Елена Хаецкая - Завоеватели Страница 27

Привалившись к печке, Тоддин лениво начищал какую-то пряжку и мурлыкал себе под нос боевой гимн «Под полосатым парусом». Когда песня доходила до всеобщего рева «аой!», певец негромко свистал.

В который раз Синяка подумал о том, что Завоеватели были просто людьми, не хуже и не лучше остальных. Гобелен, правда, со стены сняли, теперь он вместо постели для Деревянного Тоддина, но что с Тоддина взять, если он и вправду деревянный? Гадальными картами играют в подкидного дурака. Но ведь и это еще не повод резать их сонными.

Хильзен почувствовал на себе тяжелый взгляд и обернулся. Синяка не успел отвести глаз.

— Ты что так смотришь? — сказал Хильзен немного свысока. — Шел бы помог повару.

Синяка не шевельнулся, словно не расслышав.

Вскоре его размышления прервал крик Хилле, который спускался в подвал к пленнику накормить его.

— Удрал! Удрал, подлюга! — орал Батюшка-Барин, стоя внизу в темноте у лестницы.

Хильзен опустил шпагу и склонил голову к плечу. Норг прижал карты к широкой груди.

— Что он вопит? — недовольно сказал Норг. — Кто удрал? Этот вчерашний придурок?

Он покачал головой и снова погрузился в игру. Меллин лихо отбил атаку девяти «попугаев» десятью «обезьянами». Норг принялся пересчитывать «обезьян», тыча в карты толстым пальцем и чертыхаясь.

В комнату быстрым шагом вошел Бьярни. Его лицо пылало.

— Пленник исчез, — сказал он, в упор глядя на Синяку.

Тоддин оторвался от пряжки, которую с таким усердием начищал, и сказал:

— У тебя начались видения, Бьярни. На почве отсутствия баб. Попроси Норга, он тебе подберет поприличнее.

Бьярни метнул на него яростный взгляд, но Тоддин невозмутимо продолжал:

— По-твоему, этот несчастный перегрыз за ночь цепи?

Спотыкаясь, по лестнице поднялся Хилле. Он имел всклокоченный вид. Большие темные глаза блуждали, мозолистая ладонь растерянно ерошила кудри. Батюшка-Барин постоял так с секунду, а потом плюнул себе под ноги и сердито уселся на скамью.

— Ну, что там случилось? — спросил его Норг.

— Исчез! Смылся, паразит! — ответил Хилле. Он снова плюнул и растер плевок ногой, отчего на полу образовалось грязное пятно.

— А цепи он как снял? — полюбопытствовал Тоддин.

— Нету цепи, — пробурчал Хилле. — Он вместе с цепью удрал. Во… — Он развел руками и попросил: — Братцы, дайте выпить.

Синяка встал и пошел к кладовке.

— Стой, — сказал Косматый Бьярни.

Синяка поднял на него глаза.

— Ты разговаривал с пленником, когда приносил ему воду?

— Да, — тут же ответил Синяка.

— О чем?

— О разном…

— Кто он? Он говорил тебе, кто он такой?

— Бывший купец третьей гильдии Демер.

— Ах, вот как, — протянул Бьярни и вдруг схватил Синяку за худые плечи. — Он с тобой откровенничал! Я с тебя шкуру сдеру! Что он сказал тебе? Это ты выпустил его? Ты?

Норг отложил карты в сторону и поднялся.

— Вечно испортит настроение с утра пораньше, зануда, — проворчал он, подходя к капитану. Встав у него за спиной, Норг деликатно постучал Бьярни пальцем между лопаток. Бьярни дернул головой.

— Ключ, — сказал Норг, демонстрируя большой медный ключ с кольцом в виде дракона, бьющего хвостом. — Ключ-то был у меня. И замки на цепях запирал тоже я.

Хильзен задумчиво покачал носком сапога, в который острием упиралась шпага.

— Оставь мальчика в покое, — сказал он капитану. — Кажется, он говорил тебе уже, что в этой башне нечисто.

— Еще скажи, что его выпустило привидение, — сказал Бьярни, кривя рот.

— Если оно вывесило белый флаг… — начал Норг, заранее зная, что сейчас Бьярни зашипит от злости.

— Ты слишком нервный, командир, — заметил Хильзен с легкой ноткой презрения в голосе. — Ты, вероятно, полагаешь, что если периодически впадать в истерику, то, в конце концов, станешь берсерком.

— Сколько шума из-за какого-то кухонного раба, — буркнул капитан, сдаваясь.

Норг не любил неточностей и потому счел нужным сказать:

— Он не раб.

Это замечание окончательно вывело Бьярни из себя. Он несколько раз сильно ударил Синяку по лицу, отшвырнул его и вышел.

Синяка потер щеку рукавом, помолчал немного, а потом, ссутулившись, побрел вниз по лестнице.

Хильзен посмотрел ему вслед, но с места не двинулся.

Через десять минут Синяка был уже возле склада городской магистратуры, где ночью произошла стычка. Тела убитых, оставшиеся после прошлой ночи, еще не успели убрать. Зимой светало поздно, а гарнизонные солдаты любили отдохнуть. Ночью снегопада не было. Синяка увидел развороченные ступеньки, снесенные взрывом двери, пятна крови. Часовых убили ножом в спину. После кто-то специально возвращался, чтобы выколоть им глаза.

Синяка присел на корточки возле одного из убитых и с трудом перевернул окоченевший труп на спину. Это был кузнец Аст. В черной бороде сосульками смерзлась кровь и сверкали оскаленные зубы.

Подумав немного, Синяка примерил ногу к ноге убитого часового и осторожно снял с него сапоги. Когда выпал снег, Норг принес ему откуда-то ботинки, но они были тесноваты. Синяка присел на провалившейся ступеньке и стал переобуваться. Сапог был твердый, как камень. Синяка постучал голенищем о стену, чтобы немного размять его.

Обуваясь, он услышал скрип деревянных колес и стук копыт. Адски скрежеща по снегу деревянными ободами, из-за поворота вынырнула телега, в которую была запряжена терпеливая мохноногая лошадка. На телеге боком восседал Хилле Батюшка-Барин. Свесив ноги, он понукал животное, которое и без него неплохо знало, что ему делать и куда идти. Поверх мешковины, сваленной на телеге в кучу, с невозмутимым видом сидел Тоддин. Он придерживал кирку и лопату, чтобы не упали.

— Ха! Смотри-ка, кто здесь! — крикнул Хилле, завидев Синяку. Батюшке предстояло долбить мерзлую землю и он обрадовался возможности подкрепить себя беседой, прежде чем приступить к этому занятию. — А мне вчера здесь досталось, — продолжал Хилле, которого ничуть не смущала картина побоища, открывшаяся перед ним в ярком свете. — Ох, и врезали они нам! Смотри!

Он спрыгнул с телеги и подошел к Синяке, на ходу разматывая грязную тряпицу, дабы продемонстрировать синюю треугольную дырку на ладони.

— Граф фон Хильзен говорит, что это типично шпажная рана.

Тоддин тоже сунулся полюбоваться на дырку в ладони Хилле, чем доставил последнему немалое удовольствие. Затем Хилле снова намотал на руку тряпицу и затянул узелок зубами.

— Синяк… поможешь?

Синяка кивнул. Тоддин тронул его за плечо.

— Тебе не холодно босиком, парень? Обулся бы сперва.

Синяка растерянно посмотрел на свои ноги. Оказалось, что он все еще стоит в одном сапоге. Он натянул второй и побрел собирать трупы. Они были тяжелые и жесткие, как бревна. Синяка с Хилле перетащили их к телеге. Тоддин молча заворачивал тела Завоевателей в мешковину. Их было пятеро. Погибших ахенцев было значительно больше, и все они были так изранены, что страшно смотреть.