Марина Дяченко - Любовь и фантастика (сборник) Страница 25

Она смотрела, склонив голову к плечу; ему так хотелось, чтобы она разомкнула губы.

– Был ли я прав? – спросил шепотом.

Она печально улыбнулась.

И все померкло.

КОНЕЦ

Демография

Был ноябрь. Суббота. День прозрачный как стеклышко, холодный и очень короткий.

Анюта сидела в кафе-подвальчике, а напротив сидел темноволосый парень по имени Леша. Полчаса назад они случайно познакомились на выставке восковых фигур.

Перед Анютой стояла на столе вазочка с мороженым и стакан с апельсиновым соком. Перед Лешей – чашечка кофе и «наперсток» с коньяком. Рядом в нетронутой пепельнице лежала нетронутая сигарета.

Анюта боялась лишний раз поднять глаза. Боялась ошибиться. Боялась, что Леша окажется не таким уже похожим на парня, которого Анюта видела однажды на цветной фотографии. А ей хотелось, чтобы сходство – или вера в сходство – подольше не исчезало. Чуть выдающиеся скулы, тонкий нос и очень темные глаза – «миндалевидные», повторяла про себя Анюта. Как у уссурийского тигренка.

Сладкая кашица на дне вазочки неумолимо заканчивалась. Анюта вдруг испугалась, что вместе с мороженым закончится и знакомство, тогда они выйдут из подвальчика, распрощаются – и все.

– Может быть, еще кофе или чая? – спросил Леша. Он избегал обращаться к Анюте напрямую – не знал, говорить ей «вы» или «ты». На «вы» получалось слишком натянуто, на «ты» – слишком развязно…

– Да, – радостно согласилась Анюта. – Чай…

Леша ушел к стойке, а Анюта посмотрела на свое отражение в металлическом плафоне настенной лампы. Вид был, словно в кривом зеркале, Анюта смутилась и полезла за пудреницей, и даже успела открыть ее – под столом, но в это время Леша вернулся, и Анюта тайком убрала зеркальце в сумку.

– Я попросил, чтобы музыку поменяли, – сказал Леша.

И действительно – карамельная песенка, такая затертая, что Анюта почти не слышала ее, сменилась вдруг очень приличным джазом.

Толстенькая официантка принесла Анюте чашку чая с лимоном. Анюта взялась за ложечку, звякнула, помешивая, глядя, как отражается свет на горячей поверхности подкрашенной сладкой воды.

И наконец-то завязался разговор.

Итак, Леша был студентом политеха. В будущем видел себя классным инженером. Подрабатывал радиомонтажником в какой-то мастерской, потому что любил запах расплавленной канифоли. Много читал – в основном те же книги, что и Анюта. Театр не любил, считал скучным, предпочитал кино.

Анюта взялась переубеждать. Вызвалась собственнолично проводить нового знакомца на самые интересные и значимые, с ее точки зрения, драматические спектакли; Леша признался, что у него на неделе мало времени и, честно говоря, цена билетов очень часто огорчает студента… И плавно перешел на обстоятельства Анютиной жизни: а она где учится?

Анютин чай остыл. Ломтик лимона раскис и разбух, а она все помешивала, помешивала ложечкой, а стрелка часов на запястье все ползла и ползла, и скоро – через пять минут – надо будет подниматься и уходить…

– Я на демографии учусь, – сказала Анюта, одновременно гордясь и стесняясь.

Леша сидел перед ней, глаза у него были уже не миндалевидные – круглые глаза, будто две темные виноградины.

– На демографии? Что, на первом курсе?

Анюта и без него знала, что выглядит моложе своих лет.

– На третьем, – сказала она, чувствуя, что ей неприятно Лешино удивление. – А что такого?

В последних ее словах прозвучал неприкрытый вызов.

– Так что, – тихо спросил Леша, – у тебя уже дети есть?!

– Сын, – сказала Анюта с достоинством.

– Сколько же тебе лет?

– Девятнадцать, – Анюта подняла подбородок.

Леша молчал.

– А второй ребенок появится весной, – сказала Анюта, будто намереваясь его добить. – А всего их будет восемь или девять, потому что я собираюсь в аспирантуру. И, знаешь ли, не надо делать такое лицо… И вообще – до свидания.

Она поднялась, чувствуя, что надо убираться как можно скорее – раньше, чем слезы одолеют хрупкую плотину ее гордости. Секунда ушла на то, чтобы оценить расстояние до дверей в туалет… Но если она разревется в туалете, то все кафе потом станет свидетелем ее позора, да и время поджимает, нельзя ведь сидеть в сортире – в слезах – до полуночи…

И она пошла к входной двери, изо всех сил сдерживая детский обиженный рев. Она не могла понять, что именно вогнало ее в истерику – моментально, на ровном месте! Ведь и прежде ей встречались парни, относившиеся к ее будущей профессии чуть ли не брезгливо; странно, тогда это ее нимало не заботило. Были и другие – те клевали на «девочек с демографии», как голодная рыба на толстого червя…

И на тех, и на других она плевать хотела с высокой колокольни.

– Аня! Погоди!

Ее поймали за рукав. Анюта, не глядя, вырвалась; надо же, все кафе стало свидетелем бурной романтической сцены…

Она вышла на улицу. Было уже темно. Холодный ветер продувал насквозь, Анюта знала, что ей нельзя простуживаться.

– Аня… Да я же ничего такого не хотел! Да чем же я тебя обидел, послушай! Ну прости, я просто от неожиданности, я ничего такого не думал, и думать не думал… Да стой же!

За углом ветра не было, и Анюта наконец-то остановилась.

– Ну скажи, почему ты обиделась? Я просто никогда не видел девочек с демографии, я же не знал, что они такие!

– Какие? – спросила Анюта, чувствуя, как стремительно остывают на холоде мокрые ресницы.

Леша смутился. Взял ее за руку:

– Ты перчатки потеряла. Они на пол упали. Вот.

И вложил в ладонь два мягких шерстяных комочка.

Пошел снег.

– Спасибо, – сказала она шепотом.

– Пожалуйста, – отозвался Леша. – Послушай… А ты…

И замолчал.

– Что? – спросила Анюта.

Был зимний-зимний вечер. Свет казался синим. Снег казался легким, как алюминий.

– Ты когда-нибудь целовалась? – тихо спросил Леша.

Она хотела сказать ему, кого он напоминает ей. Но не сказала. Смутилась.

Из Анютиного класса на демографию пытались поступить сразу пять девчонок. Ленку отсеяли после медосмотра, Юльку зарубили на собеседовании, вторая Ленка завалила химию, а Ирка не добрала баллов.

Конкурс был – тридцать человек на место. Мама только руками развела, когда увидела списки поступивших, а сама Анюта еще боялась – вдруг ошибка? Вдруг ее приняли по недоразумению и скоро выгонят?

Первокурсницам предстояло выбрать фенотип ребенка. Только внешность – но ни в коем случае не пол; на новеньком курсе царили веселье и суматоха. Все носились с анкетами, советовались и хвастались, все сперва хотели голубоглазых блондинов, но потом почти все одновременно решили, что «это пОшло». Две девчонки захотели мулатов, пятеро «заказали» зеленоглазых, трое все-таки настояли на высоких блондинах, а Анюта написала в анкете, что хочет ребенка черноволосого, круглолицего и с белой кожей. И опять-таки испугалась – а вдруг не получится сразу забеременеть?!