Евгений Щепетнов - Перекресток судеб Страница 27

— А кто такие зекеры?

— Ну как тебе объяснить… их сделали Хозяева, чтобы переносить душу из одного тела в другое. А потом бросили их в межмирье, и все. А они тут испортились. Стали злыми, всех хотят жрать. Друг друга жрут. Только не спрашивай — зачем. Жрут, и все тут. А мы их едим. Тоже не спрашивай — как. Не знаю. Схватишь его, оп! И нету. А мне радость. Нет — правда радость, приятно его слопать. Не так, как когда‑то — свежего мяса, но слопать. Слушай, а с тобой интересно говорить, да! Так давно не было никаких новых морд, так давно! Расскажи о себе — ну что помнишь, да. Как ты тут оказалась? Может хоть что‑то помнишь? Ты напрягись! Я, вначале, тоже ничего не помнила, а потом — стала вспоминать. Чем больше стараешься, тем больше вспоминаешь — это чистая правда! Ну, давай — кто ты?

— Я… я… девушка!

— Тьфу! Шшшшш… не мальчик — точно! Дальше! Как твое имя?

— Я… не знаю. Не помню. И почему я сплю — не помню. Может, я скоро проснусь?

— Сомневаюсь. В межмирье не бывает тех, кто просто спит. Иначе тут не протолкнуться было бы. Представляешь, сколько существ в мире спят?

— А ты — представляешь?

— Честно? Нет! — радужное создание захихикало, и зашипело — откуда же я знаю? Летаю тут уже… уже… вечность! Вот! Как я могу знать, сколько там, в мире, спят существ?

— Расскажи тогда о себе. Может я что‑то и вспомню?

— Меня звать Хессерада. Так меня назвали Хозяева. Я прожила в мире пять лет. Вернее — тело мое прожило пять лет. А душа… не знаю — сколько. Мой народ летает в небе, среди облаков. Мы служим Хозяевам. Вернее — служили. Теперь — не знаю. Мой грун усыпили, зачем — тоже не знаю. И сколько

из нашего груна осталось в живых — не знаю. Понимаешь — через какое‑то время тебе надоедает жить. Правда — правда! Вот ты летаешь тут, и делать тебе нечего. И думаешь — а не сдохнуть ли? И когда ты принимаешь такое решение — исчезаешь. Так исчезли Дустра, Эждера, Ааарусис… много еще кто. Некоторые снова ушли в тела, впали в спячку. Кто‑то путешествует в межмирье. А я вот заметила тебя и решила поболтать.

— Вспомнила! Драконы! Вы — драконы! — девушка вскочила на ноги, и взволнованно заходила по пузырю — что‑то связано с этим названием, что‑то очень важное, такое важное, что просто вопрос жизни и смерти! Не помню. Но я вспомню, обязательно вспомню!

— О боги! Как тут холодно! — Магар похлопал себя по плечам, заодно сметая снег, насыпавшийся на плечи, на спину — он неудачно приземлился, и долго выкапывался из сугроба, укрывшего колонну перемещения почти до половины — слушайте, как же мы пойдем?! Тут снега по пояс!

— Это здесь, в распадке, по пояс — хмыкнул высокий кряжистый мужчина с окладистой бородой — сейчас вылезем на ровное — там все сдуло. Почти все, конечно. Не переживай — тут идти‑то… часа два, не больше. На ходу согреешься — пар от тебя валить будет. Кстати — следите за носами, ушами, щеками — на ветру поморозить щеки плевое дело. И еще — дышите носом, старайтесь закутать лицо. В такой мороз птицы на лету замерзают! Я иду вперед, показываю дорогу, вы за мной. Скоро будем на месте. Пошли!

Ард решительно пошел вперед, пробивая верхнюю, уплотненную корку, под которой лежал сухой, сыпучий снег, взвизгивающий под ногами путешественников. Идти по проторенному следу было легче, но если такая дорога будет и дальше — придется меняться с головным колонны, иначе он вконец обессилеет. Это было ясно сразу — посмотреть только, как ард возится в снегу глубиной выше пояса. Лыж, увы, у них не было — никто не захватил их с собой в Замар. Хорошо хоть нашли меховые штаны, куртки, сапоги, шапки — в Замаре найти их было практически невозможно — зачем подобные меховые изделия в крае вечной весны?

Нед шел сразу за головным, увязая в снежной каше и пряча руки в меховых рукавицах. Из‑под одеяния быстро улетучивалось тепло, захваченное из Замара, и в голове проскальзывала предательская мыслишка — «Сумеем ли? Это не по замарскому лесу шастать! Эдак и сдохнуть можно!» Но тут же эти мысли улетучивались, оставляя лишь злость и желание все преодолеть — вопреки судьбе, вопреки… всему миру! Идти вперед и проламываться сквозь преграды! Впрочем — как и всегда.

В два часа они не уложились. Даже на открытом месте снег лежал по колено, а твердая корка была не настолько плотной, чтобы удержать взрослых людей, отягощенных одеждой и поклажей — оружием, броней и вещмешками, в которых лежали деньги и питание на два дня. На всякий случай. Мало ли как дело обернется….

Через три с половиной часа они подходили к высокой стене, на которой виднелись деревянные будки дозорных — Зигар пояснил, что без этих будок, без жаровен с углями, дозорные превратятся в ледяные столбы за считанные часы. Не мудрено — когда плевок замерзал на лету и о землю ударялся мутной ледышкой.

Впрочем — на жизнь ардов холод не оказывал никакого влияния — город был полон жизни. Дымили трубы домов, в воздухе пахло хлебом и жареным мясом, многочисленные лавки, ожидающие покупателей, светились маленькими окошками, подмигивая из‑за заиндевевшего стекла огоньком масляного фонаря. Город жил — ходили люди, ездили сани, которые были запряженные невероятно мохнатыми, низкорослыми лошаденками ардской породы, из ближайшего трактира слышался рев пьяных выпивох, распевающих древние и современные баллады. Нормальная городская жизнь, ничего необычного, если забыть, что ты находишься в Ардии, где уже давно не видели ни одного замарца — кроме как в качестве раба.

Нед кивнул Зигару — первое, что следовало сделать — найти гостиницу. Потому — не мешкая, путешественники отправились вдоль по улице, уворачиваясь от саней, проносящихся по утоптанной ледяной дороге и стараясь поменьше привлекать к себе внимание.

Впрочем — на них мало кто смотрел. Люди, как и везде, были заняты делами, погружены в свои проблемы. Тем более, что всем хотелось поскорее покинуть негостеприимную улицу и укрыться в теплых домах, где их ждали горячее вино и раскаленный очаг, дарующий тепло и жизнь.

Глава 5

«До сих пор жив… крепкий парнишка оказался. Организм сопротивляется, не хочет умирать. Сколько дней? Пять? Нет — семь. Семь дней держится. Может — выживет? Вряд ли. Уже нарывы начались… Жаль, очень жаль. Жить бы ему, да жить… проклятая чума! Давненько ее не было…»

Жересар взял мокрую тряпку, намоченную в растворе уксуса и стер испарину со лба молоденького парнишки, тяжело дышащего на капитанской кровати.

Это был последний из членов экипажа, оставшихся в живых. Все остальные сейчас лежали в трюме, уложенные штабелями, как дрова. Хоронить в море лекарь их не стал — не дай боги выбросит на берег — начнется мор. Да и заражать местных крабов и рыбу не хотелось. Лучше уж спалить вместе с кораблем, когда умрет последний человек из экипажа судна. А он все не умирал и не умирал. Отказывался уйти со Смертью.