Ричард Кнаак - Волчий шлем Страница 25

Оказавшись за пределами круга и как нельзя удачней разозлив бегунов, Грифон рывком обернулся и, собрав все свои силы, направил на этих тварей мощный поток густой, вязкой энергии.

В мгновение ока ближний к нему бегун растворился и исчез. Следующий замер — и тоже растаял, точно льдинка, брошенная в костер. Третий попытался увернуться, но поток разорвал его надвое — и Грифон с изумлением увидел, что бесплотная тварь истекает кровью. По крайней мере, из умирающего чудища струилась темная влага.

Оставшиеся два бегуна сумели взвесить свои шансы и бросились прочь. Но Грифон успел вызвать из памяти нужное заклинание и обратил его к полю, по которому мчались ужасные твари.

Трава перед бегунами, ярдах в десяти от них, потянулась в их сторону явно с недобрыми намерениями. Но, как и предполагал Грифон, бегуны не обратили внимания на физическую угрозу и продолжали стремительный бег… Птицелев видел, как поле окружило и поглотило их. Когда от бегунов ничего не осталось, он удовлетворенно кивнул. Дело было в том, что, не желая причинять вреда полю, Грифон расположил дальше на поле магические ворота. Когда чудовища промчались сквозь них, те захлопнулись.

На беду бегунов, выхода не было. Грифон отправил их в бесконечную Пустоту — алчное, неутолимое небытие, способное поглотить целый мир и при этом ничуть не насытиться. Шансы выбраться назад были слишком ничтожны; почти наверняка бегуны станут добычей какой-нибудь другой твари, слоняющейся по Пустоте.

Грифон научился проделывать это после того, как они с Синим Драконом едва не подверглись подобной участи в лапах одного из родных сыновей этого Короля-Дракона. Птицелев и Синий Дракон построили такие же магические ворота (по какой-то неясной древней привычке их называли «мерцающей дырой») и уже выбирались из Пустоты, когда мятежный отпрыск Короля-Дракона отрезал им выход. Лишь опыт и умение быстро соображать спасли им жизнь. Кстати, Моргис теперь носил титул именно того дракона-бунтовщика. Впрочем, мертвым ни к чему титулы и звания…

Внезапно Грифон вспомнил о тех двух бегунах, которые напали на Тройю и лорда Петрака. Птицелев не отдавал себе отчета в том, что в первую очередь подумал о женщине-кошке. Но если бы он и заметил это, то убедил бы себя, что волнуется за нее лишь потому, что она — не Повелитель Стражи, как оленеглавый Петрак, а всего-навсего Страж и, стало быть, менее искушена…

К его великому облегчению, оба оказались целы и невредимы, но Воля Леса выглядел донельзя удрученным. Тройя успокаивала его. Когда Грифон подошел ближе, она подняла на него взгляд и растерянно прошептала:

— С ним никогда раньше такого не было… Петрак посмотрел на птицельва. Оленья голова на могучих плечах придавала его печальному облику еще большую трагичность.

— Прости меня, — сказал Воля Леса. — Чем быстрей убывают Земли Мечты, тем отвратительней становятся поступки, которые мне приходится совершать. Да, эти существа были ужасны — но они жили, они наслаждались жизнью. Разве они виноваты в том, что Разрушитель создал их такими?

Грифон никогда не смотрел на это с такой точки зрения, но решил, что не станет и пробовать. Да, война омерзительна, но думать о жизни своих врагов птицелев мог лишь постольку, поскольку она, эта жизнь, угрожала его собственному бытию. Он знал, что всегда будет беспощаден, сражаясь за свою жизнь и свои убеждения.

Это были очень сложные вопросы, и на них не существовало простых ответов. Грифон промямлил что-то в этом роде, но эти слова прозвучали неубедительно даже для него самого.

Тем временем лорд Петрак овладел собой и даже попытался улыбнуться:

— Я знаю: мы выполняем свой долг. Разрушитель и его дети-арамиты не пойдут ни на какие уступки. С нашей стороны было бы глупо искать примирения с ними. Волки-рейдеры просто пройдут по нашим трупам. — Он покачал оленьей головой. — Не могу объяснить, что на меня нашло. Когда я поднял посох и уничтожил их, мной овладело чувство великой утраты. Боюсь, что меня нагоняет великая война…

Дела и без того плохи, подумал Грифон, а тут еще этот Повелитель Стражи со своей моралью… Да, не хотел бы он оказаться на месте Петрака… Птицелев вздохнул — и снова повернулся к Воротам.

За время сражения с бегунами Ворота совсем не изменились. Все те же темные существа тучами ползали по ним. Тяжелые двери были надежно заперты на засовы. Вокруг артефакта виднелось слабое сияние.

«Ну что, довольны? — мысленно напустился Грифон на Ворота; ярость переполняла его. — Значит, таково ваше решение — выпустить на меня целую свору этих тварей? Что за игру вы затеяли?»

Он уже сомневался в том, что Ворота — неотъемлемая часть Земель Мечты. Может быть, они — просто коварное устройство, сооруженное кем-то много лет назад? И тем не менее гнев его был направлен именно на Ворота, как на нечто прочное и цельное.

Тройя шагнула к нему:

— Грифон! Не надо… Он отмахнулся:

— Оставь меня. Лорд Петрак желает нести свою ношу дальше, а я свою желаю сбросить. Что мы здесь защищаем? Землям Мечты есть хоть какое-то дело до нас? Я жду ответа!

Грифон решительно зашагал к Воротам.

Но, когда до Ворот оставалось не больше трех ярдов, они скрылись из виду! Грифон замер на месте, тщетно вглядываясь в деревья и траву…

Однако, прежде чем Ворота исчезли, перед его глазами вспыхнул некий образ — казалось, на прощание они послали ему тайную весть. Грифон понимал, что это могло померещиться ему — и все же… Он видел некое существо, огромное и могущественное. Не Разрушителя, нет — ту мерзкую тварь он узнал бы сразу. То, что мелькнуло перед его взглядом, было гораздо больше…

И это был узник. Он находился в заточении. Узы чьей-то могучей силы сковывали его. Грифон ясно почувствовал это.

Туманные образы прошлого дразнили его — они на миг всплывали, намекая на что-то очень важное, и тут же вновь погружались в темные глубины подсознания. Грифон проклинал себя за то, что вернулся на эту землю. Отсюда даже Драконье царство казалось ему мирным и уютным!

Сейчас он еще сильней преисполнился решимости идти в Канисаргос — пусть даже ему доведется встретиться с самим Разрушителем!

Что, скорей всего, и произойдет, учитывая его везение, горько усмехнулся Грифон.

ГЛАВА 9

Несмотря на темень, было совершенно ясно, что человек, сидящий в единственном кресле, вне себя от бешенства.

Д'Рэк — а это был он — гневно взирал сверху вниз на молодого Хранителя, которому было приказано наблюдать за бегунами, пока он, Д'Рэк, отдыхает. Юный арамит застыл на полу в раболепном поклоне. Милосердие не входило в число добродетелей старшего Хранителя Д'Рэка.