Gedzerath - Стальные крылья Страница 25

– «Так-так-так, продолжайте! Что вы делали? Почему комната выглядит так, словно в ней резвились параспрайты? Куда делась неоперабельная опухоль и метастазы из ее головы? Откуда эти следы гноя по всей палате?» – доктор Грин желчно рассмеялся – «Вы там что, духов в помощь вызывали, что ли?».

Кажется, при этих словах, я вздрогнул. «Да что они, сговорились тут все?!» Я медленно повернулся на кровати, очень внимательно уставившись на врача. «Так-так-так… А вот и первый кандидат на допрос с пристрастием! Ну, счаз мы узнаем, что тут за некрофилы появились, в этом вашем будущем…» Видимо, какая-то из этих мыслей столь явно отразилась на моей морде, так как Грин, до этого момента стоявший рядом с кроватью, резко дернулся по направлению к двери. На его морде на мгновение мелькнула тень испуга, которую я так же не пропустил, внимательно глядя на врача. Однако от копытоприкладства и получения тяжелых телесных повреждений его спасла медсестра, вихрем ворвавшаяся в палату.

– «Доктор Грин! Доктор Грин!» – она перевела дух, прислонившись к косяку двери – «Внизу – кантерлотские гвардейцы! Скоро прибудет принцесса!». При этих словах врач вскочил и, бросив на меня испуганно-настороженный взгляд, поспешно вышел за дверь.

– «Проследите, чтобы пациентка никуда не отлучалась из палаты! Принцесса наверняка захочет побеседовать с ней…» – донесся до меня его голос, приглушенный закрывшейся дверью. «Вот, blyad , попал – так попал! Гипс снимают, клиент уезжает!»

Вскочив, я лихорадочно огляделся вокруг. «Ндяяяя… Как говорится – ни зарезаться, ни удавиться! Нечем, блин! Хотя…» Я подскочил к вешалке, стоявшей в противоположном углу. Это была старая стальная конструкция в духе сороковых-пятидесятых годов двадцатого столетия – тяжеленная палка с вычурными, извитыми крючками и гнутыми ножками. Ее тяжесть едва не свернула мне челюсть, пока я, как можно незаметнее, тащил ее к двери. Лишившись крючков для одежды, она идеально легла в проушину на ручке двери. «Будь благословлен недоумок, навешивавший в общественном месте двери, открывающиеся наружу! Теперь им придется попотеть, прежде чем они смогут зайти сюда. А тем временем я…»

Ручка двери вздрогнула, затем затряслась в тон сначала недоумевающим, а затем и раздраженным голосам из коридора. Я широко распахнул окно и поперхнулся от холодного зимнего воздуха, вихрем ворвавшегося в палату. Уже вскарабкиваясь на подоконник, краем глаза я заметил, что металлическая палка, столь доблестно оборонявшая мои тылы, вздрогнула, и окутавшись каким-то свечением, неслышно освободила дверь. Но было уже поздно – я вывалился из окна на узкий, занесенный снегом карниз и, широко взмахнув крыльями, полетел в безлунную ночь.

Глава 9. Салатик и истерика прилагаются.

Вопреки моим опасениям, ночной полет оказался не так страшен, как мне представлялось – сказалось наличие города, не позволявшего разгуляться пронзительным зимним ветрам. Сделав судорожный рывок в черное небо, я успокоился только тогда, когда освещённое фонарями здание больницы пропало за стеной медленно падающего снега и под моими крыльями пронеслись первые крыши домов. Понивилльский госпиталь стоял несколько на отшибе от остальных построек, и я не опасался возможной погони. Вряд ли у них есть на меня что-то, что может повлечь за собой необходимость «ловить и не пущать» строптивую пациентку. «Действительно, что это я психанул и сорвался неведомо куда, ночью, без одежды, да еще и из-под носа самой правительницы этой страны?» – рассуждал я, ежась на холоде и наматывая круг за кругом вокруг городка, с надеждой поглядывая вниз – «Может, стоит вернуться? А что я им скажу?». Сказать мне было действительно нечего, но и перспектива провести ночь в воздухе, голышом, меня абсолютно не прельщала. Снег валил все гуще, оседая на маховых перьях тонкой изморозью и превращая их в плохо гнущуюся жесть. Сделав очередной круг, я понял, что с таким аккомпанементом можно было и не лететь обратно в больницу – меня запросто можно будет отыскать по громкому «фьють-фьють-фьють» обледеневших крыльев. Наконец, устав, я присел на ветку какого-то огромного дуба, росшего на окраине Понивилля, и, нахохлившись, принялся отогревать ноги, поочередно пытаясь растереть их заледеневшими копытами. Получалось это из ног вон плохо, хотя возня и акробатические упражнения в стиле «усиди на ветке, зажав под мышками задние ноги» придали мне своеобразной бодрости, а жителям дерева – забавный квест «угадай, кто там темной ночью шумит за окном?». Странно, но обитателям пришлась не по вкусу моя возня, и на находившемся подо мной балкончике появилось странное двуногое существо с забавным гребешком на голове. Широко зевая, оно пошарило лапами по перилам, а затем – запустило в меня снежком. Попадание было стопроцентным – увесистый комок снега четко влепился мне прямо под хвост, который я, вместе с задницей, свесил с противоположной стороны ветки исключительно для поддержания равновесия. Однако сей вынужденный эксгибиционизм был жестоко, и совсем несправедливо покаран. Взвизгнув, я пулей сорвался с ветки, но окоченевшие крылья двигались слишком медленно, и следующей моей остановкой стал большой и довольно холодный сугроб в основании дерева. Падение вкупе с вырвавшимся у меня визгом разбудило и остальных обитателей этого древесного дома – вынырнув из сугроба, я увидел, как окна странного жилища осветились, и изнутри раздался чей-то заспанный голосок. Нужно было срочно делать крылья, но уйти неотомщенным было выше моих сил. Собрав как можно больше снега, я метнулся к закрывающейся балконной двери и одним мощным движением запустил слипшуюся в моих копытах кучу прямо в сужающуюся полосу света.

– «Я твой дуб балкон шатал!» – проорал я, удаляясь от дерева. Позади себя я слышал хлопанье окон и дверей – видимо, обитатели всполошились не на шутку, и я мог их понять – не каждую ночь в твое окно влетает небольшой сугроб. Вскоре снежная завеса скрыла от меня и этот странный дом. Чувствуя, что вновь начинаю замерзать, я принялся энергично работать крыльями, концентрическими окружностями облетая городок. Наконец, мои усилия были вознаграждены, и под одним из деревьев, стоявших возле городской площади, я обнаружил наш фургон.

Покрутившись вокруг него и не заметив чего-либо подозрительного (например, армии стражников в засаде) я, наконец, приземлился на толстую ветку, проходящую над крышей фургона. На этот раз я устраивался гораздо основательнее, тщательно следя, чтобы наиболее уязвимые части тела были недоступны «вражескому обстрелу». Густая крона дерева, укутанная шапками снега, хорошо защищала меня от усилившегося снегопада, создавая ощущение огромной беседки, из которой я мог невозбранно любоваться на подсвеченную одинокими фонарями стену снега. Свет в домике был погашен, только старая керосиновая лампа, висящая над столом, мягко подмигивала мне из окошка крошечным ночником. Видимо, Бабуля спала, и я не собирался вламываться в дом только потому, что поддавшись панике, улизнул от «первой леди» страны. Хотя… «Молестия» жеж… Большие крылья, расправленные на спине, давали какое-никакое а тепло, и я вновь погрузился в раздумья.