Гарт Никс - За стеной Страница 26

— Чарли! Где мой кролик Чарли?

На маяке

Прибытие

Когда причаливал золотой корабль, все собрались на пристани. Люди сошлись вовсе не потому, что им так было велено, хотя некоторые все-таки считали, что существовала некая инструкция или даже приглашение. Нет, на пристань их привело простое любопытство.

Охотники Крэйню встретили яхту за пять рилгусов от берега и, обнаружив, что Крэйню отказывается подняться сквозь горячие лунки и дневной туман, образовали вокруг корабля своего рода эскорт. Когда селяне увидели, что охотники в два ряда идут на лыжах по обеим сторонам большого корабля с парусами цвета солнца, они, естественно, пошли посмотреть, какую награду получат искатели.

Маркус Килман видел все это совсем в другом свете. Стоя на корме «Шустрого Овода», он помахивал левой рукой, как махал бы правитель своим новым вассалам. Он был в новехоньком, хрустящем белом костюме. В туфлях на золотых каблуках он достигал роста в пять футов один дюйм и, благодаря еженощным упражнениям со свинцовыми грузилами, мочки его ушей свисали так низко, что могли бы считаться красивыми.

Когда «Шустрый Овод» пришвартовался к пристани, для которой был пробит лед в Летних Полях острова, и команда выстроилась на фордеке, бывший боцман экс-сенатора флота просвистел в свисток. Килман воспринял это как салют в свою честь, но на самом деле боцман просвистел мотивчик из комической оперы «Великий Крэйню из Глубины». Как всегда команда ухмыльнулась, затем смех превратили в кашель. Килман быстро заставил Боунсмена проверить, не больны ли у матросов легкие или горло. Он боялся любой инфекции. Впрочем, на корабле Килмана Боунсмен никогда инфекции не находил.

Килман спустился с кормы и шагнул на сходни. Толпа встречающих островитян, которая помалкивала скорее из учтивости, нежели от благоговения, искренне его приветствовала. Уважение! Наконец-то он нашел место, не испорченное идеалами равенства! Он будет королем, а они — его вассалами.

— Народ Лисдена! — с пафосом произнес Килман, и голос его сорвался на высокой ноте, как будто у трубача не хватило воздуху. — Я — Маркус Килман, я купил этот остров. Я — ваш новый владелец.

Островитяне восприняли это сообщение с невозмутимым спокойствием. По мнению Килмана, восторженные аплодисменты должны были продолжаться десять секунд, но после шести секунд неловкого молчания все-таки решил снова заговорить.

— Народ Лисдена! Я принес вам новую эру мира и процветания, понижение налогов и хорошее правительство.

На это заявление последовала хоть какая-то реакция. По толпе пробежал легкий шепот, от одной группы людей — к другой, как бежит по воде от лилии к лилии жук-водомерка. В Лисдене уже был мир; было такое процветание, которое их вполне устраивало, люди они были не жадные; налогов вообще не существовало, так как объединение Крэйню снабжало из своей прибыли всем, что нужно; и единственным правительством был совет объединения, членом которого становился каждый взрослый островитянин. Теоретически остров был департаментом правительства материка, которое присматривало за его делами, но уже много лет назад все бумаги, касающиеся острова, были потеряны, и, соответственно, на материке о существовании острова вообще забыли.

Килман оценил подобную реакцию толпы как сдержанную радость по поводу хорошей новости и готов был и дальше делать грандиозные заявления, когда из толпы вышла женщина и ступила на сходни. Она была много моложе Килмана, но выглядела так, что ее возраст — от шестнадцати до тридцати — трудно было определить точно, к тому же ее рост и внешность производили очень сильное впечатление. Она была, по крайней мере, шести футов и двух дюймов роста, а в своем простом черном платье с длинным серебряным шарфом, как стрела перекинутым через плечо, выглядела еще выше.

— Сэр, — сказала она на языке материка, причем сказала с таким акцентом, что ясно было — этот язык для нее не родной. — Могу я спросить, у кого вы приобрели этот остров?

— Что ж, малышка, — ответил Килман, глядя на женщину с верхнего уровня сходен и надеясь, что она не станет подниматься выше, — я приобрел этот остров у Аисденской Рыболовной Экспортной Кампании за сумму в один, точка, семь пять миллионов золотых византинов.

— Ах, — сказала женщина, которая знала, что Лисденскую Рыболовную Экспортную Кампанию сто семьдесят шесть лет тому назад сменил Лисденский Рыболовный Предпринимательский Кооператив, так что Кампания не могла ничего никому продать. Женщина повернулась и на родном языке быстро объяснила толпе, что этот бедняжка-коротышка в плохо прилаженном паричке — сумасшедший миллионер, который стал жертвой опытного обманщика.

— Над ним остается лишь посмеяться, но в этом щекотливом положении следует пощадить. Будем к нему добрей, а со временем расскажем ему всю правду о его приобретении, — предложила она.

В толпе кто-то закивал головой, кто-то выразил свое согласие словами, и люди стали расходиться, посмеиваясь и переговариваясь. Килман сердито, о чем говорили морщины в уголках губ, наблюдал за их уходом.

— Почему они расходятся? — рявкнул Килман. — Я еще не разрешил им это делать.

— Они решили подготовить достойную встречу нашему новому владельцу, — ответила женщина, видя, что он сильно уязвлен и рассержен.

Ей было жаль Килмана с амбициями размером с Великого Крэйню Охотника Ремма, но маленького, как лунка, куда Крэйню заманивает искателей. Она отступила на несколько шагов.

— А вы-то кто такая? — спросил гордый владелец Лисдена, когда женщина отошла. Неожиданно он стал испытывать к ней интерес и даже почувствовал зарождение любви. Она оказалась вовсе не высокомерной, как он сначала подумал.

— Меня зовут… на материке вы сказали бы — Маллетта, или Мэйрин… даже, возможно, Мэргон.

— Хорошо, Маргаллетта, — сказал Килман, который точно запоминал только цифры. — Почему бы вам не показать мне мои владения?

— С большим удовольствием, — ответила Маргаллетта (согласившись на новое имя). Она поскользнулась и ухватилась за поручень сходней, намеренно демонстрируя свою слабость.

Экскурсия

В свое время была создана теоретически невероятная система мотивировки, в основе которой лежал отказ от вращения чего-либо с той же скоростью, с которой вращается вся планета. Поэтому колесного транспорта на Лисдене практически не было. Был автомобиль на паровой тяге, средство передвижения двухсотлетнего возраста и сомнительного происхождения. Его уже много раз чинили, он работал, но уже нельзя было определить, где его произвели. Со временем украшения и значки износились, а потом и вовсе исчезли. Перед паровым котлом свисал матерчатый попугай, но этот элемент украшения был явно не фабричного производства.