Стальной блеск мечты (СИ) - Аларина Евгения Страница 28

Глава 6

Графиня Соланж весь вечер просидела над письмом маркизу, невероятно сложным письмом, которому полагалось стать ответом на сегодняшний демарш Юнис. После нелепой шутки с ослом будет нелегко принести извинения и при этом сохранить лицо. Неудивительно, если после такого маркиз начнёт плохо относиться к Юнис, а этого ни в коем случае нельзя допустить, в конце концов, ему вскоре, вероятно, предстоит официально стать опекуном девочки.

Ближе к полуночи, когда послание было уже почти готово, у парадного подъезда графского особняка поднялась какая-то суматоха. Досадуя на ночных нарушителей спокойствия, Соланж выглянула из окна посмотреть, что происходит и обомлела, увидев, как незнакомые люди заносят в дом её приёмную дочь в полубесчувственном состоянии.

Соланж Пиллар, надо отдать ей должное, не относилась к числу тех чувствительных дамочек, что падают в обморок при одном только упоминании крови. По долгу милосердия, подобающему жене всякого высокопоставленного военачальника, ей случалось посещать госпиталя и дома призрения для ветеранов и видеть страдания людей, покалеченных войной. Доводилось ей видеть и раны, полученные на дуэлях: в конце концов, Честон Пиллар в молодости был недурным фехтовальщиком и преизрядным забиякой. Но одно дело мужчины, военные, для кого риск ранения или даже смерти обычное и, можно сказать, естественное дело, и совсем другое — юная девица. Видеть бледную Юнис в окровавленной одежде было для графини невыносимо мучительно, сердце её сжималось всякий раз, стоило ей бросить взгляд на раненую девушку.

И всё же Соланж сумела не поддаться панике. Она разумно и спокойно отдавала приказания, устраивала импровизированный лазарет, послала за семейным доктором, а затем выслушала его заключение и даже нашла время расспросить некоторых свидетелей происшествия, чтобы составить собственное представление о том, что же случилось с её дочерью. История получилась пренеприятная. Можно было не сомневаться, что назавтра об инциденте станет говорить вся столица, с удовольствием смакуя скандальные подробности.

Убедившись, что Юнис устроена наилучшим возможным образом и прямо сейчас ей более ничего не требуется, графиня сочла необходимым поговорить и с тем, кого полагала главным виновником событий. Ансель во время всех её хлопот вертелся рядом, зная, что момент объяснений неминуемо настанет. Соланж велела магу пройти в кабинет покойного графа, где, в отличие от уютных гостиных, строгость обстановки способствовала самым суровым отповедям.

— После всего, что сегодня произошло, мне, должно быть, следует отказать вам от дома, господин Терес. Ваше участие в выходках моей дочери просто возмутительно, — холодно начала Соланж.

— Вы, разумеется, в своем праве, но, убей боги, не понимаю, почему именно я должен заниматься воспитанием вашей дочери и тем более нести ответственость за недостатки оного, — отвечал Ансель.

— Разумеется, я виновата не меньше вас, но вы были с ней в этот вечер и могли бы удержать её от опрометчивого поступка, я же не имела такой возможности, поскольку пребывала в неведении, за что мне нет прощения.

— Удержать, говорите. Связать её, взвалить на плечо и принести домой?

— Конечно же, нет. Вы должны были уберечь её своим примером и советом.

— Знаете, в моей семье принято считать, что для того, чтобы ребёнок перестал баловаться с огнём, лучше всего дать ему обжечься. Личный пример тут не работает, сколько не засовывай собственную руку в камин.

— То есть вы нарочно дали Юнис всё это сделать?

— Не совсем так. Я пытался её отговорить, но натолкнулся на неодолимое упрямство и рассудил, что даже если прямо сейчас я помешаю её планам, в будущем она всё равно возьмется за своё, только на сей раз без меня. И я не смогу помочь ей, если дела будут совсем плохи. Хотя, конечно, мне было бы разумнее привести её домой, хотя бы и силой, а там перевалить заботу со своих плеч на ваши и откланяться.

— Пожалуй, это и впрямь было бы разумнее.

— А я скажу, что это было бы трусостью с моей стороны. Заявить, что всё это меня не касается и ждать в сторонке, пока при вашем попустительстве, а то и с вашей помощью, дело примет совсем уж катастрофический оборот? Мне стоит напомнить, после разговора с кем именно, она схватилась за шпагу?

— Так вы обвиняете меня в том, что стряслось?! — вскипела графиня.

— Отнюдь, я лишь утверждаю, и не без оснований, что вы не смогли распознать и предотвратить опасную для Юнис ситуацию, и посему я не счёл нужным полагаться на ваше вмешательство. Вместо этого я решил дать ей возможность сделать то, что она хочет, и получить все полагающиеся последствия. Да, я предполагал, что её либо побьют, либо раскроют раньше времени, что разразится скандал, всё это плачевно скажется на её самомнении, репутации и перспективах в свете, но в результате она станет трезвее оценивать собственные силы и лучше выбирать способы действия.

— То есть вы намеренно готовы были допустить, чтобы моей девочке был причинён вред?! Более того, именно к этому вы и стремились?!

— Если бы я и в самом деле стремился к тому, в чём вы меня обвиняете, я бы, пожалуй, попросту обнародовал кое-какие подробности, касающиеся происхождения Юнис, — устало сказал Ансель. — В частности, о том, какой именно, скажем так, знак носила её родная мать. Но не беспокойтесь, я бесконечно далёк от того, чтобы замышлять что-то дурное по отношению к вашей дочери. И, кстати, не подумайте, что вашу семейную тайну я узнал с её попустительства, напротив, это был результат моих собственных изысканий.

Слова мага глубоко поразили Соланж и заставили её на миг смутиться.

— И что же, позвольте спросить, заставило вас устроить эти, как вы выразились, изыскания. Ведь наверняка это было довольно хлопотно. Какое вам дело до моей дочери? — спросила графиня, взяв, наконец, себя в руки.

Теперь уже Ансель выглядел смущённым.

— Послушайте, я и сам толком не знаю, зачем связался с этим стихийным бедствием. Но определённо, в вашей дочери есть что-то для меня притягательное. Только, умоляю, не подумайте, что она нравится мне в том смысле, какой обычно мужчина имеет в виду, говоря о женщине. Но я уверен, в Юнис кроется что-то особенное, какая-то загадка, которую мне очень хочется раскрыть. Я обожаю загадки. И, сам не знаю почему, чувствую себя в некотором роде ответственным за судьбу этой девочки.

— Хорошо же вы несёте бремя этой ответственности!

— Вы несправедливы ко мне. Послушайте, я ни на секунду не мог допустить, что Юнис сумеет одолеть своего соперника. Я был готов вмешаться в поединок, как только для неё возникнет опасность. Я приготовил необходимые заклинания и следил за ходом боя со всем возможным вниманием. И, верите ли, меня захватило это зрелище. То было не избиение младенцев, как я ожидал, но сражение равных. Я не верил своим глазам, но не мог не прислушаться к мнению других очевидцев, куда более чем я сведущих в искусстве фехтования. И я был вынужден признать, что это Юнис была права, а я, тот, кто столь разумно прочил ей поражение, ошибался. А затем, вопреки всей очевидности, она победила, а победителей, как известно, не судят. Её нелепая выходка в одночасье превратилась для меня в смелый, дерзкий и неожиданный план. Она лучше меня знала, что делает, и я готов это признать.

— Я всё ещё не могу понять, почему она пошла на это шаг.

— Ради любви к вам и ради вашей любви.

— Это не ответ, а цитата из сентиментального романа.

— Я могу попробовать ещё раз, но, боюсь, выйдет не лучше. Итак, она ужасно ревнует.

— Вы уверены, что это подходящее слово для данного контекста?

— Я не знаю другого термина, которым можно описать недовольство от того, что кто-то крайне несимпатичный претендует на любовь и внимание самого близкого тебе человека.

— Мне, признаться, более чем странно это слышать. Как будто вы говорите вовсе не о моей Юнис, а о ком-то другом.

— Отнюдь, просто вы совсем не знаете своей дочери. Она ревнует и борется за то, что любит, тем способом, который пришёл ей в голову. И ей нет дела до того, что этот способ вам непривычен, и что вы никак не ждёте подобного поведения от девушки.