Степан Мазур - Клятва рода Страница 26

— Нет, я не ты. Не обольщайся, — сказал тот, напротив.

Скорпион молчал, продолжая рассматривать незнакомца. Хотелось разглядеть плавающие цифры, но что-то не позволяло.

— Хм, ты неразговорчивый. Я ожидал кучу вопросов.

Сергею что-то не понравилось. Постарался сконцентрироваться на пробуждении, освобождаясь от пут. Наваждение могло быть навеяно эмиссарами. А он навязанное не любил.

— Да подожди ты, мне есть что тебе сказать, — незнакомец постарался убрать возникшую перед глазами рябь, и мир перестал расплываться.

— Хотел бы поговорить — пришел бы наяву, — буркнул Сергей, но попытки пробудиться делать перестал. — Даю тебе шанс объясниться.

Гость сна наклонил голову, посмотрел исподлобья:

— Я твой брат.

Помолчали.

Скорпион стал снова предпринимать попытки к пробуждению. Меченый скривился:

— Я тоже думаю, что картинками объясниться проще. И не езжай сразу к Золо, в океане тебя ждут. Бери курс на восток, повремени. Нам надо многое обсудить. Я не хочу тебя потом перехватывать…

Сергей открыл глаза, на миг ощутил кровать, услышал сопение Семы и увидел потолок, но зрение вдруг пропало. Чернота заволокла картину перед глазами, но сознание осталось ясным.

10033 год до нашей эры по современному летосчислению.

Ливень стоял стеной. Яростные капли разили землю, оставляя целые выемки. Периодически казалось, что водные струи прерывались, отдыхая, и за дело брался град. Застывшие «голубиные яйца» заставили попрятаться все живое. Небо пылало гневом, отрицая саму жизнь, и старалось изничтожить лик земли.

— Он бы еще метеоритный дождь послал. Тоже мне, тученагнетатель, — презрительно обронил Миромир и перехватил обоюдоострый топор покрепче, не сводя глаз с крышки землянки.

Топор в руках рыжеволосого древнего периодически вспыхивал синим. Зримая аура окутывала оружие, и казалось, что метеоритный топор дышал. Блеклые, розоватые руны вдоль остриев светились едва-едва. Слабо ощутимая вибрация проходила по рукояти, словно напоминая, что не стоит ее сжимать до белизны пальцев. И так не выпадет, пусть хозяин не беспокоится.

Светловолосый, как блики самого света на солнечных камнях, богатырь Родослав привстал с лежанки и расправил широкие, как валуны, плечи. Мощные скулы раздвинули челюсть, зевнул во всю мощь лица. Небесно-синие глаза подернула поволока, обронил скупо:

— Побереги силы, брат. Он еще далеко. Будет к полуночи.

— Да, по мне, так хоть сейчас. Все равно мой ребенок родится и будет топтать эту землю, хочет он того или нет, чертов ревнитель. Все не может смириться, что предпочла смертного бессмертному…

— Я тоже не сразу смирился… И тебе понадобилось бы немало времени, чтобы меня разубедить.

— Но я справился, пусть она и не сразу признала меня мужем.

Лилит вскричала, дернувшись на соседней лежанке. По щекам потекли кровавые слезы. Багровые капли добежали до скул и исчезли, словно иссохнув. Они не успели коснуться смоляных волос. Девушка прикусила губу и почти выгнулась дугой, презрев округлый живот. Но сильная, холодная ладонь Мары легла на лоб, седовласая дева прикрыла глаза, и ладонь на лбу роженицы вспыхнула синим. Лилит отключилась. А холодные губы богини едва слышно прошептали:

— Еще не время, Лилит. Дай ему впитать последние силы. Не торопи предначертанное.

Часы тянулись, как смола древа. Мир над землянкой укутала черная пелена, и яркое око взошло над миром, вспыхнули звезды, утопая в молоке, как мелкие мошки. Миромир не находил себе места, слоняясь из угла в угол. То и дело поглядывал на спящую жену и тревожно подергивающийся живот. Нерожденный то затихал, то снова принимался биться изнутри, требуя скорейшего выхода. Удары становились такими, что Лилит бросало из стороны в сторону. Мара распростирала над челом белые длани, которые при каждой передаче успокаивающего импульса покрывала сеть морщин, и кожа становилась сухая и желтая. Синий холод на время заставлял плод угомониться, но вскоре тот возобновлял попытки.

— Успокой дитятку, — обронил Родослав, отвязывая из-за плеч перевязь с мечом и водружая ножны подле себя на ложе.

Большой двуручный меч, скованный подгорными умельцами из самого редкого на Земле метеоритного железа, запрыгал по лежаку, намереваясь свалиться на землю, но лишь бы выбраться из плена ножен и броситься в сечу. Рукоять, перевитая синими рунами, заканчивалась пирамидальным навершением, что в отличие от «яблока», позволяло схватить меч во время боя и за самый краешек рукояти двумя пальцами.

Заговоренный меч тревожился, предчувствуя скорую битву.

Миромир положил топор рядом с мечом, сам подошел к Лилит. Топор недовольно дернулся, прыгнул на меч. Меч извернулся, словно мелкий клинок, высек на рукояти топора искру. Родослав подхватил меч, отодвинул. Оружия намеревались броситься в бой друг с другом. Двухсотвековая война так быстро не завершится.

Даже оружие помнило всю злобу, ненависть и жажду крови брата, когда дело касалось любви к Лилит. Двадцать тысячелетий не могли двое решить свой спор за обладание дивной женщиной, утверждающей, что она первая женщина во всем мире и никакие другие боги не слепили, не выстругали, не выплавили и не наваяли женщину раньше.

«О, сколько сил и жизней ушло на тот спор? Сколько крови пролилось и какова сумма сил, которые призывали принять свою сторону? И почему мир наступил в один момент, когда брат попросил помощи? У Лилит намечался первый ребенок. Первый за все время противостояния», — подумал Родослав.

Рыжевласый положил обе руки на дергающийся живот. Мара улыбнулась, отходя от семьи подальше. Серебровласая, но отнюдь не седая богиня, что в числе первых взяла на себя нелегкую роль древних, старших богов, села рядом с синеоким богатырем. Руки с легкостью подхватили пудовые оружия, положила себе на колени, пробегаясь взглядом.

— Зрю руны Рода и мои руны, но где руны моей сестры Макоши?

— Руны матери мне неизвестны, — склонил голову Родослав. — Брату тоже. Ему даже твои руны не под силу. То еще двуногое…

— Сакральное осталось за семью печатями для вас обоих, потому как единственное, чему предавались вы, — вражда… Но что было, то быльем поросло. Ты завершил борьбу, согласившись помочь, тебе и открою.

Рука прошлась по рукояти, и рядом с вязью двух рунниц синего и алого цветов вспыхнула третья, темно-зеленая.

Факелы вспыхнули, словно обмотанные новой паклей, и закоптили, очерняя потолок. Землянка затряслась, гул и вибрация нарастали. Руны на топоре Миромира полыхнули багровым. Меч Родослава заворочался в руке, полыхнули все три ряда знаков.