Юрий Никитин - Истребивший магию Страница 28

Она ощутила холодное прикосновение ужаса. Сердце затрепетало, она с трудом разомкнула застывшие губы.

— Не ходи…

Он оглянулся:

— Предчувствие?

— Нет, — отрезала она, — просто… зачем?

— Настоящая женщина, — пробормотал он. — Не нужно, вот и не пойду…

Сам, видимо, был настоящим мужчиной, потому что совершенно глупо и бесцельно сунулся в этот темный лесной домик, где может подстерегать все, что угодно. Она упрямо оставалась вне дома, но прислушивалась изо всех сил. Волхв же, как назло, и там ухитрялся ходить совершенно бесшумно, она вытягивала шею, стараясь проследить за его фигурой через окно, однако он как в воду канул…

Рассердившись на себя, она же делает именно то, что хотел он, быстро и решительно вошла следом, остановилась, моргая. За спиной хотя бы лунный свет, а здесь сплошная тьма, разве что редкие лучи сквозь дырявую крышу, глазам трудно привыкать к еще более скудному свету…

Волхв в дальнем углу остановился над чем-то темным на полу, что показалось ей сперва густой тенью, затем лужей, а когда подошла ближе, зябко передернула плечами. Почудилось, что смотрит в черное бездонное небо под ногами. Если голова закружится, как уже начинает сейчас, легко упасть туда и оказаться между звезд…

Тяжелая рука Олега опустилась на ее плечо, пальцы сжали крепко, но равнодушно, как держал бы древко лопаты.

— Колодец, — сообщил он равнодушно. — Разумно. Хотя и странно.

— Зачем колодец в доме? — спросила она.

— Чтоб далеко не ходить, — ответил он. — Очень удобно, если дом в осаде… А зимой можно штаны не надевать.

— А что странно?

— Да многое… Не чувствуешь?

— Н-нет…

— А еще женщина!

— А что, муравей? Это они лесной пожар за сутки вперед чувствуют!

— Да, до муравья тебе далеко…

Неподвижная и темная вода задрожала, пошла кругами. Олег не двигался, а она охнула и, отступив на шаг, спряталась за его спину.

В середине темной лужи поднялся влажный холмик, похожий на голову с прилипшими волосами. Волхв ждал, вода стекает с неизвестного медленно, тягуче, словно не вода, а жидкая глина. Темный человек поднялся до пояса, уперся обеими руками в невидимые под водой края колодца. Барвинок пугливо отступила, у существа нет лица, а только словно намечено грубым инструментом, где должны быть глаза, нос и рот.

Наконец существо из колодца выбралось наверх и распрямилось во весь рост. Барвинок сделала еще пару шагов назад, странный человек показался громадным, хотя и ниже Олега, и пугающе опасным.

Медленно и неотвратимо он протянул обе руки к Олегу. В его движениях чувствовалась завораживающая сила, так змея неспешно приближается к замершим в оцепенении лягушкам и пожирает их.

Барвинок вздрогнула, когда жуткую тишину нарушил недовольный голос волхва:

— Эй-эй, убери грабли!.. С тебя течет. И дурно пахнет.

В темноте она никак не могла рассмотреть лица незнакомца, только видела, что он весь мокрый и блестящий, словно натерт слизью. Олег сделал шаг, человек двинулся за ним.

— Убери, — повторил Олег. — Третий раз повторять не стану.

Человек сделал к нему еще шаг. Она не успела заметить молниеносное движение, но раздался шлепающий звук сильного удара. Голова человека из колодца дернулась назад, он невольно отступил и рухнул в темную воду. Барвинок ожидала брызг, но вода лишь медленно колыхнулась, словно не вода, а густой кисель.

Неизвестный медленно погрузился с головой. Олег посмотрел вслед и сказал вдруг:

— Быстро на выход!

— Но ты уже…

— Быстро! — повторил он. — Он не один.

Она побежала на ярко освещенный, как теперь показалось, прямоугольник дверного проема, выметнулась на залитую лунным светом поляну. За спиной треск, шум, злое рычание, затем дом зашатался, стены с грохотом повалились вовнутрь. Остатки крыши обрушились, подняв облако пыли.

Барвинок в ужасе прижала к груди кулачки, сердце замерло, но спустя пару минут затрещало, из сверкающей в лунных лучах мрачным светом пыли появилась могучая фигура волхва.

Он деловито отряхнул ладони, одежду, посмотрел на нее со странным одобрением.

— Молодец.

— За что?

— Послушалась, — сообщил он. — Все в порядке, никто туда теперь не сунется.

Она вскрикнула:

— А что… те?

— Колодец накрыло бревнами, — ответил он. — И землей. Не вылезти… А ты чего стоишь? Пойдем.

Она потащилась следом, прожигая взглядом такую широкую, но равнодушную, как и ее хозяин, спину. Как хорошо, что удержалась и не бросилась навстречу с ликующим воплем, что цел, жив, все благополучно! Нельзя так ронять себя женщине в мужских глазах, уважать перестанет.

Правда, этот гад, похоже, уважать и не начинал.

Глава 14

Они не прошли и пары сот шагов, темные и пугающие в ночи деревья расступились, открывая залитую лунным светом полянку. В самой середке расположился аккуратный домик из свежеоструганных бревен, картинно красивый, гордо приподнятый на высоком фундаменте, вокруг земля выложена толстыми плитами из темного камня.

В окнах темно, что и понятно, полночь, однако Олег взошел на крыльцо уверенно, сразу пинком отправил долой толстый кол, подпирающий двери. Барвинок хотела спросить, можно ли так в чужой дом, но волхв щупал веревку, ею замотана щеколда, рванул, натужно заскрипело, дверь распахнулась.

— Заходи! — сказал он бодро.

Она в испуге отступила на шаг.

— Там темно! Уверен, что хозяин там не спит?

— Дверь была подперта снаружи, — напомнил он. — Да и не будет здесь хозяина. Это его первые попытки…

Не закончив, сам шагнул в темноту, и почти сразу там вспыхнули свечи. Она подивилась, как быстро он их отыскал и зажег, с сильнейшим биением сердца переступила порог этого странного домика.

Комната просторная и удивительно чистая, даже опрятная. Что удивило ее сразу же — огромный стол из красного дуба, в этих краях такие деревья не растут, вокруг семь искусно сделанных кресел, высокие резные спинки, много накладок из серебра и, как ей показалось, даже из золота. На столе кувшин, две богато украшенные чаши, пустые тарелки, тоже слишком вычурные и дорогие для лесного домика, сложный подсвечник с множеством рожков.

— Что за чудо в лесу… — прошептала она.

Он с тяжелым вздохом снял перевязь с луком и повесил на крюк в стене, поставил в угол посох. Она от порога все еще осматривалась, осторожная, как мышь в чужом доме, а он опустился в ближайшее кресло, лицо мрачное, в глазах глубокое раздумье. Не глядя, цапнул кувшин и плеснул в чашу себе, потом налил этой светло-коричневой жидкости и ей, не то вина, не то травяного настоя, судя по сильному аромату, а в конце долил себе почти до краешка.