Ольга Романовская - Перстень Мериада Страница 26

Разумеется, чуткий нюх не подвёл волка: высунув голову из норы, он втягивал в себя утренний воздух, пытаясь определить, откуда исходит опасность. А потом, почуяв, что она рядом, рванул прочь. Но уйти ему не удалось — Стелла быстро чиркнула огнивом, и пламя заключило серого хищника в кольцо, дорого отплатив за минуты промедления.

Волк метался в огненной ловушке, однако он был по-прежнему опасен: солома быстро прогорит, и он вырвется на свободу. Нужно было что-то делать.

Стелла достала кинжал. Эх, ей бы сейчас лук, а так у неё будет всего один шанс.

— Арик, кинь сюда вон тот горящий сноп, да, пододвинь его палкой, — попросила она мертвенно бледного мальчика.

— Я боюсь, — прошептал он и бросился бежать.

Что ж, придется самой. Она прицелилась и метнула кинжал, метя в бок серого хищника — попасть ему в горло было нереально. Бросок увенчался успехом — волк был ранен. Вытащив меч, принцесса терпеливо ждала — раненный зверь во стократ опаснее здорового, нужно подождать, пока он потеряет много крови и ослабнет, благо еще не вся солома прогорела.

Но волк-таки отыскал лазейку в огненном кольце и поспешил укрыться в соседнем овраге. Стелла без труда выследила его по кровавому следу и, будучи уже хозяйкой положения, довела дело до конца.

Отправившийся от страха Арик с интересом рассматривал мертвого волка, то и дело бросая восхищенные взгляды на стоявшую рядом принцессу. Ей это нравилось: Стелла любила, когда ею восхищались.

— Как Вы его ловко, а! — Арик с опаской потрогал клыки зверя. — Можно я потом сниму с него шкуру?

— Конечно, — пожала плечами девушка. — Мне она не нужна.

Глаза мальчишки засветились от радости.

— Моя мама варит чудесную похлёбку, не хотите попробовать? И каша у неё рассыпчатая. А ещё, — гордо добавил Арик, — у нас есть ягодное вино.

Принцесса рассмеялась: ей ещё никогда не предлагали попробовать похлёбки, каши и ягодного вина. Но она не отказалась пообедать вместе с ними: со времени завтрака прошло много времени, и желудок начинал медленно, но верно напоминать о себе.

Фермерский домик стоял неподалёку от луга; перед ним росло несколько чахлых яблонь. Когда они въехали во двор (открытую утоптанную площадку перед домом), мать Арика снимала с верёвок чистое бельё.

— Уже вернулся, пострелёнок? — не оборачиваясь, спросила она. — Дядю-то хотя бы дождался?

— Дождался.

— Тогда иди и помоги мне. Видишь, у матери рук не хватает!

— Я не один, мама, — осторожно заметил мальчик.

— И кого ты там опять привёл? Какого-нибудь… — Фермерша осеклась, увидев принцессу. — Здравствуйте, сеньора! Вы уж извините, что я так…

— Ничего, ничего! Я не хочу Вам мешать.

Угощение удалось на славу: мать Арика, догадавшись, что Стелла как-то связана с королевской свитой, старалась во всем угодить ей.

Арик ни на шаг не отходил от принцессы, за что получил от доброй фермерши не один подзатыльник. Наконец, не выдержав, мать отправила его обратно к овцам.

Слово за слово, обещания повернуть назад "сразу же за тем поворотом" — и Стелла вернулась в Восмур только на закате, голодная, как волк, но полная впечатлений. Несмотря на бурные и многословные протесты Марана, встретившего её во дворе и не отстававшего ни на шаг добрых десять минут, она стремительно прошла мимо столовой. На пороге кухни энтузиазм барона иссяк, и он, махнув рукой на стену упрямства, которую ему так и не удалось сломать, ушёл.

Как и утром, девушка поела на кухне, а после поднялась к себе. Мягкая постель — это как раз то, о чём мечтаешь после такой долгой прогулки.

Только она во весь рост растянулась на кровати, как в дверь постучали.

— Войдите! — крикнула принцесса. Она села и надела сапоги. Ни минуты покоя! Опять им от неё что-то надо!

В комнату вошёл Наваэль. Бросив на неё сердитый взгляд, он пододвинул стул и сел напротив неё. Выражение его лица не сулило ничего хорошего, как, в прочем, и это затянувшееся молчание. Стелла машинально отодвинулась подальше. Сейчас что-то будет!

— Вернулась, наконец! Хорошо погуляла?

Принцесса кивнула.

— Судя по твоим сапогам, была загородом. По уши в грязи — но довольная и счастливая. Одетая ничуть не лучше деревенской бабы. Ладно, если бы только это! Но, нет, тебе было мало! Ты даже не удосужилась переодеться и спуститься к ужину, а, как служанка, нет, даже прачка, наскоро поела на кухне из глиняной миски. Ела чуть ли не вместе с дворней! И тебе не стыдно?

— А чего мне стыдиться? — Она начинала понимать, что ей действительно есть чего стыдиться, но, вот беда, стыдно ей не было.

— Стелла, перестань! — прикрикнул на неё король. — Имей хотя бы смелость признать всю недопустимость и оскорбительность своего поведения!

— Что я должна перестать! — обиженно буркнула девушка. — Перед тем, как кричать, потрудитесь хотя бы объяснить, за что Вы меня ругаете.

— А ты до сих пор не поняла, за что? По-твоему, нормально пропадать где-то весь день, уйти тайком, никому ничего не сказав? Да мало ли, что с тобой могло случиться!

— Кому сказав? Кому я должна была сказать, что уезжаю? Когда я уехала, все ещё спали! К тому же, — пожала плечами принцесса, — я всегда так делаю. Знаю, знаю, — она торопливо предотвратила ответную реплику собеседника, — Старла говорила, что так поступать нельзя, но ведь она уже привыкла…

— Привыкла к чему? Твоему безобразному поведению?

Стелла покраснела.

— Да, безобразному, непристойному, отвратительному и безответственному. Искренне сочувствую твоей сестре, которой приходится ежедневно иметь с тобой дело.

— Не такое уж оно и непристойное! Я же ничего такого не сделала. Да, не оставила записки, не взяла охрану, но я ведь не выезжала за пределы баронства! А на кухне поела потому, что так было быстрее.

— Потому, что не хотела отвечать за свои поступки.

— Я не понимаю…

— Чего ты не понимаешь? Стелла, перестань вести себя, как маленький ребенок! Тайком сбежала, потом, испугавшись заслуженного выговора, тайком же поужинала объедками…

— Не объедками! Я ела нормальную пищу.

— На кухне из общего котла? Итак, тайком сбежала, тайком поела, тайком пробралась к себе, надеясь, на завтра все забудут о твоем проступке.

— Видите ли, я не из тех женщин, которые шага слупить не могут без свиты и целыми днями сидят дома.

— Я это понимаю, — вздохнул Наваэль, — и не собираюсь ограничивать твою свободу. Но есть же какие-то приличия!

— Вот именно, какие-то.

— Стелла, скажи мне, тебе никогда не приходило в голову, что за тебя могут волноваться? Просто волноваться, если забыть об элементарных правилах придворного этикета, до которых, как я уже убедился, тебе нет никакого дела. Это прискорбно, но перевоспитать тебя я, увы, не могу, хотя это было бы в твоих интересах.