Джин Вулф - Чародей Страница 25

Впрочем, никто никогда не видел их жен.

Кабан внезапно появился из темноты, и я натянул тетиву до уха и выпустил стрелу. Кабан, угольно-черный в лунном свете, резко дернул головой, с шумным плеском бросился по отмели обратно в реку, потом развернулся кругом, готовый вступить в схватку с Гильфом, но в следующий миг упал на колени и завалился на бок. Тушу кабана отнесло течением на пару шагов от места, где он испустил дух, но не дальше.

Из темных зарослей выскочил Гильф:

– Хороший выстрел!

– Спасибо. – Я ослабил тетиву и закинул лук за плечо. – Он тебя не поранил?

– Даже не зацепил. – Гильф вошел в реку и принялся лакать воду.

На свежевание и потрошение кабана ушло около часа. Я отрубил голову и передние ноги (на одну из которых Гильф заявил права), а все остальное взвалил на плечо. Обратно мы двигались медленнее, но идти было недалеко.

– Голоса. – Чтобы сказать это, Гильф выпустил из зубов кабанью ногу. Инстинктивно он поставил на нее лапу. – Слышите?

Я помотал головой.

– Я ее не знаю.

Он снова подхватил с земли кабанью ногу и потрусил вперед.

Когда Гильф приблизился к костру, она встала – и на какой-то миг мне показалось, что она будет подниматься вечно. Спутанные светлые волосы до плеч, худое лицо с тяжелой челюстью и огромными глазами, шея толщиной с мою ляжку, широкие покатые плечи и высокая грудь, прикрытая куском шкуры. Толстые веснушчатые руки, пальцы с когтями. Высокая талия, широкие бедра под рваной юбкой и мощные ноги с ободранными костлявыми коленями, которые бросились мне в глаза даже при слабом свете костра.

– Привет, – сказала она голосом, ниже мужского. – Вы сэр Эйбел? Привет. Я Хела, ее дочь. Она говорит, все в порядке. Это еда?

Герда тоже встала, головой она не доставала дочери до пояса.

– Вы ведь не сердитесь, сэр? Я… мне не следовало, знаю. Только она… она по-прежнему…

– Ваша дочь.

– Да. Да, сэр. Моя малышка, сэр. – Последние слова Герда произнесла без тени иронии.

Проснувшийся Анс сел на земле и вытаращился на Хелу. Бертольд с трудом поднялся на ноги и стал шарить руками в воздухе:

– Хела? Хела?

Хела опасливо попятилась, хотя была на три головы выше старика.

– Берт тебя и пальцем не тронет, – мягко сказала Герда.

– Хела. – Он наконец нашел ее рукой. – Я твой отец, Хела. Твой приемный отец. Разве Герда никогда не рассказывала про меня, Бертольда Храброго?

Я опустил кабанью тушу на землю рядом с костром.

– Ты ушла до того, как я попала к Бимиру, и Бертольд Храбрый тоже ушел навсегда. Теперь он Бертольд Слепой. Вот что они с ним сотворили. Но ты осталась прежней, Хела. Все той же девочкой, которую твоя мама любила в далеком прошлом.

Хела присела на корточки и обняла старика.

– Ах, Хела, – тихо промолвил Бертольд. – Ах! Ах, Хела!

И простые эти слова звучали как музыка.

– Может, нам зажарить немного мяса? – Анс стоял подле меня с несколькими свежесрубленными ветками в руках.

– Думаю, тебе лучше лечь спать.

– Страсть как кушать хочется, сэр. – Когда я заколебался, он добавил: – Я возьму, сколько вы позволите, не больше.

– Бери сколько хочешь. Поджаришь кусок для Бертольда?

– Да, сэр. С радостью. И для нее тоже, сэр, она захочет заморить червячка.

– Не сомневаюсь. Но она может сама себе приготовить. Если она хочет есть с нами, она должна с нами работать – и будет лучше, если она с самого начала это усвоит.

– И для вас тоже, сэр. Почту за честь, сэр.

– Если Хела может сама себя обслужить, я тоже могу. – Я снял с плеча лук, сел у костра и взял у Анса одну из веток. – Будь добр, отрежь мне кусок.

– Да, сэр. Еще не ложились, сэр, да?

– Да, но поспать следует. Лягу, когда поем.

Однако, когда Анс, Бертольд и Герда снова заснули, и даже Гильф заснул, лежа на боку и похрапывая, и одна только Хела осталась сидеть на корточках у костра, с насаженным на вертел куском мяса размером с два моих кулака, я еще долго сидел с ней, время от времени задавая вопросы и часто погружаясь в молчание, чтобы обдумать ее ответы.

– У меня не так хорошо подвешен язык, – сказала она, – чтобы красиво болтать и услаждать слух мужчин. Иначе я бы неплохо устроилась в любом доме, где мне прислуживали бы старухи да рабы вроде моего новоиспеченного отца и на ужин подавали бы целого быка, когда я пожелаю. – Она рассмеялась, и я увидел, что зубы у нее вдвое больше моих. – Но вы сами видите, какая я, сэр рыцарь. Какой инеистый великан захочет взять меня в жены? Они любят своих соплеменниц, которые бегают к ним по ночам из Йотунхоума. Или южных женщин, крохотного росточка, с умелыми руками и медоточивыми устами. «О! О, какой ты огромный! Возьми меня!» Поэтому я отправилась в Мышиные горы, на поиски мужчин своего роста, и нашла, и служила им, как женщина служит мужчине, и в награду получала лишь тумаки да шишки.

– Они прогнали тебя? – спросил я.

– Пинками. Заметили мой нож?

Я кивнул.

– Он не заметил! – Хела басовито рассмеялась. – Говорят, на юге живут так называемые мужчины, которые бледнеют при виде стального клинка. Глупцы! Таким ножом не отнимают жизни.

– Сколько тебе лет, Хела?

– Я уже достаточно умна, чтобы отличить кота от катафалка. Вас беспокоит, что я прибежала к матери, сэр рыцарь?

Она сняла мясо с вертела, попробовала кусочек, потом вытерла губы рукой и облизала пальцы.

– Нет. Ты была голодна. Уверен, в трудную минуту я сделал бы то же самое, будь у меня мать.

– Мы подстерегаем путников на Военной дороге, я и Хеймир. – Хела насадила кусок мяса обратно на вертел и сунула в костер. – Некоторые дают нам что-нибудь, иногда.

– Вы ничего не попросили у меня, когда я проезжал там.

– Не видели вас, сэр. Сколько у вас лошадей?

– Ты имеешь в виду, вьючных? Ни одной.

– Тогда что вы могли дать нам, сэр рыцарь? – Хела улыбнулась, и хотя улыбка была не особенно приятной, я почувствовал, что она постаралась улыбнуться именно приятно. – Даже попрошайки не работают даром.

– Мне действительно нечего было дать вам. Вы бы меня ограбили?

– Рыцаря-то? На коне и с мечом? – Она снова рассмеялась. – Нет, только не я! И не Хеймир. У него не хватило бы духу сразиться с рыцарем. Мы предпочитаем иметь дело с разбойниками, сэр рыцарь, которые возвращаются домой после набегов и ведут за собой угрюмых рабов, тесно связанных друг с другом, что твои гирлянды сосисок, а впереди гонят коров и лошадей. – Хела возвысила голос до жалобного воя. – Да будут благословенны все истинные ангриды! Да будет благословенна Ангр, истинная мать, произведшая вас на свет! Ваша мать расточит вам столько милостивых улыбок, сколько трофеев вы захватили на Военной дороге. Не дайте помереть с голоду, о могучие воины! Подайте нам с братом! Самую малость, ничтожную кроху, господа хорошие! – Она вызвысила голос еще сильнее. – Кусочек мяса мне! Хлебушка моему брату! Милосердие к детям – добродетель героев! Так мы голосили и тащились за ними, надеясь стянуть у них что-нибудь при случае. – Она потрясла головой.