ее.

Утром они понесли Ниниэль в Эфель Брандир, а наверх, к Амон Обель, вела крутая дорога, вплоть до места, где она пересекала бурный поток Келеброс. Через него был переброшен деревянный мост, а под мостом поток срывался с источенного каменного порога и ниспадал многоступенчатым каскадом в каменную чашу далеко внизу; и в воздухе дождем висели брызги. Над водопадами была зеленая лужайка, и вокруг росли березы; а с мота открывался вид мили на две на запад, на теснины Тейглина. Там всегда бывало прохладно, и в летнюю жару путники отдыхали там и пили холодную воду. Димрост, Дождевая Лестница, звался тот водопад, но с того дня прозвали его Нен Кирит, Вода Дрожи; ибо Турамбар со своими людьми остановился там, но Ниниэль там продрогла и ее охватила дрожь, так что они никак не могли согреть и успокоить ее[23]. Поэтому они поспешили дальше; но не успели они достичь Эфель Брандир, как Ниниэль уже металась в жару.

Она долго пролежала больная, и Брандир использовал все свое искусство, чтобы выходить ее, и женщины лесных жителей сидели над нею день и ночь. Но лишь когда Турамбар был рядом, она лежала спокойно и спала тихо; и вот что заметили все, кто ходил за ней: в самом глубоком бреду, как бы ни мучил ее жар, ни разу не произнесла она ни слова ни на каком языке, эльфийском или человеческом. И когда силы стали возвращаться к ней и она снова начала есть и ходить, бретильским женщинам пришлось заново учить ее говорить, словно ребенка. Но она легко училась и радовалась, словно человек, вновь обретающий затерявшиеся сокровища, великие и малые; и когда она наконец выучила достаточно слов, чтобы говорить с друзьями, она стала спрашивать:

— Как называется эта вещь? Я потеряла ее имя во тьме.

И когда она снова смогла ходить, она часто посещала дом Брандира: ей больше всего хотелось узнать имена всего живого, а брандир хорошо разбирался в таких вещах; и они часто бродили вместе по садам и полянам.

И Брандир полюбил ее; когда она набралась сил, она часто подавала хромому руку, и называла его братом; но сердце ее было отдано Турамбару, и лишь ему улыбалась она, и смеялась лишь его шуткам.

Однажды вечером, в пору золотой осени, сидели они рядом, а склон холма и дома Эфель Брандир пылали в лучах заката, и было тихо-тихо. И спросила у него Ниниэль:

— Теперь я знаю, как называются все вещи, только твоего имени я не знаю. Как тебя зовут?

— Турамбар, — ответил он.

Она замерла, словно прислушиваясь к какому-то отзвуку; потом спросила:

— А что это значит? Или это просто тебя так зовут?

— Это значит Властелин Черной Тени, — ответил он. — Ибо и у меня за спиной лежит тьма, Ниниэль, и она поглотила многое, что было мне дорого; но теперь я, кажется, взял над ней верх.

— Значит ты тоже убежал от нее? Бежал, бежал, и прибежал в эти прекрасные леса? — спросила она. — А когда тебе удалось спастись, Турамбар?

— Да, — ответил он, — я бежал много лет. А спасся я вместе с тобой. Пока ты не пришла, Ниниэль, было темно, но с тех пор стало светло. И мне кажется, что я обрел то, что тщетно искал много лет.

И, возвращаясь в сумерках домой, он говорил себе:

— Хауд-эн-Эллет! Она явилась с зеленого кургана. Что это — знамение? Как же понять его?

И вот благодатный год прошел и наступила мягкая зима, а за ней — еще одно красное лето. В Бретиле было мирно, лесные жители держались тихо и не покидали границ своих земель, и из соседних краев никаких вестей не приходило. Ибо орки, что в те времена стекались на юг, в мрачные владения Глаурунга, или приходили как соглядатаи к границам Дориата, чурались Перекрестий Тейглина и обходили ту реку далеко с запада.

А Ниниэль теперь была совсем здорова, набралась сил и стала прекрасна; и Турамбар, не таясь более, попросил ее руки. Ниниэль была очень рада; но когда об этом узнал Брандир, у него на сердце стало неспокойно, и он сказал ей:

— Не спеши! Не думай, что я желаю тебе зла, но я посоветовал бы тебе подождать.

— Ты всегда желаешь лишь добра, — ответила она. — Но почему ты советуешь мне подождать, о мудрый мой брат?

— Мудрый брат? — переспросил он. — Скажи лучше, хромой брат, нелюбимый и немилый. Даже не знаю, почему. Но на этом человеке лежит тень, и мне страшно.

— Была тень, — возразила Ниниэль, — он мне сам говорил. Но он спасся от нее, как и я. А разве недостоин он любви? Теперь он держится скромно, но ведь раньше он был великим вождем, все враги бежали, едва завидев его, разве нет?

— Кто тебе это сказал? — спросил Брандир.

— Дорлас, — ответила она. — Разве он сказал неправду?

— Правду, — сказал Брандир, но ему это не понравилось — Дорлас был предводителем тех, кто стоял за войну с орками. Брандиру все же хотелось как-то удержать Ниниэль, и поэтому он сказал: