Ральф Шеппард - Зло Валузии Страница 26

Гигантское туловище водяного ящера вылезло из воды почти наполовину, длинная шея взметнулась к самому небу, а венчавшая ее голова вцепилась в тело пернатого дракона, который яростно бил крыльями, терзая мощными челюстями глотку врага.

В небе не видно было ни одной гарпии. Часть пернатых дев нашла смерть от когтей и клюва птицы-дракона, остальные сочли за благо ретироваться с поля боя. И лишь два гиганта отчаянно сражались между собой. Это была потрясающая картина,— столкновение древних, титанических существ, вражда между которыми была в полном разгаре еще в те времена, когда далекие предки людей с писком прятались в подземных норах и дуплах деревьев, заслышав тяжелую поступь гигантских хозяев юного мира.

Конан, однако, не стал тратить драгоценное время на созерцание захватывающего дух зрелища и, не медля более, начал грести к берегу.

Как только киммериец выбрался на сушу и выволок спасенного юношу, к ним поспешил Кахха. Он вновь принял облик стигийца. Желтые глаза змеечеловека возбужденно сверкали.

— Очень рад, что все закончилось благополучно,— прошипел нааг.— Я уже было подумал, что тебя сожрал дракон.

— Ну, уж нет, дудки!— ухмыльнулся Конан, склоняясь над бесчувственным юношей.— Меня сожрать не так-то просто. Многие пытались, да зубы обломали,— добавил он многозначительно. Синие глаза киммерийца с подозрением уставились на каменное лицо Каххи,— Кстати, интересно бы узнать, с чего этому длинношеему вздумалось вылезти наружу? Судя по тому, как у него бока ракушками обросли, он давненько не поднимался на поверхность...

Похоже, подводная встряска отчасти помогла киммерийцу избавиться от чар наага, о чем последний тут же догадался. Глаза его льстиво заблестели, голос стал вкрадчиво

— Полно, полно, друг Конан! Мне совестно, что я бросил тебя и обратился в бегство, но пойми, Гаруда — извечный враг нашего рода, самый страшный наш противник. Стоило мне увидеть его, и я едва не лишился рассудка! Однако не всерьез же ты думаешь, будто я мог поднять дракона из глубин?! Не иначе, это запах крови привлек его внимание.

Ничего не ответив, Конан вновь повернулся к юноше. Нааг бросил на него удовлетворенный, злорадный взгляд,— этот недоумок-варвар был снова в его власти. Что же, все складывалось как нельзя лучше! Очевидно, Сет и Тиамат благоволили Каххе, ибо человеку, которого он выбрал своим слепым орудием, удалось живым выбраться на берег, и наагу не пришлось из-за его безрассудства менять свои тщательно выстроенные планы. Правда, его несколько смущал этот юнец, которого глупый варвар вытащил из воды. Неясное беспокойство проникало в душу Каххи, когда он смотрел на него. Но он поспешил отогнать нелепые опасения и принялся с большим вниманием наблюдать за исходом сражения исполинов.

Речной монстр отчаянно тряс огромной башкой, силясь освободиться от впившегося ему в шею Гаруды. Птица-дракон представляла собой жалкое зрелище, вся шкура ее была разодрана и исполосована: когти гарпий вырвали большие куски плоти, а заостренный шип и зубы речного ящера оставили глубокие кровоточащие раны. И, тем не менее, острые когти и клыки по-прежнему рвали шею речного бога, а огромные крылья с силой били по плоской морде, стремясь достать до глаз.

Кахха с заметным нетерпением наблюдал за поединком, который явно зашел в тупик. Наконец, не выдержав, змеечеловек, пользуясь тем, что варвар не обращает на него внимания, вновь зашипел, отдавая приказ речному ящеру.

Тот немедленно сменил тактику. Резким стремительным движением монстр подался вниз и нырнул в реку, увлекая за собой Гаруду. Вода забурлила и вспенилась — отчаянная схватка продолжалась уже в глубине... А затем все стихло. Буруны улеглись. И река покатила прочь багряные волны.

— Хвала Тиамат,— прошипел Кахха.

Глаза его горели торжеством. Но неожиданно по поверхности воды пошли круги, и над волнами показалась окровавленная голова. Это был израненный Гаруда. С трудом взмахнув намокшими крыльями, птица-дракон попыталась подняться в воздух, но лишь с третьей попытки это ей удалось. Вода, смешанная с кровью, ручьями стекала с обезображенного тела. Еле взмахивая намокшими, истерзанными крыльями, Гаруда медленно, зигзагами полетел прочь от места схватки.

Нааг выругался сквозь зубы, но не мог сдержать вздоха облегчения, видя, что дракон позабыл о нем. Он пристально вгляделся в окровавленную воду, но никаких признаков жизни не наблюдалось в речной глубине. Тщетно нааг взывал к ящеру на своем древнем языке,— никто не отозвался на его призывы.

... Оторвавшись от начавшего приходить в себя юноши, Конан кинул на Кахху подозрительный взгляд,— колдовские путы, окутывавшие его сознание, вновь ослабли.

«Проклятый Сетов выродок!— пронеслось у него в голове.— Вот, значит, чего стоят все твои слова и заверения в вечной дружбе! И гада, этого речного, стало быть, не ты вызвал?! И мозги мне задурманил тоже не ты?! Да я тебя сейчас, отродье змеиное...» Спиной почувствовав устремленный на него гневный взгляд киммерийца, Кахха резко повернулся. Зубы его зловеще оскалились. Смуглое, крючконосое лицо стигийца расплылось, обнажая омерзительную чешуйчатую морду разумного змея.

— Молчи, раб!— зашипел нааг.— Ничтожество! Варвар, дикарь, ты игрушка в моих руках. Ты исполнишь все, что я прикажу!

— Много болтаешь, тварь! Смотри, язык свой змеиный не прикуси!— прорычал Конан и, подняв топор, кинулся на наага.

Он готов был раскроить череп проклятому змею, как вдруг словно налетел на невидимую стену. Желтые хищные глаза глядели ему прямо в душу, в зрачках плясала танец смерти огромная, скалящая ядовитые зубы кобра с раздувшимся капюшоном. Танец ее завораживал древней магией, и глаза киммерийца, будто невидимой цепью, приковало к этому жуткому зрелищу. Конан застыл на месте, окаменев. Он чувствовал, как у него отнимаются ступни, затем икры, колени... Ноги варвара сковал ледяной панцирь, который неумолимо полз все выше и выше.

И в этот момент в воздухе свистнул камень. С силой пущенный откуда-то справа, он со смачным звуком ударил в блестящий голый череп нелюдя. Глаза, в которых только что зловеще отплясывали змеи, затуманились. Раздутые капюшоны кобр съежились, сами они начали таять, а затем и вовсе исчезли. Глаза наага подернулись полупрозрачной пленкой.

«Как у курицы!»— с отвращением подумал Конан. Он с трудом оторвал взор от человекозмея и посмотрел вниз, на ноги. Лед на них таял, превращаясь в зеленоватую дурно пахнущую жидкость.

Конан ощутил легкое покалывание в икрах и ступнях: онемение спало, заклятия больше не существовало. Видно, все же за время тысячелетнего сна колдовские способности наага ослабли. В былые времена чары, наложенные им, не распались бы даже после смерти змея. Но Конану повезло.