Антон Грановский - Властелин видений Страница 26

– Ты околдовала меня, ведьма.

– Чушь!

– Ты околдовала меня, и не смей этого отрицать. Я любил Вырицу. Но ты затуманила мне взор и заставила совершить гадость. Я никогда тебе этого не прощу.

Улита видела, как длинные, костлявые пальцы ведьмы обхватили рукоять кочерги. Старуха посмотрела на гостя холодным, неприязненным взглядом и сказала:

– Ты ошибаешься, толмач. Я ворожу, но не привораживаю.

– Да ну? А что за варево кипит у тебя в котле? Кого еще ты собралась приворожить, ведьма?

Колдовское варево в котле забулькало. Улита не смогла больше ждать. Она вскочила с лавки, подбежала к ведьме, выхватила у нее из пальцев прядку волос и швырнула ее в котел.

Ведьма схватила кочергу и попыталась ударить Рамона, но смазливый толмач легко выбил кочергу у нее из рук и приставил к горлу старухи острые кинжалы.

– Молись своим богам, ведьма, – яростно проговорил он. – Ибо в сей момент я отправляю твою черную душу в адское пек…

Вдруг толмач замолчал. Несколько секунд он стоял молча и неподвижно, как громом пораженный, затем повернулся и взглянул на Улиту.

– Диабло… – тихо прошептал Рамон и вложил кинжалы в ножны. – Non si sa mai… Как же я сразу не разглядел?

Он повернулся к Улите и медленно двинулся к ней.

– Ты чего? – испуганно выдохнула девка и попятилась к стене. – Чего задумал-то?

На оливковом лице Рамона появилось умиленное выражение.

– О, Боже, как мила она, – тихо проворковал он. – И нрав какой стыдливый. Как же я сразу сего не разглядел? Сударыня…

Рамон подошел к перепуганной Улите вплотную и вдруг опустился перед ней на колени.

– Сударыня, где были мои глаза? Почему я сразу не заметил вашей красоты?

– Ты это… – Улита продолжала пятиться, испуганно глядя на сумасшедшего толмача. – Ты не балуй.

– Вы – само совершенство, – с улыбкой продолжал смазливый толмач. – Позвольте мне преклонить пред вами голову, как перед самым красивым цветком в букете Господа.

И он склонил свою голову так низко, что длинные черные волосы его, выбившись из-под ленты, скользнули по дощатому полу.

– Я не понимаю… – пробормотала Улита и подняла взгляд на старуху: – Что это значит?

– Волосы, – просипела ведьма. – Где ты их взяла?

– С гребенки.

– С какой?

– Да вот с этой! – Улита выхватила из кармана маленький серебряный гребешок и показала его ведьме.

– Сударыня, где вы взяли этот гребешок? – взволнованно спросил Рамон.

– Нашла, – желчно проговорила Улита. – А тебе-то что?

– Воистину непостижимы дела твои, Господи, если ты так легко сводишь два юных сердца воедино в темном, проклятом доме, а помимо того, возвращаешь бедному страннику его вещь!

Он вынул из пальцев ослабевшей от изумления Улиты гребешок и убрал его в карман своего поношенного камзола.

– А теперь позвольте мне поцеловать вашу ручку, сеньорита, – с улыбкой умиления произнес Рамон, поймал руку Улиты и мягко приложился к ней губами.

Несколько мгновений Улита в полном изумлении таращилась на толмача, затем облизнула язычком пересохшие от волнения губы и хрипло спросила:

– Ты в самом деле так сильно меня любишь?

– Милая моя, я готов растерзать любого, кто осмелится сказать, что свет луны и солнца красивее блеска ваших прекрасных глаз.

Улита чуть прищурилась, внимательно разглядывая коленопреклоненного иноземца и о чем-то усиленно размышляя. Затем глаза ее блеснули, и она медленно проговорила:

– Один человек обесчестил и опозорил меня.

Рамон побледнел.

– Сударыня, вы говорите про мужчину? – взволнованно спросил он.

Улита кивнула:

– Да. Он опозорил меня. И некому было за меня заступиться. Но если ты…

– Скажите лишь слово, и я отправлю его прямиком в ад! – заверил ее толмач. – Но сперва, милая сударыня, позвольте мне убить эту старую ведьму.

Улита усмехнулась, бросила на ведьму злорадный взгляд и отчеканила:

– Делай, как считаешь нужным.

Рамон быстро поднялся на ноги и повернулся к ведьме.

– Хотелось бы мне волком стать и горло сгрызть колдунье… – продекламировал он, вновь доставая из-за пояса свои страшные кинжалы. – Мерзавку насмерть задушить…

– Остановись, чужеземец! – рявкнула старуха. – Заклинаю тебя болотным духом!

Толмач усмехнулся.

– Я не здешний, ведьма. Я не боюсь болотного духа, и твои заклинания на меня не действуют. Вот если бы ты призвала на помощь Азазеля или Велиара, я бы испугался.

– Я призову их!

Рамон, медленно приближаясь к ведьме, качнул головой.

– Ты не сможешь. Наша нечисть здесь не обитает. А ваша, как я уже сказал, мне вовсе не страшна.

Ведьма вновь схватила кочергу и хотела ударить ею Рамона, но промахнулась, потеряла равновесие и рухнула на пол. Падая, она ударилась головой об кованый угол сундука, и из разбитой головы брызнула черная кровь.

Когда Рамон и Улита подошли к старухе, та лежала на полу с неестественно вывернутой головой. Лоб и лицо ее были перепачканы кровью.

– Она мертва? – дрожащим голосом спросила Улита.

– Мертвее мертвого, – ответил, хмуря брови, Рамон. – Свернула себе шею.

– Какая страшная смерть.

– Любая смерть страшна, сударыня. Не видал я ни одной смерти, которая казалась бы прекрасной. Скорее уйдем отсюда.

– Сейчас, – сказала она. – Вот только…

Улита шагнула к столу, вынула из черной коробки свою золотую монету и сунула ее в карман полушубка. Улыбнулась чужеземцу и сказала:

– Теперь уведи меня отсюда, толмач!

Рамон взял девку за руку и повел ее к выходу.

Как только дверь за ними захлопнулась, в избушке стали происходить странные и страшные вещи. Лежащая на полу, в луже темной крови, ведьма вдруг зашевелилась. Пара мгновений – и вот она уже не лежит, а сидит на полу.

Голова ведьмы была неестественно вывернута. Старуха обхватила виски морщинистыми руками, похожими на куриные лапы, затем резко дернула голову вбок и с отвратительным хрустом поставила ее на место.

– Леший… – выругалась ведьма, поморщившись. – Уж в который раз это делаю, а все не привыкну. Черныш! – резко позвала она. – Поди сюда, бездельник!

Стопка тряпья в углу избы превратилась в черного пса. Пес поднялся с пола и с готовностью подошел к ведьме.

– Помоги мне подняться, – хрипло проговорила старуха.

Пес подставил ведьме лохматый загривок. Ухватившись за него, старуха, кряхтя и ругаясь, поднялась на ноги.

– Ну вот, – хрипло произнесла она затем. – Теперь Первоходу конец. Хорошая сегодня ночка, Черныш. Но пора нам отсюда убираться. Одион! Двойчан! Калоста! – прокричала ведьма Мамелфа и трижды хлопнула в ладоши.

Избушка тут же стала таять в воздухе. Вот она стала прозрачной, как темная вода, потом – прозрачной, как белая вода, а потом, издав легкий хлопок, исчезла вовсе, оставив после себя облачко вонючего дыма, которое секунду спустя развеялось по ветру.