Водный клан (СИ) - "Amaranthe" Страница 28

Я, повинуясь его жесту, поднял чашку из тончайшего фарфора и пригубил содержимое, негоже отказывать чуть ли не прямому приказу императора. Не слишком люблю чай и совершенно не разбираюсь в его сортах. Для меня чай делится на два вида: слишком веником, распаренным отдает, или не слишком. Внезапно меня пронзила мысль, заставившая опустить чашку и в упор посмотреть на императора.

— Мы не включали переводчика, а я не знаю немецкого языка, тогда, как мы…

— А вы что, до сих пор не поняли, что мы не говорим вслух? — Фридрих снова хмыкнул, глядя на мое совершенно офонаревшее лицо, когда до меня дошло, что он только что сказал. — Неожиданно, правда? — я медленно кивнул, а император откинулся на спинку дивана, на котором сидел напротив меня и принялся внимательно рассматривать. — Есть свои преимущества в общении между теми, кто относится к императорским семьям, даже косвенно, как, например, вы, всегда можно обсудить довольно много и без лишних и посторонних ушей. Почему вы не завершаете ритуал? — внезапно спросил он меня.

— Что значит, не завершаю? — я порадовался, что не сделал в этот момент очередной глоток, иначе точно подавился бы.

— Это не имеет двоякого толкования, — он пожал плечами, словно поражаясь моей тупости. — Я заметил еще тогда, на том злосчастном показе мод, некую незавершенность. Я тогда был удивлен, что ваш Совет кланов, который вроде бы обеспокоен сложившейся обстановкой и намерен вернуть Российской Империи исконный статус в виде гаранта, так беспечно относится к прямым претендентам на престол. Сейчас я вижу, что дело сдвинулось с мертвой точки, но вы почему-то снова остановились, не дойдя до финиша практически несколько шагов. Как вас еще не разорвало? Незаконченный ритуал куда опасней, чем само его проведение. Малейшее дестабилизирующее действие и вас уже ничто не спасет.

— Что, собственно, практически и произошло, — пробормотал я, разглядывая плавающие в чашке чаинки. — Я не знаю, когда надо остановиться. Я вообще не понимаю, что такое ритуал слияния и абсолютно все его этапы проходили со мной случайно. Не осталось никаких данных на эту тему, только обрывочные воспоминания из дневников. — Даже несмотря на небольшую разницу в возрасте между нами, я чувствовал себя провинившимся щенком, которого натыкали в лужу.

— Вы, наверное, себя спрашиваете, почему я решил с вами встретиться, когда узнал, что речь идет именно о вас? — он продолжал меня разглядывать, и от этого пристального взгляда становилось не по себе. Он словно срезал с меня слой за слоем острейшим скальпелем, прикосновение которого чувствуешь, только тогда, когда тебя уже располосовали до кишок.

— Спрашиваю, и не нахожу ответа, — честно признался я.

— Мне стало любопытно, — он наклонил голову, и теперь рассматривал меня под другим углом.

— Я думал об этом варианте, но считал его маловероятным. — Произнеся это, я задумался. все-таки мыслеречь, или как мы общались, я так и не понял, была крайне прямолинейна. Ни я, ни Фридрих не могли пользоваться объемными и витиеватыми фразами, все предельно просто и лаконично, и практически без эмоций. С другой стороны, подобные выражения практически не имели двояких толкований, и это все же радовало. — Не представляю, чем мог вызвать подобный интерес.

— Хотя бы тем, что начал ритуал, не закончил его, и, судя по всему, плохо понимал, что вообще делаешь, — Фридрих поставил локти на колени и положил подбородок на скрещенные кисти, подавшись вперед. Он отбросил последние церемонии, и я решил, что вполне могу понаглеть. Нет, называть его на «ты», я не собирался, все-таки мы были в настолько разных весовых категориях, что на ум приходят чемпион в наилегчайшем весе, которого зачем-то выпустили против борца сумо, но вот перестать нервничать и прямо озвучить свою просьбу, для которой собственно и прибыл сюда, я вполне мог, до того момента пока такой странный интерес не угаснет. А император, тем временем, продолжил. — Во всяком случае, это больно. И проходить через физическую боль из раза в раз… Виталий, ты мазохист?

— Не знаю, — я задумчиво выбрал какое-то маленькое пирожное, которое представляло собой настоящее произведение искусства, и есть которое было даже в какой-то мере кощунственно, и запихал его в рот целиком, тщательно прожевал, и добавил, поднимая взгляд на Фридриха. — Возможно. Я не уверен.

Понятия не имею, что так развеселило императора, но он снова откинулся на спинку дивана и рассмеялся. Отсмеявшись, он посерьезнел и снова посмотрел на меня, поглаживая подбородок.

— Раньше, еще лет пятьдесят назад, ритуал считался очень интимным делом, проходить его требовалось в полном одиночестве наедине со своей стихией. Разумеется, это вело к неутешительной статистике смертности среди членов императорских домов. Однако, то, что Российская империя осталась, в конце концов, без лидера, и подобная традиция сыграла в этом не последнюю роль, на императорском саммите были приняты определенные поправки. Теперь отцу дозволялось помочь своим сыновьям и присутствовать при всех этапах ритуала. Смертность заметно снизилась, причем снизилась настолько, что стала равняться практически нулю, не считая несчастных случаев и постороннего вмешательства. Я помню, как проходил слияние с отцом. Было страшно и чертовски больно, но то, что меня поддерживал родной человек, сделало процедуру терпимой. Я не представляю, через что ты сейчас проходишь, но у меня есть подозрение, что, если все завершить правильно, то ты вполне можешь достигнуть невероятных высот. Я могу помочь довести дело до конца, — внезапно сообщил он, и я все же подавился очередным пирожным, которые потихоньку таскал со стола, потому что вчера так и не поел, как, собственно, и сегодня утром.

— Зачем это вам? — прокашлявшись, сумел просипеть я.

— Я преследую две цели: во-первых, удовлетворяю любопытство, а, во-вторых, ты меня, конечно, извини, но у меня двое мальчишек подрастает. Мне же надо на ком-то попрактиковаться, прежде, чем я поведу через ритуал слияния своих сыновей, — Фридрих откровенно забавлялся, но мне было плевать. Мне было сейчас даже на Волкова плевать. Если император действительно поможет мне справиться, наконец, со стихией и с самим собой, приведя в норму и к полному равновесию всех моих составляющих, то я буду ему просто безумно благодарен. И я даже не буду задумываться о третьей цели, которую все же преследует Фридрих. Помогать соседнему государству, а подобного рода помощь, это все же помощь не личная, какой он хочет ее показать, а вполне себе государственного уровня, потому что просто так, не имея при этом в последствии неких дивидендов от своего соседа, раздавать такие подарки было непростительной безответственностью, а безответственным и недалеким император все же не выглядел. Я даже не стану сейчас, в настоящее время задумываться над тем, что ему прекрасно должно быть известно, через шпионов, лояльных лиц или через местную Вангу, что в моей стране существуют некоторые проблемы с наследниками, которых мочат, как котят, а из оставшихся троих ритуал слияния до конца не сможет выдержать ни один, во всяком случае, без посторонней помощи и подсказки, даже я, который уже подошел близко к его окончанию. И ему, за каким-то хреном, было очень важно, чтобы в Российской Империи, наконец, появился император, а не разрозненный Совет кланов, главной целью представителей которого является перегрызть соседу глотку и нахапать побольше, пока другие не набежали. В такой ситуации не может быть шкурного личного интереса из праздного любопытства. Я настолько далек от политической карты миры на текущий момент, что даже представить не могу, какие выгоды может, даже чисто теоретически, получить Фридрих для своей страны. Но если я не прав, и он просто такой вот добрый человек, то мне опять-таки благополучно на сегодняшний день плевать, потому что именно сейчас появился шанс закончить эту бесконечную пытку, и начать уже мыслить трезво, не ожидая от своего дара смертоносных для меня сюрпризов. И если он после этого меня выгонит, придав ускорение пинком под зад, я в обиде не буду и приму этот пинок за благословение. Ничего, Олежку я сам найду. На какого-нибудь мэра Милана выйду, может быть, даже забашляю ему, чтобы глаза на некоторые возможные в процессе извлечения Волкова из его норы закрыл, пока я не уеду.