Высокое Искусство (СИ) - Николаев Игорь Игоревич Страница 28

Елена промолчала, не в силах что-то противопоставить очевидной констатации.

— Через год занятий ты сумеешь отбиться от одного или двух вооруженных солдат. Еще через год победишь их с уверенностью. Когда сменится три зимы, сможешь противостоять хорошему мечнику или очень среднему бретеру. Это вершина, которую тебе не превзойти никогда.

— Я го… — начала, было, девушка, и мастер оборвал ее движение руки, словно задергивая невидимую занавеску.

— Замолчи, — скучно приказал Фигуэредо. — И никогда больше не смей перебивать наставника. Каждое мое слово — квинтэссенция опыта, который переходил из поколения в поколение со времен Старой Империи, приумножаясь. Это эликсир божественного знания, который ты должна пить, как драгоценное вино, не упустив ни капли.

— Д… — Елена вовремя спохватилась и вместо готового сорваться «да» ограничилась кивком.

— Второе. Мы всегда говорим о Высоком искусстве с почтением. Мы поклоняемся ему и называем Господа Первым Учителем, Отцом Мечей. Все это так. Но ты должна понимать, что путь Àrd-Ealain на самом деле — путь презрения к жизни. Мы забираем у людей величайшую ценность, которую дал им Пантократор, забираем по своей воле и по собственному выбору. И каждый бретер знает, что может быть сколь угодно набожным, молиться и жертвовать в храмах, но в посмертии его душа достанется Темному Ювелиру[14].

Елена кивнула.

— Третье. Оружие создано для убийства. Каждый клинок, будь он хоть целиком в серебре и злате, имеет в природе своей лишь одну цель — забирать жизни, калечить, доставлять мучения. И моя наука тоже существует для того, чтобы карать врагов болью и смертью. Когда ученик ступает на дорогу, вымощенную чужим страданием, он отрекается от прежней жизни. Рано или поздно он прольет кровь и сделает это вновь. И вновь. Или погибнет от меча сам.

Мертвый взор Чертежника гипнотизировал, увлекал за собой во тьму, где была только смерть и блеск заточенной стали. Там языки пламени танцевали на развалинах, и смерть обильно пожинала то, чего не сеяла.

— Там, — Фигуэредо указал рукой на дверь. — Город обычных людей. Здесь, — белые пальцы мастера указали на звездообразную фигуру под ногами девушки. — Другой мир. И ты не сможешь жить равно в обоих.

Елену колотил озноб, она чувствовала себя участницей жуткого ритуала, настоящего, ни разу не книжного. Абсолютная серьезность каждого слова фехтмейстера наполняла душу замогильной жутью. Елена только сейчас вспомнила, что по-прежнему держит молоток и быстро сунула его рукоятью за пояс.

— Я не стану ни советовать что-либо, ни отговаривать. Более того, если ты сейчас уйдешь, я верну тебе серебро. Решение за тобой и только за тобой. Но ты должна понимать последствия. Убивать людей, заставлять их истекать кровью, кричать от невыносимой боли, страдать от загноившихся ран и проколотых кишок. Идти по дороге судьбы, оставляя за собой сломанные жизни, снова и снова кидать на кон собственную — действительно ли таково твое настоящее желание?

Всегда твоя

Так прошептала девушка с глазами цвета хризолита перед смертью. Teine, Огненновласая — так назвала подругу, с которой хотела прожить много лет в счастье и покое.

Елена зажмурилась и пошатнулась — горе, которое месяц за месяцем тлело в дальних уголках души, плеснуло наружу с яростной щедростью, словно бадья кипятка.

Они ее забрали. Они ее убили. Они прислали ведьму с адским пламенем в глазах, и чудовище сразило Шену одним ударом. Одним единственным ударом…

Всегда твоя

Ты не станешь мастером

— Да.

— Громче! Я не слышу.

— Да, — сказала, как молотком ударила, Елена. И странное дело, на мгновение девушке показалось. что где-то и в самом деле хлопнула дверь. Большая, тяжелая, из мореного дуба, с оковкой из толстой бронзы. Дверь, которую нельзя ни сломать, ни вскрыть отмычкой. Дверь, что открывается лишь в одну сторону и только раз.

— Я беру тебя своей ученицей, — сказал Чертежник без всякого пафоса и накала. Только теперь это прозвучало действительно жутко, с неизбежностью взмаха палаческого топора.

— И сегодня твоя прежняя жизнь закончится. Все, что было доселе, — Фигуэредо обозначил широкое круговое движение, словно проведя черту невидимым клинком. — Окажется завершено. И начнется новое.

Елена не заметила, откуда в руке старика появился нож, только вздрогнула от неожиданности — Фигуэредо буквально извлек оружие из ничего, как фокусник. Или маг. Достаточно небольшой клинок — подлиннее горского ножа — листовидной формы из хорошей стали, без каверн и трещин. Маленькая, скорее символическая гарда. Сквозь отверстие в навершии был продет волосяной шнурок, прочный на вид. Что интересно — без бусин и прочих висюлек, которыми здесь любили украшать темляки.

— Надень, — приказал Фигуэредо и показал, как следует накинуть шнурок. — Вот так.

Выглядело действительно необычно. Петля охватила не запястье, а средний и безымянный пальцы.

— Сейчас этот фокус знают немногие, но он весьма полезен. Ты не привязана к ножу и можешь легко его бросить. Если у клинка нет гарды, петля не даст пальцам сорваться на лезвие при уколе. И она же поможет быстро менять хват, вот так.

Небольшой клинок запорхал вокруг ладони мастера, ложась попеременно то в прямой хват, то в обратный. Выглядело завораживающе плавно, и в то же время быстро, красиво.

— Мы начнем с короткого клинка, ибо кинжал — властелин всего оружия, первая и последняя литира алфавита убийства. Он колет и режет, он отбивает клинок врага, выкручивает и ломает руки в борьбе. Он может быть незаметным и тихим, как игла отравителя или открытым и страшным, словно гнев господень. Доспехи могут разбиться, щит треснуть, меч сломаться, но пока у тебя есть кинжал — ты не беззащитна и держишь свою жизнь в своих же руках. А теперь стань сюда.

Елена послушно шагнула в центр фигуры, образованной двумя концентрическими кругами. От ее стоп разбегались по сторонам восемь линий, как стороны света на круге компаса.

— Вытяни руку.

Мастер вновь обошел девушку, что-то отмерил пальцами в воздухе, сделал несколько движений, словно опускал невидимый грузик на подвеске.

— Хорошо, руки длинные, как у мужчины, — пробормотал он себе под нос. — Расчерчивать Фигуру специально для тебя не придется. Опусти.

Это слово — «Фигура» — прозвучало почти благоговейно, так можно было сказать о святыне. Елена по-новому взглянула на круги с линиями. Чем-то вся эта геометрия напоминала круг Дестрезы, но только напоминала. Основа здесь была совершенно иная, никаких ромбиков.

— Тебе придется очень тяжело, — сообщил фехтмейстер, и по тону было ясно, что так начинается первый урок. — Не тот возраст, не та сила. Но каждый изъян можно хотя бы отчасти уравновесить. Для тебя лекарством от немощи станет мастерское владение Движениями и Положениями.

Он посмотрел на Елену, не мигая, словно желая удостовериться, что ученица впитывает без остатка каждую каплю драгоценного знания. Елена внимала, стараясь даже потише дышать.

— Большинство людей думают, что Высокое Искусство — это умение разить клинком и отбивать удары. Они ошибаются. На самом деле подлинным убийцей мастера клинка делает умение правильно двигаться. Так, чтобы в каждое мгновение врагу было труднее всего поразить мастера. А мастер, в свою очередь, мог бы достать противника разными способами, выбирая лучший сообразно моменту. Поэтому на старом языке искусство фехтования дословно именовалось «Наука о шагах».

И снова пауза с немым вопросом — все ли понимает девушка, желающая убивать врагов? Елена понимала. В сущности, она пока не услышала ничего нового, ну, почти ничего. Наука Чертежника в общем вполне ложилась на общую идею и принципы спортивного фехтования. Только в словах старика сквозила неприятным холодком беспощадная практичность концентрированного знания о том, как наилучшим образом убить человека.