Алексей Зубко - Специальный агент преисподней Страница 26

– Да-да. Иначе нельзя. Предварительные заключения?

– Поведение объекта неадекватно.

– Вот это-то и настораживает.

– Может?…

– По обстоятельствам.

– А…

– Попробуйте.

– Ну, может, тогда…

– А вот это лишнее.

– Понял.

– Еще что-то?

– По этому вопросу – нет, но я хотел бы обсудить с вами некоторые нюансы…

Дальнейший разговор не имеет никакого отношения к излагаемым нами событиям, и посему ограничимся услышанным.

ГЛАВА 9 Своевременное пробуждение троллихи

Не будите лихо, даже если оно громко храпит.

Поутру, едва продрав сонные глаза и сладко потянувшись, я почувствовал дикое желание искупаться, смыть въевшуюся в кожу и волосы гарь. Благо речка под боком, неспешно несет свои темные воды, стыдливо прикрывшись белесым одеялом тумана. Выбравшись из-под походного коврика, я переступил через лежащего на спине, копытами вверх, оленя, сладко похрапывающего и сонно шевелящего челюстями. Добрыни не видно, он с головой зарылся в отсыревшую к утру кучу рано опавшей листвы, еще не приобретшей осенней золотистости, но уже утратившей зеленую весеннюю сочность. По богатырскому храпу только и определишь месторасположение. Чуть поодаль, слабо трепеща под редкими порывами западного ветерка полоской-вымпелом, в небо устремляет свое острие пика Дон Кихота. Рядом высится груда доспехов, большая часть которых явно побывала в руках жестянщиков. Бросается в глаза каска, в жарком климате прекрасно заменяющая настоящий шлем, поскольку враги встречаются не часто, а вот знойное солнце палит с утра до вечера. И что такое палица противника по сравнению с огненным кулаком солнечного удара? Но вернемся к каске, которая в лучшие свои годы, до того как протерлась до дыр, служила тазиком для умывания. Лишь кто-то находчивый вырезал полукруг из его ободка да закрепил шнурок. Прямо хоть бери да отправляй в передачу «Очумелые ручки»… вот только какое отношение передача имеет к шлему? Допустим, передачи передают в места лишения свободы, «Очумелые (ручки»… ну, тоже вполне видимая взаимосвязь – надоже как-то пережить одиночество заключения… а каска? (Ведь что самое противное: точно помню, что я это знал, а вспомнить не могу. Где-то рядышком вьется, ухвати- и распустишь запутанный клубок. Ан нет! Дразнить – (дразнит, а в руки не дается. Не зря же память – женского рода…

Стреноженные лошади дрожат от утренней свежести, прижавшись друг к другу боками, округлившимися от обилия свежей травы, да заученно отмахиваются хвостами от назойливых слепней. Рядом, поникнув головой, отдыхает осел Пансы, владелец которого стоит в карауле, охраняя наш сон. Вот только звуки, доносящиеся от опущенной на руки головы, весьма далеки от бдительного, с присвистом сквозь сжатые зубы, дыхания, они больше напоминают дремотное сопение суслика, вкушающего послеобеденный сон. Впрочем, если быть честным, то я не помню, какие звуки издает спящий суслик. Да и сдается мне, никогда не знал этого. А, как всем известно, вспомнить то, что забыл, да еще и не знал… Предположим, что данное сравнение используется для привнесения в повествование гротескности, или чего там еще… Я не критик, чтобы вникать в тонкие сферы анализа, я просто пишу… излагаю то, что было, есть и будет. В смысле -будет что-то, буду писать… э-э-э… эти изменчивые слова, капризно зависящие от поставленного ударения, буду заносить на бумагу. Вот такая, братцы, проза жизни.

Поборов желание подойти к Санчо и крикнуть на ухо: «Хенде хох!» – что наверняка благотворно повлияет на его моральный Облик в плане приучения к дисциплине, но может привести к ухудшению контроля над некоторыми физиологическими процессами, я бросил взгляд в сторону шалаша, который Добрыня наскоро соорудил для девушек. Леля, Ламиира, Ливия. Бедненькие! Сколько им довелось перенести испытаний… но теперь-то все будет хорошо, с нами они в относительной безопасности. Мы быстренько развезем их по домам, где среди близких людей они смогут забыть все ужасы пленения.

Хотя… где они живут и есть ли у них эти самые близкие? И вообще, кто они такие – мне они назвали лишь свои имена – и как оказались в яме? Молчат. Ну и ладно, может, само все прояснится, когда ко мне вернется память.

Я улыбнулся сам себе, вспомнив сладость их поцелуев.

Жизнь, ты прекрасна!

Пологий берег реки покрыт жирным слоем ила, из которого тут и там торчат пучки острой осоки. Здесь к воде не подобраться, нужно искать участок берега, более подходящий на роль пляжа.

Двигаясь вдоль илистой кромки, огибаю печально поникшую иву и упираюсь в каменную гряду, которая выходит из леса, возвышаясь серо-зеленым монолитом в полтора моих роста. Цепляясь за стебли вьющихся по камню растений, взбираюсь вверх.

Совсем другое дело.

Опускаюсь на мягкую подстилку из густого мха, сплошным ковром укрывающего пологий холм и спускающегося к самой воде, где каменная гряда, раздваиваясь, образует уютную лощину. Среди мягких стеблей, колеблемых течением, снуют крохотные мальки рыб, сияя светлыми боками.

Поверхность гряды на диво гладкая, словно камешек, обкатанный волнами и временем.

Чудны твои творения, природа…

Спустившись к воде, я попробовал ее рукой. Бр-р-р…

Желание искупаться несколько приостыло, но я решительно раздеваюсь, складываю одежду на небольшой каменный холмик, выступающий из-под мха. И придавливаю ее мечом.

Странно… на ощупь камень теплый. Наверное, не успел остыть за короткую летнюю ночь.

Прижимаю к нему ладони, впитывая приятное тепло, и вдруг чувствую, как он вздрагивает. Землетрясение?

– Йо-хо!!!

Скользнув голым задом по гладкому камню, я съезжаю в более чем прохладные объятия речных вод. Зубы мои клацают, из горла вырывается: «У-у-у!» Через силу сжимаю зубы – переполошить спящий лагерь не входит в мои планы.

Несколько энергичных движений, разгоняющих кровь, и заплыв на полсотни метров с максимальной выкладкой. Холод, грозящий судорогой, отступает, вода становится не столь уж и холодной. Скорее прохладной…

Увлекшись купанием, я позволил течению отнести меня довольно далеко.

Вдруг забурлила река, всколыхнулась водная гладь, и вынырнула лупоглазая голова. Лягушка не лягушка, человек не человек… ихтиандр какой-то неизвестной мне мутации.

Широко раскрывая безгубую пасть, существо про-квакало:

– Как посмел ты потревожить мой покой, мою воду взбаламутить?!

– Это не я, она сама.

– Утоплю.

Вспыхнули злобой глаза, встали дыбом бурые пряди волос-водорослей, оскалился острыми зубами рот… Ну и страшилище!