Золушка по принцу не страдает (СИ) - Фрес Константин Страница 26

Енот смотрел на мир пустыми, остановившимися глазами. Его жизнь никогда не станет прежней. Обучаясь на помощника Феи, енот и не думал, что это может быть таким опасным занятием, и сейчас явно был не готов к новым авантюрам.

К его заднице лентами из тонкого полотна был привязан огромный лопух и несколько неосторожно попавших од его дрожащую лапу поникших одуванчиков.

Белка, время от времени прикладываясь к фляге, снова расхаживала по столу с угрожающим видом. Воздух звенел, и стук подкованных железом каблуков мерещился каждому.

— Нас сбросили со счетов, — пыжась и хорохорясь, произнесла белка с напором, глядя на зайца с нервным тиком и отсутствующего енота. — Нам не хотят быть благодарными! Наши усилия не замечают и считают ничтожными! Но мы им покажем еще, на что способны! Вот ты, — она ткнула пальцем в енота, — будешь лошадью!

Енот глянул на белку своими бездонными пустыми глазами и лишь отрицательно мотнул головой. Свою порцию шлепкой он считал более чем достаточной.

— Ах, да, — вспомнила белка. — Тогда так: ты кучером будешь. А ты будешь лошадью! — белка ткнула пальцем в зайца, и у того нервно задергалась вся морда. — И не перечь мне! Кто-то должен ею быть! К тому же, ты бегаешь быстро. Так какая тебе разница, в виде кого бежать!?

Лошадь из зайца вышла слегка странная, серая, с дебильным взглядом и коротким дрожащим хвостом. Еще у нее были гуляющие независимо друг от друга косые глаза и развесистые уши, и она то и дело пыталась припасть к земле на брюхо. Но в целом, это была отличная лошадь.

Попивая из фляжечки и пыхтя, белка прикатила огромный желудь. Поколдовав над ним, посучив пальцами и посыпав его щедро золотой пыльцой, белка из него вырастила приличную карету. Со скрипом желудь вырос до гигантских размеров, потемнел и обзавелся стильной дверцей. Выпустил кривоватые, грубоватые, но все же отличные колеса очень авторского дизайна из мореного дуба.

Вместо облучка был крепкий, широкий, удобный пень, куда белка стопкой уложила лопухов.

— Пшел, — толкая енота наверх, ворчала она. — Не хочешь лошадью, будешь кучером! Ну, держи вожжи и хлыст. Да только не сильно хлещи, заяц и так боится.

Косая лошадь, запряженная в карету, нервно порывалась упасть на живот и закрыть копытами голову. Но ей это не удавалось.

Енот удержал. Но, даже обратившись в толстого кучера в нарядной ливрее, он все равно всем своим видом отсутствовал, залечивая душевную травму.

— Отличная работа, — похвалил Люк, похлопав ладонью по боку кареты, блестящей, словно лакированной, с красивой дубовой шершавой шапочкой.

— А ты сомневался, — презрительно фыркнула белка.

Изабелле и Люку белка наколдовала по шикарной, длинной, черной накладной бороде.

— Это еще зачем? — изумилась Изабелла, поднимая за веревочки и рассматривая свою бороду.

— Это чтобы никто не узнал нас! — зловещим шепотом произнесла белка.

— А не покажется ли странной королевской страже девушка с бородой? — с сомнением заметила Изабелла.

— Эх, да что ты понимаешь в маскировке! — кипятилась белка. — Надевай, говорю!

— Не буду!

— Я надену обе, — сказал Люк, чем ввел в ступор белку.

— А две-то куда? — удивилась белка.

— Ты ничего не понимаешь в маскировке, — загадочно ответил Люк. — Ну, забирайтесь в карету! Нужно спешить, а то опоздаем, и ничего не удастся. Я сяду с кучером, покажу дорогу.

Глава 8. 3

Художник, что рисовал портреты на заказ для короля, был натурой утонченной, нервной, чувственной и любящей прекрасное.

Капризный принц позировать не хотел, и художнику стоило немало усилий, чтобы вызвать искреннюю улыбку у него на губах, а из глаз прогнать колючее упрямое выражение. Живописец болтал без умолку, рассказывая какие-то милые, но вымышленные случаи из жизни, пока принц не рассмеялся — и тогда кисть живописца мгновенно ухватила этот момент и увековечила его на полотне.

Но зато Королю работа его понравилась, и он велел упаковать портреты, вложив в пакет приглашение на бал.

Надо ли говорить, что для художника эта работа стала огромным стрессом, и он немного пригубил из потайной фляжечки, для расслабления и излечения нервов, так сказать.

Совсем немного.

Никто и не заметил.

У художника итак время от времени подгибались колени, и он то и дело заваливался в разные стороны, так что это состояние принимали за его обычное, и вообще — походка у него такая.

Намного раньше назначенного часа художник вертелся у ворот, к которым должна была прибыть курьерская служба. Он бы, может, и не пошел отправлять свою работу, если б не король.

Тот был очень зол и нервно расхаживал по брусчатке, грохоча тростью.

Принц снова выкинул фортель. Мало того, что он сорвал торжественный обед у Лесничего, удрав в лес, гоняться за разбойниками, так он еще и не вернулся, оставив Короля томиться в мучительном волнении и в ожидании.

— Нет! — кипятился король, яростно накручивая на палец пышный ус. — Освободил девиц, спас — и домой! Чего там бегать, чего озорничать?! Самое время девиц очаровать! Они итак под большим впечатлением от того, что произошло. Пару ласковых слови, пару взглядов, и…

Но принц не хотел ласкового глядеть. Ему больше нравилось лупить неприятеля палкой и гонять его по лесу. Вместо себя принц прислал с голубиной почтой записку, что задержится еще на немного. Мол, разбирательства с разбойниками затягиваются, но к ужину как будто все будет улажено.

— Безобразие! — ругался безутешный Король.

Поэтому оставалась последняя надежда — на бал. Портреты, приглашения, нарядные девицы, музыка…

— Должно же быть у него сердце! — ворчал Король.

Он тяжело вздыхал, продолжал мерить шагами небольшой пятачок перед воротами, и вихляющийся, словно на шарнирах, художник следовал за ним, гремя своим ящиком с красками и кистями.

Когда король доходил до нарисованной его воображением границы и резко оборачивался, художник распластывался перед ним в изящном поклоне, раскинув руки и выделывая всякие разные па ногами.

От него подозрительно пахло, и в реверансы он падал как-то очень часто и без предупреждения. Но озабоченный Король все списывал на усталость живописца и на специфический запах красок.

В половину шестого, намного раньше, чем было условлено, на дороге загремели колеса, и дикая очумевшая лошадь, загребая мосластым ногами, как плывущий крокодил, притащила к воротам чудную карету, с замершим неподвижно кучером и черноволосым бородачом на козлах.

Художнику повозка сразу не понравилась. Во-первых, в ее дизайне он ревниво усмотрел руку конкурента, а во-вторых, чернобородый возница ему показался смутно знакомым, как если б художник — ну, нечаянно, — рисовал в тюрьме карточки заключенных, и теперь видел перед собой бывшую свою модель.

Все в этом странном бородаче казалось художнику знакомым — и линии тела, и руки, и манера двигаться. Зорко всматриваясь в лицо, почти полностью скрытое пышной бородой и усами, художник еще раз тороплив и тревожно приложился к фляжечке. Коньяк прокатился жаром по горлу, алкоголь мягко стукнул в затылок, наполняя голову художника опьянением, и беспокойство отступило.

— Что-то вы рановато, — сварливо заметил Король, оглядывая возницу с подозрением.

— Лучше рано, чем опоздать, — ответил тот.

Бородатый возница спрыгнул с облучка и ловко оббежал дикую, тяжко дышащую странную лошадь.

— Курьерская доставка «Лесная братва», — отчеканил он, поднимая тяжеленную упаковку с портретами и поспешно запихивая ее в распахнутую дверь кареты.

— А я заказывал «Розы без шипов»! — заупрямился Король.

— Все заняты, — отрезал странный бородач, ловко толкая портреты в карету. — Сами же знаете, подготовка к королевскому балу. Все курьеры в мыле. Попросили нас помочь. Изволите список адресатов? — и хитрый бородач вытянул из рук Короля папочку с адресами потенциальных невест.

— Но я вас не знаю! — кипятился недоверчивый Король.