Валерий Воскобойников - Война Владигора Страница 27

— Поклянись на крови, что не помнишь! — повторил князь и подумал, глядя на Ждана: «А оскал-то волчий! Так волки улыбаются перед тем, как на добычу прыгнуть!»

— На крови поклянусь, на крови! — повторил Ждан вслед за князем странным голосом и добавил: — Кровушки хочется! — И, мгновенно извернувшись, метнул в князя нож.

У Владигора от сердца отлегло. Одно дело драться с нечистью, иное — собственного друга ни за что казнить.

От летящего ножа он сумел уклониться, и тот вонзился в стоящую рядом сосну, с хрустом прорубив наружный слой древесины.

«Хорошо бы его связать да вызнать, где настоящий Ждан», — решил было князь, однако схватка только начиналась.

Ловко повернув своего коня, враг обрушил его на хилую лошадку Владигора, и та зашаталась, стала валиться на бок.

Князь успел освободиться и, всадив меч снизу в живот вражескому коню, перекувырнулся в воздухе и отпрыгнул в сторону. И тут произошло то, из-за чего князь требовал от Ждана клятвы на крови.

Уж он-то хорошо знал, что нет у нечисти человеческой крови. Пусть она как угодно будет похожа на родного человека! Вражеский конь начал оседать, но вместо крови из него с шипением вышло зловонное лиловое облако. И уже ничего не осталось от коня — ни головы, ни шкуры. Лишь поддельный Ждан стоял на земле и примеривался, как бы ударить своего князя мечом. И меч он по-прежнему держал в левой руке.

Тут-то князь и совершил оплошность. Надо было обезоружить его, выбив из руки меч. Но враг так удачно поднял подбородок, что князь не удержался, чтобы не воспользоваться этим. Взлетев в воздух, он с силой ударил противника носком правого сапога под подбородок. Удар был так резок, что прорубил кожу. И на глазах у Владигора с врагом стало происходить то же самое, что случилось только что с конем. Враг стал оседать, из него выделилось смрадное лиловое облако, а потом он просто исчез, от него не осталось даже меча. Князь оглянулся на сосну, в которую вонзился нож. Ножа тоже не было.

Ждан, стоявший в долине возле деревни, тоже видел с верхней площадки башни, как поток обрушившейся из гнилого озера воды сбил коня Черного всадника с ног, накрыл их обоих с головой. Видел он также, как Черный всадник вместе с конем, вынырнув из мутной волны, взлетел в воздух и превратился в странную лиловую тучу, которая понеслась по небу в неизвестном направлении.

Первое, что сделал Ждан после того, как поток чуть схлынул, — это отправился искать князя. Дружинники видели, как в последний момент Владигор ухватился за бревно, и надеялись, что его прибило к берегу.

— Наш князь, он и не в таких переделках бывал! — успокаивал воинов Ждан, вспоминая в том числе и зиму, которую они вместе с Владигором провели в разбойничьем становище.

Они тщательно обыскали оба берега, но никаких следов князя нигде не было. То-то Владигору померещились голоса, когда он в забытьи лежал в шалаше! Забавка так сумела накрыть крышу ветками, что воины, проехав мимо, даже следов не почуяли.

СТРАХИ СНЕЖАНКИ

Снежанка, балованный в доме ребенок, которая без мамок да нянек шагу ступить не могла, — эти мамки с няньками ехали и в обозе, да, видать, поела их нечисть, — оказалась одна-одинешенька в незнакомом страшном лесу. Только кобылка была при ней, которая и вынесла юную хозяйку.

Эта кобылка в ужасе несла ее через лес, навстречу брели какие-то странные тени, невнятно бормочущие про кровушку, но Снежанка их не слышала. Перед глазами стояла гибель бравой охраны обоза, в ушах звучал истошный крик батюшки, и в сердце бился страх.

Неожиданно лошадка наткнулась на серого человека в капюшоне и встала. Человек, как и другие, тоже брел в сторону дороги. Он шел как слепой, ноги его заплетались.

— Кровушка! Кровушка теплая! — бормотал он, пока не столкнулся с лошадиной мордой. И тут же уверенно схватил лошадь за уздечку.

Неожиданно голос его и лицо показались Снежанке знакомыми.

— Брыль! Брылик! — обрадовалась она. — Неужели это ты?

Человек остановился, все так же невидяще поводил головой и скинул капюшон:

— Кто? Кто здесь меня зовет?

— Да я же, Снежанка!

Брыль жил конюхом при большом отцовском дворе и был послан на день раньше обоза в Ладор, чтобы предупредить о приезде.

— Снежанка, — повторил он, словно пытаясь припомнить это имя. — Ну так и что?

— Брылик, милый, спаси меня!

— Спасу, ну так и что? — отозвался Брыль. — Я кровушки хочу, — неуверенно заявил он, — мне кровушки надо попить.

— Брыль, вспомни, как я тебя спасала! Помоги! Спрячь меня где-нибудь!

Снежанка и в самом деле спасала молодого конюха от суровой руки батюшки. Брыль слишком усердствовал на гулянках, а потом спал где-нибудь в углу на соломе, забыв накормить и напоить лошадей. И батюшка не раз собирался выходить его кнутом тут же на конюшне. Но всегда рядом оказывалась маленькая дочь, которая вцеплялась в отцовскую руку и, рыдая, будто это ее хотят наказывать, кричала:

— Батюшка, не бей! Батюшка, только не бей!

— Благодари богов, что дочь у меня мягкосердечная, — говорил в конце концов отец, для острастки со свистом стеганув кнутом по земле.

— Спрячь меня скорей, Брыль! — повторила Снежанка.

— Спрячу, ну так и что? Я кровушки хочу.

Брыль поколебался и свернул на обочину. Так же неуверенно он побрел в глубину леса.

— Иди за мной, только споро, чтобы другие не почуяли, — проговорил он, и слова эти прозвучали вполне по-человечески.

— Как ты попал сюда, Брылик? — не удержалась от вопроса Снежанка.

— Не спрашивай, девка, позавчера и попал. — Он вдруг приостановился, словно вспомнил что-то, и вновь забормотал вялым бесцветным голосом: — Кровушка! Кровушки хочу…

Но тут же пересилил себя, мотнул головой и сказал по-человечески:

— Идем скорее, тут рядом.

Они подошли к ветхой кривобокой избушке, в которой уж много лет как никто не жил.

— Входи быстро, дверь на кол закрой, может, и пересидишь. — Он помолчал, снова перебарывая себя. — Не открывай никому, девка, и мне — в особенности. Мало что просить стану. — Сказав это, он заковылял в сторону дороги.

Снежанка соскочила с лошадки, ввела ее в дом, закрыла на кол первую кривую дверь, потом вторую и уселась на соломенную труху, лежавшую поверх топчана.

Лошадка стояла рядом, тыкалась мягкими губами ей в щеку, а Снежанка тихо стонала, и этот стон был похож на отчаянный звериный вой.

Снежанка не знала, сколько дней она просидела в запертой изнутри скособочившейся избушке. Под лавкой она отыскала почти окаменевший каравай хлеба, который пробовала сосать. В большой глиняной корчаге — стухшую воду. Вот и вся была пища, которой она делилась с лошадкой. Иногда около дома топтался Брыль и бормотал неуверенно: