Сергей Петренко - Империя Страница 26

— Уж лучше мы где-нибудь спрячемся, притаимся — только не надо на нас цеплять человечьи штуки! Они, конечно, страшно красивые, только я буду себя в них чувствовать, как деревянный, — пропищал малыш категорично. — У меня до сих пор мурашки по спине бегают, лишь только вспомню тот случай!

Димка немедленно попросил рассказать.

— Однажды я в город пробрался. Залез ночью в какую-то трубу на углу громадной домины — да и заснул нечаянно. Просыпаюсь — утро, по улице не прокрадёшься, пришлось сидеть до темноты. И тут слышу — кто-то тявкает. Я выглянул — о, черти драные! — представляете, собачонка такая, ростом с меня, захудаленькая вся, а уж морда донельзя глупая, а шерсти никакой и нет, облезлая она. Так то б ещё ладно! Но, поверишь, жилетец на ней напялен, не то собака, не то уродец заморский! Меня аж скривило всего — до чего вкусы у них в городе поганые, даже собаки себя позволяют дурами полными выставлять. Вот я и боюсь, Димка, как бы самому не стать этаким псёнком сумасшедшим.

Рассказ малыша заставил Меркони улыбнуться, и все согласились, что Джа и Кхо облачать в наряды не стоит, ведь, как-никак, большинство гостей тоже не будут отличаться светским видом. Да и поди, подбери для лесного существа подобающий случаю придворный костюм! Бессмысленно это, и пожалуй что и глупо.

Когда с внешностью хозяев все вопросы были решены, настала очередь тронного зала. Менять что-либо в его убранстве Димка не собирался, да и опасно это — магия дворца сама по себе сильна, кто знает, чем кончится попытка изменить самое её сердце? Ограничились тем, что притащили из соседних покоев скамьи и кресла, расставили у стен. На этом приготовления завершились.

глава 5

Госпожа Пустырья де Каромысло, великая фурия Салеха, блистательнейшая светская особа, сгубившая дьявольскими чарами сотни душ, прирождённая колдунья, чьё мастерство и приверженность запрещенной магии Кохха известны всему чародейскому обществу. Несравненная, неотразимая синьора Льюсиммора, румынка по отцу, египтянка по матери и сам бес-искуситель по сути, куртизанка, мастерством перевоплощения достигшая невероятных высот обмана, в других кругах известная как странствующая цыганка и прорицательница, при этом носившая титул маркизы и обольстившая чуть ли не половину молодых воздыхателей на знаменитом балу у Цахи Морикчезо. Старая карга Лючипфа с Филиппинских островов, демонические песни которой взяты на вооружение всеми шаманами мира, а рецепты ядов совсем немногим уступают творениям Локусты — живущая, тем не менее, в нищете, в грязи, словно дряхлая гиена, мумия, кукла из костей и праха в гнилых лохмотьях, о которой говорят, будто в её волосах метровой длины водятся если не змеи, то уж, по меньшей мере, черви.

И особо следует отметить присутствие самого Слепого Дьявола, как прозвали свои же «коллеги» короля всех ужасов и ночных кошмаров Кыхшрух Ыра, один только облик которого, случалось, был причиною смерти увидевшего его человека. Имя это приводило в трепет даже лесных чудищ. Олицетворение страхов славилось, однако, не только видом, но и жуткими звуками, каковые оно издавало время от времени. Звуки, душераздирающие, протяжные, зазубренными иголками впивались в нервы и тянули, тянули — пока несчастная жертва не сходила с ума — если Кыхшрух не решал раньше её съесть.

Слепой Дьявол водил на поводке упыря, вечно сопящего на встречных трубчатым ртом. Иногда губы-трубочки оттягивались назад, оскаливая ряды иголочек и лезвий, и внимание оказавшихся поблизости сразу же обращалось на поводок — изгрызенный и местами почти перетёртый.

…Что же касается особ интеллигентных, то и здесь никак нельзя было пожаловаться на недостаток прославленных личностей. Из числа таковых можно указать, к примеру, дона Феньяго, испанского профессора, автора знаменитой трилогии о вариациях прошлого. Дон Феньяго имел исключительное влияние на испанского монарха, но в магических кругах был более известен как отъявленный лгун и человек абсолютно беспринципный. Злые языки утверждали, что имел профессор солидный штат шпионов по всему свету, покупающих и продающих коммерческие и государственные тайны. Утверждали также, будто состояние его приближалось к тридцати миллиардам долларов — однако, тут болтуны ошибались — по крайней мере, золотые и платиновые запасы в хранилищах этого дона вернее было оценить в сумму на порядок большую.

Разумеется, не все маги имели склонность к неумеренному обогащению — примером тому мог служить господин Допы Клон Хи, личность малоизвестная в светских кругах, но в своём роде, несомненно, интересная. Главной страстью господина Хи была… если можно так выразиться, генная инженерия. Не совсем обычная, правда, ибо вмешательство в генные процессы носило в большой степени магический характер. Господин Хи был скромен — его не притягивала слава и влияние в научных кругах. Господин Хи не стремился получить власть над миром — и не создавал ни гигантских монстров, ни смертоносных микроорганизмов. Жучки, червячки, мошки — в лабораториях господина Хи вы могли бы увидеть самых удивительных созданий, как правило, безобидных, если не считать их опасности для психики неподготовленного визитера — так, например, в стеклянной банке на столе вам могли запросто показать муху с крохотным, но вполне натуральным старушечьим личиком.

Кстати, господин Хи был известен как изумительный рассказчик забавных историй — анекдотов, как сказали бы в России.

Ну, и последним из знаменитостей — последним в перечислении, но отнюдь не по значимости для магического сообщества — мы представим уже упоминавшегося чуть раньше в нашей истории магистра общей магии Колдуса Балдуса — человека мудрейшего, философа в жизни и в науке, чрезвычайно далёкого от всякой политики и суеты. Этому гению, постигшему сокровеннейшие тайны магии, сформулировавшему законы магических полей, переносов, интрафоносинклуаций — исполнилось сто восемьдесят два года. Древний старец был почти неизвестен среди людей, даром что в учебнике магии по Лу его имя упоминается в числе величайших теоретиков на первых же страницах. К несчастью, Балдус, постигнув вершины теоретической магии, по неведомым причинам так и не смог овладеть элементарными приёмами прикладного колдовства и довольствовался скромной должностью профессора кафедры научного атеизма в одном провинциальном университете. Впрочем, сам Балдус никогда не жаловался на свою судьбу.

Кроме виднейших представителей магической элиты, во дворце Мерлина присутствовали сотни обыкновенных колдуний и колдунов, призраков и оборотней, обитателей лесных чащ и горных ущелий, болот и холмов. Когда все гости собрались в тронном зале, Димка начал было опасаться, что для совета он окажется тесным — но либо магия дворца расширила пространство, либо собравшиеся ухитрились компактно распределиться — так или иначе, гости, видимо, не испытывали неудобства. Одни степенно обсуждали важные дела и события, или молчали, время от времени многозначительно поглядывая на пустующий трон, другие болтали о совершенных пустяках; кто-то отрешённо застыл в самых тёмных углах, иные же, наоборот, носились по залу, как расшалившаяся малышня, с визгом и писком, а время от времени даже летали под сводом. Благодушные и надменные, простоватые и злобные, и даже безразличные ко всему окружающему лица. Но в гомоне, шуме, заполнившем тронный зал можно было уловить особенную окрашенность, присущую скрытому напряжению, затаённой тревоге. И неудивительно, что едва только на пустующее возвышение у трона взошёл мальчик в ярком наряде, зал моментально затих.