Карина Демина - Черный Янгар Страница 26

Тойву возвращается спустя несколько часов.

— Он будет жить, — говорит она уже и кривится. — А ты…

А я приму ее силу, хмельную, как молодое пиво, которое варили в Лисьем логе.

Жизнь Тойву оборвется с первым лучом солнца.

Она умрет тихо, со счастливой улыбкой на губах. И утром я отнесу ее к корням старого дуба. На дно ямы ляжет медвежья шкура, а в руки Тойву я вложу ту самую шкатулку. И повинуясь порыву, нарву букет из ромашек, васильков и колючей череды: пусть дорога души ее будет легкой, а хозяин подземного мира — милосердным.

Я вернусь в хижину.

И на дверях ее подарком от бельмяноглазой Акку будет висеть медвежья шкура. Она придется мне впору. Заглушит голос сердца. Заберет боль. Оставит холод, тот, внутренний, который лишь живая кровь способна утолить.

И закрывая глаза, я всякий раз буду слышать, как где-то далеко бьется сердце.

Тук-тук.

Красиво.

Глава 13. Чужие долги

Янгхаар очнулся, когда и лес, и овраг остались далеко за спиной.

Кейсо опасался, что мальчик не выдержит скачки, но и медлить не смел. Чудились за спиной голоса гончих, которые, говорят, у Тридуба весьма хороши. Вот и нахлестывал лошадей.

Летели.

Месили копытами сочные травы заливного луга и отяжелевшие, налившиеся позолотой, колосья пшеницы. Взбивали придорожную пыль.

Лошади проскочили сквозь низкий осинник, за которым проблескивала широкая лента реки. Пошли по воде, и брызги разлетались, как некогда монеты, щедро разбрасываемые рукой Янгара. И только миновав излучину, Кейсо позволил лошадям перейти на шаг. Нынешние места были знакомы ему.

Кейсо спешил.

Но и в спешке не позволил себе беспечности. Остановившись в низине, поросшей мелкой жесткой осокой и ежовником, который шелестел, предупреждая о незваных гостях, Кейсо перерезал веревки, что удерживали Янгара в седле.

То ли удар его был силен, то ли мальчишку приступы измотали, то ли крови он потерял слишком много, но Янгар сполз с седла. И Кейсо едва успел его подхватить.

— Ты… — веки дрогнули.

— Я, бестолочь ты этакая. Кто еще? — Кейсо кинул плащ Янгара на землю. Благо, лето, теплая, ночь перебудется, а на утро, глядишь, мальчик отойдет.

Он выносливый.

Янгар лег на плащ и, поморщившись, попытался избавиться от подранной куртки.

— Погоди, — Кейсо снял седельные сумки. — Сейчас я тобой займусь. Ну вот объясни мне, глупому, зачем ты на медведя полез?

— Медведицу, — уточнил Янгар, болезненно щурясь.

— Какая разница?

— Большая. Медведицы хитрее.

— Ну если так…

Кейсо быстро сложил костерок из сосновых шишек и тонких, пропитанных смолой, веточек. И крохотный походный котелок наполнил мутноватой водой из ближнего ручья. Достал сумку с травами. И кисет, в котором не табак хранил, но тонкие иглы да шелковые нити.

Мальчик часто себя ранил.

— Тем более, — Кейсо присел рядом. — Если хитрее… надо оно тебе было?

Молчит, упрямец.

Всегда был с норовом, и год от года ладить с Янгаром становилось все сложней. И бывало так, что Кейсо всерьез подумывал о том, чтобы уйти, да всякий раз останавливался: он успел привязаться к мальчику. Да и тот Кейсо любил. Так, как умел.

Не его вина, что Янгхаара Каапо любить не учили.

А может и к лучшему, не так болеть будет, когда узнает про жену. И стоило подумать о ней, как Янгар спросил:

— Аану…

— Ее нет. Пей.

Янгар мотнул головой и попытался оттолкнуть руку.

— Не дури, — сунув горлышко фляги меж стиснутых губ, Кейсо велел: — Пей.

Во фляге был бальзам на семи десятках трав, горький, едкий, оставляющий мерзкое послевкусие, но меж тем весьма полезный.

— Воняет, — пожаловался Янгар, пытаясь отдышаться. Воздух выходил со свистом, тяжело, но на губах не было кровавых пузырей, что само по себе радовало.

— Зато помогает, — Кейсо отложил флягу.

Костерок уже разгорелся, и вода закипела. В седельной сумке нашлась запасная рубаха, которую Кейсо деловито разрывал на полосы. Он знал, что мальчик ждет рассказа, но медлил.

— Аану? — Янгар облизал губы.

На лбу его выступила испарина. Но невзирая на боль, Янгар сел и, схватив Кейсо за руку, повторил вопрос:

— Что с ней?

— Она мертва, — и Кейсо, попросив у богов прощения за ложь, которая во благо, сказал: — Она была мертва, когда ты появился. Сломала шею. Неудачное падение… несчастный случай… это бывает.

Янгар не шелохнулся и руку не отпустил. Сжал крепче.

— Я похоронил ее там.

— А медведь?

— Он ушел.

Поверит ли? Поверил.

Вымотался. И держится на одном упрямстве, потому и не задает больше опасных вопросов. И ладно… Девочку, конечно, жаль, но… с этого упрямца хватит дури вернуться к оврагу. И попасть под удар. Ерхо Ину только рад будет.

Янгар позволил себя уложить. И лежал тихо, когда Кейсо ощупывал ребра — два явно были сломаны и еще несколько треснули. Янгар не шелохнулся, и когда длинная игла, прокаленная над пламенем, пробила кожу. Раны от медвежьих когтей были неглубоки, но длинны, и шить пришлось много. А поверх швов Кейсо выкладывал аулерскую белую мазь, жгучую, как пламя, и подобно пламени заразу выбирающую.

Янгар просто лежал, глядя в огонь.

Нет, он и прежде сносил боль безропотно, но сейчас словно и вовсе не замечал того, что с ним происходит. И Кейсо невыносимо было видеть мальчика таким.

Если бы можно было иначе…

…нельзя. Не сейчас, когда он слаб.

— Ты пытался ее спасти, — Кейсо стягивал раны крепко, мысленно умоляя богов, чтобы затянулись они поскорее. Уж больно ненадежно было укрытие.

— Я ее ударил, — глухо ответил Янгар. И голос его был сиплым, надтреснутым. — Она подарила мне камень. Видишь?

— Вижу.

Круглый речной камушек с дыркой посередине. Дети любят подобные, полагая, будто бы они приносят счастье. И когда-то давно, еще не Кейсо, но Кейсуаненн, старший сын князя, часы проводил на берегу, перебирая гальку. Все мнилось, если найдет дырявый камень, то загадает желание, а оно непременно исполнится.

Янгар вцепился в шнурок обеими руками, не то пытаясь разорвать, не то опасаясь, что шнурок лопнет.

— Сказала, что если посмотреть сквозь него на солнце, то лето вернется. Она мне лето подарила, а я ее плетью… по лицу… взял и ударил… я не стал бы… я даже не помню, что ударил, но ты же сказал…

— Это не ты.

— А она меня псом назвала. Бешеным. За что?

— Это со страха. Иногда люди говорят не то, что думают.

— Я ведь не пес… и не бешеный…

— Конечно, нет, малыш.

Янгар не слышал.

Он говорил. И дышал сипло. И пот с него градом лился. И значит, опоздал Кейсо с бальзамом. А может, на медвежьих когтях жила неведомая зараза, изгнать которую из крови не под силу даже аулерским шаманам.