Дмитрий Силлов - Ученик якудзы Страница 26

За время Викторовой вертолетной отключки с мечами заметных изменений не произошло. Что и неудивительно, судя по тому, какие взгляды кидал Викторов конвоир на его сумку. И не спер под шумок, что странно. Ибо по глазам было видно — шибко ему того хотелось. Как и этим двум зверенышам, кстати.

Виктор от греха подальше завернул обратно свое богатство и упаковал его как было. Пацаны хором разочарованно вздохнули. Старший подхватился, поковырял палочками в вареве, вытащил самый, на его взгляд, аппетитный кусок и протянул Виктору.

Виктор покачал головой, кивнул на сумку. Мол, таблетками сыт, благодарствую — и слегка поклонился. Пацаны в ответ тоже хором раскланялись.

— Ну и ладушки, — сказал Виктор. — А теперь пора и на боковую.

Конечно, сон зимой под открытым со всех сторон навесом — занятие муторное и холодное. А что делать? Спасибо хоть, что лес вокруг и ветра нет, а то бы вообще труба. И за костер тоже спасибо тем, кто дровишек сюда догадался приволочь. В общем, конечно, весьма неважный сервис, но жить можно.

Виктор улегся поближе к костру, обнялся со своим драгоценным имуществом (мало ли что. Поклоны поклонами, но глаза у пацанов по ту сторону костра нет-нет да и возвращаются к сумке) и попытался заснуть.

Удивительно, но, несмотря на холод, жесткую землю под боком, непривычность обстановки и другие неудобства, удалось ему это практически с первой попытки.

Проснулся он от стука собственных зубов.

Костер давно догорел, так как подбросить в него дров никто не удосужился.

Виктор приподнял голову. Пацанов поблизости видно не было. Только на свежевыпавшем снегу виднелась цепочка следов, ведущая по направлению к воротам, невидимым за стеной леса.

Виктор, морщась от боли в мышцах, задубевших от холода и затекших от неподвижности, разомкнул руки, сжимающие сумку. Расстегнул молнию, проверил — мечи на месте. Как и последняя бутылочка с розоватой жидкостью. И последняя таблетка.

— Грустно, — сказал Виктор, пытаясь пошевелить пальцами ног. — А дальше что?

С неба медленно сыпались рыхлые мокрые снежинки. Лес заговорщически молчал. Это был странный лес — без птиц, без звуков… Без жизни…

— А дальше яйца не пускают, — громко ответил Виктор самому себе, вставая с земли. — Бросай курить, вставай на лыжи!

Он энергично присел и охнул от боли в одеревеневших коленях.

— И вместо рака будет грыжа, — проворчал он сквозь стиснутые зубы, продолжая приседания еще и еще, пока в ногах не восстановилось кровообращение. Тогда он упал на кулаки. Отжавшись пятьдесят раз без перерыва, Виктор вскочил на ноги и провел несколько серий кулаками в деревянный столб, подпиравший навес. Кулаки отозвались тупой болью.

— Вот и ладушки, — сказал Виктор. — Грабли не отморозили — и слава Федор Кузьмичу.

Он достал из сумки свой завтрак, расправился с ним за несколько секунд и выбросил в снег пустой блистер вместе с опорожненной бутылочкой.

— Как раз настала пора вспомнить, что такое ягель, — задумчиво пробормотал Виктор, закидывая сумку за спину и направляясь по уже слегка запорошенным снегом следам двух пацанов. — Кажется, его жрут олени. Из под снега выкапывают — и жрут. А еще надо вспомнить, жрут ли его чукчи, — философствовал Виктор по пути. Потому что, когда философствуешь — или гонишь, что в принципе есть практически одно и то же — в голову не лезут дурацкие мысли типа «Кирдык тебе, парень. Если в ближайшие двадцать четыре часа за ворота не пустят, дальнейшая судьба у тебя, супермен, одна — мамонтовая. Либо с голодухи загнешься, либо с морозу».

В просвете между деревьями показался серый монолит стены.

— Не, ягель чукчи не жрут, — подытожил Виктор, подходя к стене. — Чукчи жрут оленей. А поскольку оленей здесь не наблюдается, то придется по ходу в ближайшее время заточить одного из мелких япошек. Все равно они тут без дела ошиваются никому на хрен не нужные.

«Никому не нужные мелкие япошки» по прежнему «ошивались» около ворот. Видимо, время до выхода лысого еще было, поэтому старший упражнялся в отбивании удара, который получил вчера. Младший тыкал ему в живот деревянной корягой, а старший довольно шустро и жестко блокировал ее предплечьем.

«Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось», — вздохнул Виктор, вспоминая удар лысого. Он хорошо запомнил движение. На самом деле удара видно не было — только рукав мешковатого балахона слегка колыхнулся.

«Хрен ты, малец, такое поймаешь», — подумал Виктор, опасаясь признаться самому себе, что и он сам вряд ли заблокирует подобное движение. Да и как блокировать то, чего не видно?

Пацаны поменялись. Теперь старший норовил половчее съездить младшему по уху. Защищаться у того получалось неважно, и, поймав пару увесистых оплеух, младший окрысился и бросился на старшего с кулаками. Началась возня. Виктор вздохнул и отвернулся.

Он припомнил одну из историй, услышанных давно и уже не упомнить от кого — не иначе, от каратэшного сэнсея. Мол, в древности кандидат в ученики неделями околачивался около ворот школы, демонстрируя серьезность своих намерений. Похоже, здесь то же самое.

Недель у Виктора не было. И сейчас он отчаянно пытался сообразить, что ему делать дальше.

Встать рядом с пацанами у ворот в очередь за трендюлями от лысого? Так процентов девяносто, что он их огребет, — лысый, похоже, даст сто очков вперед любому чемпиону по боям без правил.

Ждать своих десяти процентов удачи, поселиться у этих ворот, надеясь, что рано или поздно настанет день, когда ему удастся заблокировать эту невидимую молнию, вылетающую из рукава? Так он может и не настать никогда. Для того чтоб уверенно отражать такой удар, нужно тренироваться днем и ночью и больше ничем другим не заниматься. И с кем тренироваться? С этой мелюзгой? А питаться чем? Олени тут определенно не водятся…

Возня за спиной прекратилась. Виктор обернулся.

Старший озабоченно смотрел на наручные часы и что-то втолковывал младшему. Младший вполне понятным жестом развел руки в сторону. Мол, ничего не попишешь. Старший с отчаянием в глазах посмотрел на ворота, потом махнул рукой, повернулся и зашагал по тропинке, ведущей вниз с горы. Младший последовал за ним.

— Понятно, — сказал Виктор. — Неприемный день. Называется, приходите завтра.

Кому-то, видимо, можно было и завтра. И послезавтра. И через месяц, и через год.

Виктору надо было сегодня. Потому что завтра для него могло уже и не наступить.

Он точно помнил, сколько дров осталось под навесом. И даже если б их там лежало в десять раз больше, развести костер все равно было нечем.