Юлия Латынина - Инсайдер Страница 25

Стражники подхватили крестьян под мышки и стали привязывать их к столбам, а управляющий напустился на них:

– Дело ясное! Эти двое сговорились с разбойниками, ограбили и убили моего слугу! В дальнейшем вы намеревались все вчетвером ограбить усадьбу, но, так как вас арестовали, бродяги принялись за дело вдвоем! Отвечайте: где вы их подцепили? А я-то пытался за вас заступаться перед господином, передал ему вашу сестру, чтобы он был снисходителен!

Старший крестьянин молчал и только плакал, а тот, что помладше, визжал, что он не виновен.

– Сорок плетей им! – распорядился управляющий.

Тут толпа зашевелилась, и из нее выбрался Киссур. Он был в чистой рубахе и синих штанах, и его белокурые волосы были стянуты в пучок и перевязаны широкой лентой с изображением белого кречета; в руках Киссура был пистолет, но и без всякого пистолета Киссур возвышался над управляющим на добрую голову. За могучими плечами Киссура висел холщовый мешок.

– Эй, Ханни! Это какую такую девицу ты мне передал? – спросил Киссур.

Управляющий глянул на Киссура и как будто стал вполовину роста. Он сбежал с помоста и бухнулся хозяину в ноги.

– Сколько, ты говоришь, у меня украли? – продолжал Киссур.

– Четыреста тысяч ишевиков, – сказал управляющий, – это была вся выручка за продажу масла и леса. Та к получилось, господин Киссур, что я счел нужным продать тот лес, что слева от Гремячьего Лога, а деньги за сделку я положил в сейф, стоящий в спальне.

– А украли ли из сейфа что-нибудь другое, кроме денег? – спросил Киссур.

– Никак нет, господин Киссур, – сказал управляющий, – больше ничего там не было.

Тут Киссур снял мешок с плеча и вытряхнул все, что в нем было, прямо на деревянный помост, сооруженный рядом с позорными столбами: а красных с белым сертификатов там уже не было.

– Я, Ханни, – сказал Киссур, – когда давал тебе это поместье, сказал: «Не притесняй людей, бери с человека десятую долю». Вчера я шел мимо, с моим другом, и решил посмотреть, как ты выполняешь мое указание: и когда ты арестовал людей, которым я дал деньги, и вдобавок сказал им, что это я обесчестил их сестру, которой я в глаза не видал, мне показалось, что ты выполняешь мое указание как последняя свинья: что ты пьешь мозг и кровь народа. И я решил заглянуть в твой сейф, и, во-первых, я унес из него не четыреста тысяч, а шесть с половиной тысяч ишевиков, а во-вторых, я унес из него долговые акты, на которых стоит моя подпись: и это поддельная подпись. И я понял, что лазил в этот сейф не зря, потому что вряд ли бы ты показал мне эти поддельные акты!

Управляющий ничего не мог говорить, а только гукал и ползал у ног Киссура.

– Признавайся, – рявкнул Киссур, – сколько девок ты продал в публичные дома, а вину валил на меня?

– Да человек двадцать, – раздалось из толпы.

Тут Киссур налетел на управляющего и раздавил ему нос и многое другое, а потом велел взять его и повесить на столбе. Сначала Киссур приказал повесить его за шею, но потом, по просьбе Бемиша, смягчился и приказал повесить его за ноги, а уездный начальник бегал рядом и очень усердно помогал охранникам.

Двоих крестьян отвязали от столбов; старший ничего не говорил и только плакал, а младший выглядел изумленным, как будто вернулся с того света.

К полудню в усадьбу стеклись сотни крестьян.

– Вот оно, оказывается, в чем было дело! – говорили крестьяне. – Проклятый управляющий и нас обманывал, и хозяина водил за нос! Спасибо, хозяин приехал и разобрался!

Киссур сел на возвышении у позорного столба, на котором висел управляющий, и стал возвращать крестьянам закладные, а уездный начальник сидел у его ног и ставил печать на том, что подписал Киссур.

Теренс Бемиш стоял рядом с Киссуром часа три, а потом, когда ему это наскучило, он тихонько протиснулся сквозь толпу и отправился посмотреть на усадьбу: прошлым вечером он не видел ничего, кроме хозяйственного двора.

Усадьба была загляденье: флигели утопали в зелени и цветах, по зеркальной глади пруда плавали разноцветные мячики; за цветущими рододендронами и азалиями отыскались искуственный водопад и резная беседка; в господском доме, кроме затянутых шелком стен, имелись также в наличии климат-контроль, поликристаллические экраны и невиданное количество порнографических чипов.

Когда Бемиш спустился в главный двор, крестьян там уже не было. Они стояли за воротами, перегорженными редкой цепочкой охранников, шепчась и вытягивая шеи, а во дворе двое белокурых варваров загоняли управляюшего в багажник машины. Управляющий повизгивал, но лез.

– Ну, как я поступил? – спросил Бемиша Киссур.

Он напомнил Бемишу хозяина бойцового петуха, выигравшего сражение.

– Если бы справедливое устройство общества, – сказал Бемиш, – зависело от количества людей, которых загоняют в багажник, то ваша империя была бы самым справедливым местом во Вселенной. Однако все обстоит противоположным образом.

Киссур нахмурился.

– Дело не в том, – пояснил Бемиш, – чтобы загонять бесчестных чиновников в багажник. Дело в том, чтобы поставить чиновников в такое положение, чтобы они не могли обижать народ.

– А как тебе нравится эта усадьба?

– Чудное место, – усмехнулся Бемиш, – здесь можно построить рай или, по крайней мере, дивную птицеферму.

Белокурый бандит расхохотался и хлопнул его по плечу.

– Тогда она твоя!

Бемиш изумился.

– Я не могу принять такой подарок.

– Почему? Ты сам заявил, что дело не в том, чтобы набить морду плохому хозяину, а в том, чтобы найти такого, который не станет красть. Рассуждать ты горазд, а как до дела – в кусты.

– Но я даже языка не знаю!

Но Киссур и слушать ничего не хотел.

– К тому же тебе надо где-то жить, – заявил он, – ты обязательно заполучишь эту компанию себе в карман, вот увидишь! Я выпрошу ее для тебя у государя.

Тут бывший премьер-министр вытянул голову, сунул в рот два пальца и залихватски свистнул.

– Эй, Ханадар! – закричал он, – как он лезет! Ноги-то, ноги пусть подберет! Или отрежь их к бесовой матери!

Бемиш проснулся поздно утром. Солнце билось в раскрытое окно, плясало на яшмовой морде божка, оскалившегося над дверью, на серебряном старинном светильнике, оканчивавшемся белым пузырем световой трубки. Бемиш с трудом вспоминал вчерашнее: «Была драка… Потом все пили… Боже! Он подарил мне усадьбу!»

Бемиш подскочил в постели: на столе лежал листок с дарственной. Та была оформлена еще вчера, перед пирушкой. После пирушки все собрались уезжать, и так как Теренс был немного пьян, он тоже полез в машину.

– Ты уверен, что хочешь с нами? – спросил с кривой улыбкой Киссур.