Игорь Мерцалов - Я, Чудо-юдо Страница 26

И решили короли обойтись не войсками, а скрытыми резервами. Бунтарей хватало с избытком в обеих державах, среди соседних норвежцев других, по-видимому, вообще не было. Свободолюбивым асоциалам, владеющим своими кораблями и командами, было неофициально предложено отпущение грехов и несколько уютных заливчиков на халландском берегу в обмен на честное-пречестное слово грабить не всех подряд, а тех, насчет кого будут даны особые рекомендации.

Любовь к свободе – штука весьма своеобразная. В чистом виде существует недолго, как правило, быстро заменяется потребностью приобретенную свободу выгодно реализовать. Асоциалы решили, что предложение властей достаточно выгодное. И дело завертелось.

За десять-пятнадцать лет в Халланде, области на юге Швеции, возникла довольно развитая инфраструктура, включающая в себя базовые поселения, укомплектованные ремесленниками для ремонта судов и оружейниками для снабжения команд, торговую сеть, ориентированную на скупку награбленного, и простую – в духе времени, – но эффективную сферу услуг.

Для оптимизации процесса отпущения грехов был даже создан специальный Халландский епископат, действующий в рамках особой, Халландской же, унии, якобы способствующей поэтапному обращению язычников. Дело в том, что драккманнам не особо возбранялось придерживаться старых верований. Хотя язычество фактически уже умерло, новоявленные корсары обрадовались: сохранившиеся в сагах элементы одинического культа прекрасно подходили для оправдания образа жизни.

В драккманны в основном шли непокорные кланы, дотоле укрывавшиеся от преследования властей в Дании, Швеции, Норвегии и даже Исландии. Но со временем стали встречаться там и ирландцы, шотландцы, валлийцы; немцы, поляки и русичи всех мастей; молдаване, латы, эсты – короче говоря, все, кто на родине слишком нервничал, ощущая, как подбирается к ним пристальный взор закона.

Из этого гремучего сплава медленно, но верно образовывался новый этнос.

– И все язычники?

– Кто как, – ответил Платон, сидя у печи и прихлебывая сбитень. – По большей части да. Норманнов-то все же поболее прочих. Ну церквам латинским кланяются для порядку, патеров не ругают – вот и все их «обращение». Каждый по своему обычаю живет. Капищ не рубят, обряды по домам справляют.

– А что же ты Торфина божьим человеком назвал? – поинтересовался кот.

– Почему не назвать? – невозмутимо ответил новгородец. – Все на свете Богом созданы, а значит, все Господу угодны.

– Фальшь иртум, – немедленно отреагировал Рудя. – Это есть несомненен…

– Дай человеку отдохнуть, – прервал я его.

А глаза-то у Руди горят… Нашел свежие уши, даром, что варварские! Впрочем, для него хуже юде все равно никого нет, на юде он бы и негру жаловался, расист-самоучка.

– Да я и так отдыхаю, – улыбнулся Платон. – Спасибо вам, люди и нелюди добрые, спасли душу православную. Опосля же плавания на доске мне ничто не в тягость. Так о чем ты хотел сказать, Рудольфий?

– Я могу доказайт, что есть народ, не угодний для Бог, – торжественно объявил фатерляндец. – Это есть эйн-цвей-дрей.

Едва ли он прямо сейчас доказательства свои придумал. Вернее всего, давно ждал случая высказать их мне, да повода не было.

– Не может быть, – с мягкой уверенностью, которая отнюдь не исключает возможности спора, сказал Платон.

Воодушевленный его тоном, Рудя приступил к очередному «еврейскому разгрому».

– Эйн, – стиснув кулак, он отогнул большой палец. – Кто бил до приход Спаситель верящий истинний Бог?

Лично мне пришлось секунду-другую побороться со своеобразной Рудиной грамматикой. Платон же, демонстрируя немалый опыт общения с иноземцами, понял его сразу.

– Иудейский народ, кто же еще?

– Я-я! Фернер[7], цвей: толко юде мог надейся на милость Божий, прочий варвар нет?

– Правду молвишь, добрый человек. И Ветхий Завет нам вещает, что Господь рукою Своею вел народ иудейский через тернии бытия…

– Sic![8] – Рудя предвкушал победу, как рыбак, подсекающий окуня. – Унд дрей: два раз Господь истребляйт юде на корню, спасайт только по один фамилия: Ной, потом Лот. Из целий народ только дфа приличний человек! Благонадежность семейств и то под вопрос, если помнить про жена Лота! И наконец кто продаль Иисус? Тоже юде! Ну кто переспорить мой эйн-цвей-дрей? – Он обвел аудиторию торжествующим взглядом.

Я только вздохнул, кот коротким мурлыком выразил восхищение стройностью рудиных умозаключений. А Платон плечами пожал и сказал:

– Споры спорить я не великий умелец, жизнь не научила. Но только, ты не обижайся, Рудольфий, тут и дите малое возразит. Ну сам посуди: может ли всемогущий Господь ошибаться?

– Абер найн![9]

– Ну так вот и помысли: неужто по ошибке дозволял Господь иудеям род продолжить? Да и прочим людям, ибо кара небесная всех человеков постигала по грехам их великим. И уж коли сам Отец Небесный распятие Сына Своего простил иудеям, нам ли, грешным, новый суд чинить?

– Вам, грешним, нет. А честний католик…

– Тоже человек. Знаешь, Рудольфий, я свет видел. Куда только доля не бросала… И люд я разный встречал, уж ты поверь. По первости смотришь на иных: тьфу, мерзость! Бывает, и не поймешь: люди перед тобой или мороки какие. А потом пообвыкнешь, приглядишься-присмотришься… И воистину зришь, как велик промысел Господень, что столь чудно свет устроил. В каждой земле правда своя, но не бывает так, чтобы люди совсем без совести жили. А коли совесть есть – уже, значит, не пропащий человек. Уже для чего-то Господу нужен.

Впервые на моей памяти Рудя не поспешил ничтоже сумняшеся отметать встречные аргументы. Призадумался над услышанным.

Платон между тем поднялся на ноги, снял с плеч и аккуратно свернул одеяло. Натянул сухую одежду, которую я принес из волшебного сундука (стояла у нас пара таких в тереме: один выдавал на заказ роскошные парчовые кафтаны и златотканые свиты с сафьяновыми сапожками, другой – поневы да ферязи из нежнейшей тончицы. Однако сундуки стояли без дела: мы с Баюном в их услугах, понятное дело, не нуждались, а Рудя воротил нос от «варварских покровов» – сундуки работали исключительно по славянской моде). Оглядел себя и кротко вздохнул: видно было, что богатая одежда ему непривычна, но то рванье, в котором он прибыл на остров, я уже спалил в печи.

Невысокого роста крепкий мужичок лет едва за тридцать, с круглым располагающим лицом обвел нас взором синих глаз и спросил:

– Не нужно ли в чем пособить вам, добрые люди-нелюди?

– Ты отдохни сперва!

– Я не устал, Чудо-юдо.

– Устал, еще как устал, – гипнотически мурлыкнул кот. – Ты очень хочешь спать.