Елизавета Дворецкая - Спящее золото, кн. 2: Стражи Медного леса Страница 25

Ведя на поводу лошадей, беглецы углубились в темный ночной лес. Ночь выдалась ясная, и света звезд вполне хватало, чтобы найти дорогу. Рагна-Гейда шла позади, кутаясь в чей-то плащ, подобранный в горящем доме, одну за другой переставляла деревянные ноги и ни о чем не думала. Девушке все еще казалось, что она спит: пожар усадьбы, смерть Модвида – все это было каким-то ненастоящим, как сон. Вон он, тот таинственный тихий лес, который она видела во сне, и эта незаметная тропинка, и Вигмар, молча идущий впереди. Так долго жданный и так неожиданно появившийся. Вот-вот покажется та избушка под моховой крышей. И уж теперь она не позволит Вигмару уйти туда, покинув ее в лесу! Рагна-Гейда мучительно боялась проснуться и снова остаться одной.

Но никакой избушки не появлялось, а был только бесконечный холодный лес, прозрачные капли воды, висящие на черных ветках, груды палых листьев на земле, мягко проседающие под ногами. Начало светать, тьма редела, чувства усталости и холода понемногу убедили Рагну-Гейду, что все происходящее не сон. Сон остался позади, отделенный от них долгой и страшной ночью.

– Вигмар!– негромко и жалобно позвала девушка.– Я больше не могу.

Вигмар замедлил шаг, повернулся, и лицо у него оказалось незнакомое: утомленное до полного равнодушия.

– Устала?– негромко спросил он, подойдя, и в его желтых глазах отражалось что-то совсем новое: мягкая, отстраненная жалость. Так смотрят на замерзающего щенка или птенца, выпавшего из гнезда. Но не на женщину, которую когда-то любили и ради которой совершали подвиги. Он, казалось, забыл, кто она и что их связывает.– Я тоже устал. Тут устанешь…

Вигмар имел в виду не только этот ночной поход через лес, но и все события последних месяцев, которые так тяжело дались им всем. Он осторожно погладил Рагну-Гейду по щеке тыльной стороной ладони, и ее щека показалась ему прохладной и гладкой, как кленовый лист.

– Скоро посидим,– пообещал он.– Найдем хорошее место…

Подходящим местом ему показался широкий лесной овраг, на дне которого можно было разжечь костер. Из оврага не будет видно огня, а дым потеряется в сером небе. В седельных сумках чужой лошади Вигмар нашел большой кусок хлеба и молча сунул его в руки Рагны-Гейды. Присев возле костра, он зашарил по поясу в поисках огнива.

И вдруг из кучи влажного хвороста проклюнулся огонек. Он возник сам собой, как росток из-под земли, но Рагна-Гейда не удивилась. Для удивления тоже требуются силы. Через несколько мгновений костер пылал, а Вигмар так и замер возле него, с кремнем в одной руке и огнивом в другой.

В языках пламени мелькнуло что-то живое, потом показались очертания лисьей мордочки. Рагна-Гейда уже поняла, что это такое, но не испугалась. Чего ей теперь было бояться?

А лисица вдруг обернулась девочкой ростом не больше локтя. Она удобно расположилась на куче горящего хвороста, словно на мягкой копенке сена, и ее пышные рыжие волосы, подол красного платья трепетали в лад с пляской огненных языков.

– Наконец-то ты вернулся!– звонко сказала она, шаловливо улыбаясь Вигмару.– Ну, что я тебе говорила? Ты помнишь?

– Что?– Вигмар нахмурился. Он помнил, что ему следует быть благодарным Грюле за спасение из горящей усадьбы и радоваться встрече с ней, но в душе его было пусто, как на пожарище.– Что ты говорила?

– Я говорила, что ты полюбил женщину и совершишь ради нее такие подвиги, которые Сигурду и не снились!– с торжеством воскликнула Грюла. Теперь она походила на веселого подростка, получившего долгожданный подарок. Полными чашами она пила изумление, ужас и горе, приготовленные на огне Кротового Поля, кровавый хмель пенился и бурлил в ее жилах. Великанша не платила за свое веселье страхом, горем, болью, какие судьба требует в оплату с человека.– Разве я не права? Подвиги совершены, и твоя девушка сидит рядом с тобой! Что же ты не весел? Чего тебе еще надо?

– А я должен быть веселым?– Вигмар криво усмехнулся, и его усмешка показалась Рагне-Гейде какой-то дикой.– Прости, но вот на этот подвиг я сейчас не способен…

– Фу, какой ты скучный!– Грюла звонко расхохоталась, болтая в воздухе ножками.– А я так повеселилась! И ты должен радоваться: ведь теперь ты так прославишься! А чтобы слава придавала сил, ее нужно принять! Не приду, пока не станешь таким, как раньше!

И она исчезла. Языки пламени взметнулись и опали; костер остался гореть как горел, но в овраге стало темнее. Вигмар бессмысленно смотрел в огонь, где только что улыбалось веселое личико, и звонкий, беспечальный голос Грюлы стоял в его ушах. Как видно, она не придет больше никогда. Потому что Вигмару никогда не стать таким, как прежде. Только духи живут вечно или почти вечно, не зная перемен. А люди меняются, потому что за свой короткий срок им приходится проживать много разных жизней.

– Я все это почти знала заранее,– сказала наконец Рагна-Гейда. Она не столько обращалась к Вигмару, сколько думала вслух, стараясь уяснить произошедшее самой себе.– Я гадала. Мать подарила мне руны… – Она прикоснулась к мешочку, привешенному к цепочке между застежками платья.– И выпали три руны: «Хагль», «Уруз» и «Науд». «Хагль» – это то, что случилось со свадьбой. «Уруз» – это ты. А «Науд» – это то, что нам теперь нужно. Сила и терпение.

– Да уж,– не девушке, а Грюле ответил Вигмар, бессмысленно глядя в костер и тоже думая вслух о своем.– Я своими руками убил своего вождя. Я принял у него меч и обещал верно служить ему. И убил. Ради женщины из рода моих кровных врагов. Куда там Сигурду!

Убийство Модвида потрясло его гораздо больше, чем убийство Эггбранда, потому что не укладывалось в его собственные представления о чести. Как странно сбылись слова Бальдвига, который предостерегал его от волчьей тропы! Его путь действительно стал путем предательства, но волком оказался не Модвид, а сам Вигмар! Он старался осознать произошедшее и не мог: случившееся было слишком ужасно и не укладывалось в мыслях. Он совершил один из поступков, которые покрывают человека несмываемым бесчестьем, стал конченым человеком в своих собственных глазах. Это действительно конец.

– Ты жалеешь об этом?– спросила Рагна-Гейда.

Вигмар подумал. Тот, кто хочет быть благородным на общий лад, сказал бы «да». Тот, кто хочет угодить женщине, толкнувшей на преступление, сказал бы «нет». Но Вигмар не хотел вообще ничего и потому просто покачал головой:

– Мне непонятно. Я не так уж любил Модвида, чтобы сейчас жалеть. Я пошел с ним, потому что вы сожгли моего отца. А так… Конечно, я не должен был этого делать… Но и не сделать не мог… Что зола, что пепел…

– Мы сожгли!– повторила Рагна-Гейда.– А ты на нашем месте поступил бы иначе? Если бы «мы» убили твоего брата!