Ольга Зима - О чем поет вереск (СИ) Страница 27

Вздохнула глубоко и смотрела волнительно, как будто сомневалась.

Мидир любовался ей, словно впервые увидел. Ровный овал лица, тревожные хризолитовые глаза, ярко-алые губы…

Клепсидра дома Волка застучала особенно звонко, как обычно в преддверии перемен.

— Нет, я никому не отдам тебя, — прошептал Мидир, поднося к своим губам пальцы Этайн. Добавил громче: — Верь мне, дорогая. Я хочу находить твою руку в своей руке каждое утро этого мира.

На оставленном кларсахе со звоном лопнула струна, а лампа упала с обеденного стола. Мидир взмахнул рукой, смиряя пламя.

— Мой король, — вымолвил Джаред с укором. — Она не ваша. Не стоит оттягивать неизбежное. Сотрите ей память и отправьте в Верхний прямо сейчас! Отдайте ее…

— Кому, Джаред? К кому попадет Этайн?

— Дела земных вас не касаются.

— Джаред, кому?! Пр-р-равду!

Тяжелый вздох.

— Вы обошли ее защитный гейс. Есть большая вероятность того, что теперь Этайн заберут друиды.

— Именно! Я сказал — нет! — рявкнул Мидир вслух и про себя. Погладил вздрогнувшую Этайн и договорил для Джареда:

— Ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра. Никогда! И она не узнает об обмане.

— Это все равно, что заливать костер вином!

— Я не верну Этайн. Она — моя женщина. Моя королева!

Примечания:

Благодарю Фату за предоставленный стих)

Место с камешком нагло потырено с побережья Баренцева моря, близ Семиостровья

1 кларсах — маленькая арфа

Глава 15. Вереск и младший брат

Мидир потратил на бесполезный визит к брату слишком много времени, и Этайн успела догнать его у дверей. Провела рукой по змейке, обвивающей ее шею, посмотрела с грустью, за которую волчьем королю очень захотелось прибить кого-то. Хотя этот кто-то уже изрядно пострадал сегодня.

Мидир поднес ее руку к губам, раздул ноздри, втягивая запах. Кроме привычной теплой сладости вереска, от которого сразу закружилась голова, ее кожа благоухала ароматом роз с ноткой хвойной горечи — видно, Этайн в саду все же побывала. И слабо, очень слабо ощущался запах брата.

Надо будет сажать Мэллина дальше от королевы, решил Мидир.

Его бы воля — и Этайн вообще не покидала бы покоев. Но следовало обуздать жадность. Хоть для того, чтобы, как сегодня, можно было слышать ее. Говорить с ней. Любоваться ею в солнечном свете и…

— У тебя глаза снова горят желтым, — прошептала подхваченная на руки Этайн.

— Ты уже знаешь волков. Скажи мне, когда это бывает?

— Когда совсем-совсем нет света.

Мидир покачал головой, и на его «Ещё!..» Этайн продолжила:

— Когда ты взбешен, мое сердце, либо очень возбужден.

— Пр-р-равильно… И нет. Может, был взбешен, а теперь — возбужден?

Стражи стояли ровно и словно не дышали, но их смущение читалось слишком явственно. Мидир, войдя в покои, плотно прикрыл дверь и накинул магический флер, чтобы ни звука, ни шороха не вырывалось наружу!

Этайн хотелось столь сильно, словно они расставались на месяцы. Его ладони гладили ее спину, срывали завязки платья…

— Не сердись на брата, — выдохнула она ему в рот после мучительно-сладкого поцелуя. — Он делает все это… лишь потому…

Какую подоплеку нашла Этайн в каверзах Мэллина, слышать не хотелось. Не хотелось тратить ни секунды более даже на разговоры… На слова «мне бы ополоснуться», ответил рыком, потом вымолвил настолько членораздельно, насколько мог «я тебя вылижу», получив в ответ обожаемый рассыпчатый смех…

Решение, принятое Мидиром вопреки логике, вопреки здравому смыслу, вопреки всему, чему его учили как ши и как короля, странным образом успокоило. Буря в душе улеглась. А касания Этайн довершили дело.

Легкие, словно взмах крыльев бабочки, что на миг уселась на нос злому волку.

Вызвать желание — такой пустяк. Но с Этайн этого не требовалось. Овладеть телом…

Этайн застонала, выгибаясь ему навстречу. Пока бешеная жажда обладания не вытеснила все мысли, Мидир решил, что Джаред прав. У него были и более опытные, и более умелые. Он не мог, не хотел сравнивать. Те слова, что он бросил в запале Эохайду: «Этайн — одна!», стали явью. С Этайн привычные места расцветали новыми красками. Только эта женщина стала ему необходима, с ней он задыхался от нежности, с ней делился сокровенным. Что нужно, чтобы удержать ее? Какими цепями привязать это эфемерное, непонятное чувство, которое невидимо, неощутимо! Но без Этайн, без ее любви он задохнется быстрее, чем если лишится воздуха. Неважно, что он сам ощущает к ней. Он не хотел думать, вопреки привычному расчету. Она просто нужна ему.

Мидир боялся дотронуться до Этайн хоть каплей магии, нежил ее кончиками пальцев, пока она, расцелованная и заласканная, не заснула на его плече.

Часы пробили двенадцать, волчий король посмотрел на цветущий вереск и выдохнул облегченно.

Если Этайн узнает о подлоге… даже думать об этом было мучительно. Значит, и не должна узнать.

Тревожило не только это. Она опять почти не ела. Надо будет приказать Вогану приготовить что-нибудь особенное…

Единственное, что не принадлежало Мидиру — сны Этайн. А сегодня они были волнительны. Она хмурилась, сжимала руки. Словно птица, томящаяся в клетке.

Этайн дернулась и застонала, и Мидир, прикоснувшись к ее виску, припал к ее сну. Сначала смутные, образы мужа — один раз она даже дотянулась до него! — становились все глуше, сливаясь с обликом Мидира и с ее новыми впечатлениями. Потом осколки сегодняшней прогулки. Тревога за него. А потом…

— …шай ты меня!

Голос Мэллина привлек внимание Этайн по пути к парку. Она замедлила шаг и прислушалась.

Мидир чуть не застонал с досады — и как он не почуял ее? Почему не захлопнул дверь? Верно, потому что ослеп и оглох от злости.

— Нам есть, чему поучиться у верхних! Да посмотри хоть на свою человечку!

Выразительное слово странным образом не обижало Этайн в устах того единственного, кто рисковал так говорить в доме Волка. Мэллин не вкладывал в это слово иного, обидного смысла. А человеком Этайн была всегда и быть не перестала.

— Мэллин, твои бредовые идеи явно требуют внимания! — его голос прозвучал вновь суше и жестче, чем ему казалось.

А Этайн размышляла о нем. Ее супруг, ее сердце, ее Мидир сердился. Она знала эту манеру: наверняка ещё руки на груди сложил! Значит, спорить бесполезно.

— Через пару тысяч лет!.. — после паузы раздался его голос и треск дерева.

Этайн думала, что хотела бы услышать его обычный голос — бархатный и волшебный; заглянуть не в бешеные янтарные — а в хрустальные темно-серые глаза. И запустить руки в темно-каштановые волосы, которые всегда кажутся очень теплыми… И послушать еще что-нибудь о его жизни.

Вмешиваться в разговор, показавшийся семейным, Этайн не решилась, чтобы не лишать семью мужа его внимания. «Ее сердце» и так проводит с ней все свое время!

— Хватит пустословия! Теперь скажи мне, зачем? Зачем ты сделал это? Тебе бы все веселиться! Тебе мало того, что ты напугал ее при встрече?! Никогда не смей больше… — собственный рык показался Мидиру незнакомым и неприятным, напомнив голос отца.

Этайн поторопилась уйти, когда волки перешли с разговоров на рычание. А рычание распознавать она пока не умела.

Спустилась по стене дворца в ожидании, пока Мидир успокоится, раз иного занятия, кроме заботы о нем, муж ей не выделил. Тем самым выполняя его просьбу, вернее, приказ: «Пр-р-ройтись по саду!»

Этайн улыбнулась, а Мидир помянул всех фоморов. Желая выпроводить ее поскорее, он вроде бы именно говорил невозможно мягко!

Женщина засмотрелась на вид, открывающийся с высоты мощных укреплений. Не позабыла, но отодвинула переживания о супруге. Мир Нижнего был прекрасен, сами ши завораживали каждый по-своему, хотя оторванной и чужой Этайн себя тут не чувствовала, даже когда Мэллин обращался к ней «человечка».

Черный замок казался Мидиру более уютным и гостеприимным, чем обычно.

Спустившись вниз, она прогулялась по саду, любуясь розами вперемежку со стлаником. Глянула с горки на солнце, что коснулось зубчатого от елей горизонта, и решила: пора возвращаться…

Дверь в покои младшего брата Мидира была распахнута, голоса больше не раздавались. Этайн прошла бы совсем мимо, Мидир явно уже скрылся, но что-то остановило ее.

В смутном беспокойстве она заглянула внутрь.

Мэллин стоял над столом, опустив плечи. Одно было ниже другого, и это казалось неправильным — он как будто согнулся над мелкой работой. Но спина-то была ровной!

— Пришла посмеяться, человечка? — лицом он к ней не поворачивался, а плечо с резким хрустом поднялось обратно. Ши схватился здоровой, как теперь поняла Этайн, не сломанной рукой за стол, чтобы удержаться. — Ну так смейся!