Наталья Резанова - Дети луны Страница 26

Адриана села на камень, натянув поглубже капюшон, поджав колени к груди и обхватив их руками, — так теплее или хотя бы кажется.

«Проклятье! Вот она, в точности, вся моя нынешняя жизнь — и одна, и никто не держит, а идти нельзя. Только тут я идти опасаюсь, потому что непременно провалюсь куда-нибудь, а вообще я боюсь уйти — почему? Королевство от этого погибнет? Хорош Странник — опора королевства, надежда и упование…

Ну, предположим, действительно свалился бы он в пропасть (а может, еще и свалится). Ведь могло так быть, могло, а? И безо всякого злого умысла.

Глупость все это, конечно. Не сбегу я, а пойду прямиком туда, куда меня послали — привет, встречные пропасти!

Но это уже будет в последний раз. В самый последний. Как только король отпустит меня… Я ничего не загадываю. Я приказываю себе. Когда я, наконец, со всем развяжусь, приказывать себе буду только я. А для этого нужно прежде всего доставить письмо»

Эта молочная каша словно бы еще загустела. И дышать стало труднее. В глотке першит… И не то чтобы холодно, а противно.

Разумеется, если б это был не туман, она бы так не раскисла. Любое осязаемое препятствие… Может, все-таки попробовать?

Обойдя вокруг камня, Адриана убедилась, что и она со своей привычкой находить направление в пространстве тут бессильна. Как собака, потерявшая нюх. Пришлось вернуться.

Не желая сосредотачиваться на мыслях о своем безвыходном положении («Из любого положения есть выход…»), она попыталась подумать о чем-нибудь другом, и вспомнила неоднократно слышанный, правда, не столь популярный, как истории о нечистой силе, рассказ о каменоломнях короля Энкельбрехта. Он содержал их не ради камня, а ради наказания. Там редко кто выдерживал больше двух месяцев, не только потому, что каменная пыль забивала и разъедала легкие, но и оттого, что там из земли выделялись какие-то ядовитые испарения, надышавшись которых человек умирал мучительной смертью (к этому добавлялись различные подробности), причем неожиданно и в разных местах каменоломен, пробиваясь сквозь незаметные щели в породе… «Понятно, почему я вспомнила. Сижу здесь и дышу ядом!» Она кривовато усмехнулась. Байками о каменоломнях пугали еще в детстве. Но и теперь, когда шла в горах, иногда приходило в голову — вдруг да провалюсь туда? Правда, все это шло чуть ли не двести лег назад, каменоломни давно обрушились, завалив несчастных, которые в них содержались, и где они были, никто уже не помнит, а может, выдумки все… хотя кто знает…

И все-таки холодно, чертовски холодно. Размяться, что ли?..

Туман держался около трех суток. Когда же в нем наконец забрезжил просвет, Адриана ринулась вперед с яростью. «Застоявшийся конь», — злобно посмеивалась она. Радоваться было нечему — непредвиденная задержка могла все погубить. А она обязана была предвидеть даже это. И, согревая издрогшее тело беспрерывным движением, Адриана устремилась дальше — обдираясь, глотая остатки тумана, — с зубца на зубец, со скалы на скалу, ладони саднили от веревки, горло от сырости, но она все подгоняла себя, как хлещут коня по окровавленным бокам. Казалось, туман, уползший с гор, переместился в ее душу. Помимо стремления скорей достичь цели, ее внимание было занято выискиванием возможной опасности — все равно: гернатовского дозора, местных охотников, горного барса или незаметной расселины, — этого с лихвой хватало, чтобы отвлечь от меланхолических размышлений. Уже не Адриана, а Странник, ловкий, хитрый, ни перед чем не отступавший Странник пробирался, готовый, если понадобится, прогрызть эти горы зубами, пока желтые склоны Абернака не открылись перед ним.

Осень наступила. Кончалось славное время Странника. Голые пастбища. Низкое серое небо. Теперь он шел днем и ночью. Припасы кончились, а у него не было времени на охоту. Странно, но голод не мучил его. Другое — он ощущал слабость, большую, чем от усталости. Это было нехорошо. Вероятно, проклятый туман не прошел даром — лихорадка могла начаться снова. Но пока он держался. Силы еще откуда-то брались. Цель была уже близка. А потом — свобода. Тоже неплохая вещь. А лихорадка — бог с ней. Как-нибудь выкрутимся, от этого не умирают.

Опять начались леса. Следовало порадоваться, но он так спешил, что даже не заметил этого. Миновав ночью черный редкий сосняк, на рассвете он заметил несколько огоньков. Жилье. Люди.

Это было большое село, лежавшее рядом с проезжей дорогой. Вопреки обыкновению, Странник не стал обходить его.

Кривые, вросшие в землю домишки, крытые соломой, церковь, кузня, сукновальня, вытоптанная площадь с бродящими по ней тощими курами, постоялый двор с корчмой, перед которой за дощатым столом, несмотря на ранний час, уже сидело несколько человек, потягивавших пиво из глиняных кружек, — зрелище, успокаивающее душу своей обычностью. На дворе грузная служанка с подоткнутым подолом задавала корм свиньям. Что до посетителей корчмы, то это были по большей части приезжие, не успевшие разъехаться после вчерашнего базара — невысокие, коротконогие, тяжелые на подъем люди с коричневыми квадратными лицами, затененными войлочными шапками, называвшие друг друга кумовьями и неторопливые в разговоре. Впрочем, один был здешний, видимо из зажиточных, раз сидел здесь в неурочное время, — он степенно повествовал о напастях, поражавших край последней весной: молния ударила, да прямо в церковь, так и стоит полусгоревшая, тогда же герцог Эйлертский угнал два десятка мужиков…

— Хотя, конечно, грех жаловаться, лето хорошее было, — закончил он, перекрестясь, — и урожай успели убрать, пока поля не сожгли.

— Ну и сожгут теперь… амбары… — возразил ему мрачный голос, какой можно услышать в любой компании.

Рассказчик погладил подбородок рукой, не находя, что ответить. Служанка принесла еще пива. Все молча выпили.

— Ну так на Бога будем надеяться, чтоб уберег, — наконец выдавил первый и обернулся к своему соседу, неохотно жевавшему кусок козьего сыра. — Ты кто, парень? Что-то я тебя не видал раньше у нас… — спросил он, вглядываясь.

Сосед худобой и горящими глазами напоминал привидение, но говорил, как оказалось, вполне разумно и обращение понимал.

— Пришлый я, — ответил он. — Охотник с гор.

И правда, за спиной у него висел лук и колчан со стрелами, а на боку — длинный узкий нож.

Остальные тоже заинтересовались, придвинулись поближе.

— И что же там, за горами, слышно? — спросил горбоносый человек с внимательными, несколько косящими глазами, по всей вероятности торговец.

— То же, что и везде. Война.

Все вздохнули, выпили пива. Предложили и охотнику. Он согласился, не чинясь. Выпив, он поблагодарил добрых людей и в свою очередь задал вопрос: