Наталья Якобсон - Император-дракон Страница 27

Капитан словно пытался намекнуть на то, что даже в открытом море не стоит оскорблять правящего монарха, говоря о златокудрых злодеях, ведь такое заявление можно расценить по всякому. При последних словах дама вздрогнула, ложечка выпала из ее руки и со звоном стукнулась о блюдце.

-- Действительно, занятные известия, - проговорила она и как бы для себя самой добавила. - А все-таки сильный попутный ветер нам бы не помешал.

Я притаился в тени, когда Франческа вышла из капитанской каюты, шурша шифоновыми юбками и прикрывая плечи черным, шелковым кашне. Она что-то прятала в плотно сжатом кулаке, но, что не удавалось рассмотреть. Легкий бриз играл завитками белокурых волос, сапфировые шпильки звездочками вспыхивали в них, отражая лучи солнца. Подойдя к борту, графиня достала из складок кашне белый, завязанный тремя узлами платок. Уже по крошечной витиеватой монограмме, вышитой в его углу было понятно, что платок принадлежит не ей. Это были инициалы Винсента. Значит темное время их союза еще не закончилось. Франческа принялась развязывать пальцами первый узел, это давалось ей с трудом. Кажется, я припомнил элементарную начальную магию, которую она пыталась призвать себе на помощь. Такой платочек незаметно берут с собой в морское путешествие для помощи или для гибели, как кто сможет распорядиться своим талисманом. Первый узелок - ветер, второй - ураган, третий - сильная буря, а вслед за этим в неумелых руках колдовство может стать причиной гнева стихии. Франческа с трудом распутала первый узел, и даже не дождавшись первых плодов своего труда, стала возиться со вторым узелком. Теперь стало ясно насколько она не осведомлена, эффекта надо ждать хотя бы две-три минуты, а она, очевидно, считала заверение Винсента о действенности его уловок пустой болтовней и сама не верила в то, что, следуя его инструкциям, получит какой-нибудь результат.

Надо было остановить ее, пока она не наделала бед. На небе уже появились первые признаки надвигающейся грозы. Ветер засвистел над мачтами, и после короткого хруста на одном из парусов образовалась рваная дыра. Я попытался направить струю ветра так, чтобы он вырвал платок из рук Франчески. Квадратный, мятый кусок белого батиста, как чайка выскользнул из ее пальцев, закружился и плавно упал на воду.

Как быстро цвет морской воды успел измениться от нежно-голубого до мутно - синего. Пенистые волны ритмично бились о борта корабля, брызги долетали до кормовой надстройки. Соленые влажные капли бисером сыпались на одежду, щеки, лоб и немного охлаждали неестественный горячечный жар моей кожи. Пора было схватить жертву и улететь. В небе уже мелькнула первая изломанная молния. Матросы, занятые тем, чтобы скатать уцелевшие паруса, даже не заметят чьего-то исчезновения. Во время шторма гибнут многие, само судно может разнести в щепки, а если оно уцелеет, то все подумают, что графиня упала за борт, а ветер заглушил крики. Самые высокие волны изредка брали деревянный барьер и омывали палубу.

Внешне моя кожа оставалась белой, но внутренний жар щипал ее все сильней. Больше нельзя было медлить. Франческа смотрела в мутную воду, как будто не замечая вихря отлетающих брызг, лишь в самый последний миг она ощутила, что чьи-то блестящие когти тянутся к ее талии, и содрогнулась всем телом. Я почувствовал эту дрожь, потому что уже успел схватить ее и оторвать от шаткой и ненадежной палубы под ногами. Если бы в этот миг вахтенный с мушкетом не заметил нас, но он заметил и прицелился ввысь. Слабая струйка пламени, почти огненный плевок и мушкет взорвался в руках стрелка, край еще не свернутого паруса занялся огнем, но его слабые язычки тут же принялась тушить беснующаяся вокруг судна вода.

Крепко сжимая ношу, я мчался прочь, каждым нервом чувствуя страх и отчаяние своей жертвы. Франческа даже не пыталась вырваться, она просто оцепенела, будто была всего лишь ягненком на заклании, будто не подозревала, чем рискует, затевая с незнакомцем опасный флирт. Я хотел сбросить ее в мутную зеленую пучину, чтобы она никому не разгласила никаких тайн, но потом решил, что будет более гуманно совершить жертвоприношение на суше, в одном из укромных уголков, расположенных на стыке моих и графских владений. Франческа повисла в драконьих когтях, ее платье намокло, пышные оборки впитали воду и удваивали вес хрупкой женщины. Ее многосторонний пытливый ум рвался на опасную стезю. Она без посторонней помощи смогла вычислить разгадку того, о чем знать ей ни в коем случае не полагалось. Я последний раз предался дурманящим мыслям о том, как выпущу ее из мертвой хватки и ее тело, как большая тряпичная кукла запутается в водорослях на морском дне. Кусты кораллов на глубине такие же алые, как ее губы. Вот только эти уста заставляли усомниться в естественности их цвета. Они были, как нарисованные, их не хотелось поцеловать.

В пещере ощущалось присутствие моего предшественника, были заметны признаки давней жизни - сундук с опалами, изумрудами и малахитовыми осколками в выдолбленной нише, маленькая жаровня, столб для жертвы и кандалы. В глубине пещеры поблескивала драгоценная руда. Своды и дно мерцали от наростов сталактитов и сталагмитов. Я опустил бесчувственную Франческу на пол и приковал одно ее запястье к обтесанному высокому столбу. Защелкнув железный наручник, я погладил его ободок, проверяя, нет ли там ржавчины. Обитатель пещеры, кто бы он не был, когда проснется, позаботится о скромном подношении своего хозяина. Не чувствуя ни малейших угрызений совести, ведь Франческа впуталась в это темное дела сама, я вернулся в поместье с твердыми намерениями выставить Винсента за дверь. Его фокусы мне уже надоели. Любому терпению есть предел.

В доме было тепло и уютно. Мягкие ковры, покрывшие пол, заглушали шаги. Вышитые пледы и подушечки украшали мебель, недавно сотканные гобелены красовались на стенах. На столах стояли амфоры, хрустальные изделия, статуэтки, и что самое удивительное мой "лучший друг", которого я собирался гнать взашей, пока еще ничего не украл. Для него такое долгое проявление честности было настоящим подвигом.

Винсент крепко спал, свернувшись калачиком прямо на коврике у пылающего камина, и вид у него был абсолютно невинный, как будто это не он пособлял Франческе в ее капризах. Я не решился подойти и растолкать его ногами. Он напоминал бездомного ребенка, которого вдруг пустили погреться у костра, и это вызывало жалость. Пусть и дальше занимает чердак, если ему так нравится.

-- Но еще одна шалость и ты окажешься на улице, мой друг, - уже вслух добавил я.

Винсент зашевелился и сонно переспросил:

-- Что?

-- Ничего, спи дальше, - я уже собрался уходить, но он окликнул меня.