Владимир Корн - Дворец для любимой Страница 28

Вот и она, бригада графа, выстроенная поэскадронно. Ну держитесь теперь женщины всех возрастов, способные влюбляться, до самого Тромера, а затем и степнячки-вардки, такого вы еще не видели. Даже имперская гвардия по сравнению с ними выглядит как бледная моль, хоть и отбирают в нее самых статных молодцов.

Горящее в лучах солнца золото мундиров, небрежная посадка лихих наездников, удаль, так и прущая из их глаз…

Одно слово — гусары, хотя и сами они об этом не знают, и даже слова такого не слышали. Сколько женских сердец они разобьют по дороге — одному Создателю известно.

Я попридержал Ворона, оглядывая бригаду. Нет, ну до чего же молодцы! Глядя на них, мне самому хочется расправить плечи и лихо закрутить кончики усов вверх, жаль, что у меня их нет.

А вот и моя личная сотня. В первом ряду Шлон, так и хочется сказать в рифму — довольный как слон. Погрузневший, раздавшийся во все стороны от спокойной жизни, на такой же могучей лошади, как и сам. Рядом с ним Нектор, его лучший друг на все времена, судя по виду уже успевший нахватать в свой адрес немалую порцию дружеских подколок. Амин, даже в седле подвижный как ртуть, выглядевший угловатым подростком, не смотря на свои двадцать с хвостиком.

Амину я обязан жизнью, ведь если бы тогда, в Мойсе, когда я, безоружный, стоял на коленях, скрючившись от боли от раны в боку, он не подоспел так вовремя, и не принял бой сразу с двумя наемными убийцами, давно бы мне лежать в сырой земле.

Вот и Ворон с Котом, да Жгут с Броном, бывшие 'дикие'. Надежные, проверенные бойцы, и люди — таких еще поискать.

Среди моей сотни и питомцы из Доренса, те, кто остался при мне. Остальные, где-то там, далеко в тылу Готома. Для них нет перемирия, и время от времени поступают вести об их новой диверсии.

Отправиться далеко на север обстановка на фронтах мне позволяла. На западной границе Империи, в Сверендере, пока никаких активных действий обеими сторонами не предпринималось, и вряд ли до них дойдет в ближайшее время. По крайней мере, со стороны Империи.

На востоке, в захваченном Абдальяром имперском порту Дижонт тоже стояло затишье. Лазутчики сообщали, что никакого оживления там нет. Как нет ни подхода новых кораблей с десантом на борту, ни попыток захватить абдальярцами что-либо еще.

На море тоже стояла тишина. И хотя с появлением в составе имперского флота корабля нового поколения 'Повелителя морей' паритета в соотношении военно-морских сил достигнуто не было, и сама тишина походила на затишье перед бурей, большой тревоги ситуация не вызывала.

Тем более, если задуманная нами операция на море пройдет удачно, объединившемуся против Империи врагу понадобится время переосмыслить произошедшее. К тому времени, глядишь, на севере у меня дела сложатся удачно, враг Тотонхорна поймет, что золото стоит многого, но не собственных жизней, затем произойдет то, что я много раз обдумывал в голове, но даже ни разу не озвучил вслух… И тогда дела окончательно пойдут на поправку.

Для встречи с Фредом фер Груенуа, игравшим основную роль в задуманной мной операции, мне пришлось вернуться в Гроугент. Разговор предстоял серьезный, нам следовало обсудить план, пришедший мне в голову после известий, пришедших из Стенборо. Даже не обсудить, а детально его проработать и согласовать с Военно-морским департаментом, поскольку для его исполнения придется задействовать часть военного флота.

Далее мое присутствие было больше не обязательно, а дела настоятельно требовали отправиться на север Империи. Но сначала должен был состояться разговор с Фредом.

— Слушаю вас, господин де Койн, — произнес фер Груенуа, продолживший стоять после моего указующего жеста на кресло.

Обратившись ко мне таким образом, ведь он один из немногих людей, что могли называть меня наедине 'Артуа', Фред ясно дал понять, о чем пойдет разговор.

Ну что ж, тем легче мне будет его начать. Вообще-то разговор должен был состояться сразу же по приходу в Гроугент, но тогда попросту не получилось.

И я уже открыл рот, чтобы его начать, когда фер Груенуа заговорил сам.

— Господин де Койн, позвольте мне все же сначала объясниться самому.

Он на мгновенье умолк, затем продолжил.

— Я отчетливо понимаю, какой ценой достался 'Повелитель морей'. Как понимаю и то, что случилось бы в случае его потери. Но хочу заверить вас, риск был оправданным. Все произошло на ваших глазах, но, тем не менее, кое-какие детали могли ускользнуть.

Поверьте, мы ничем не рисковали, подойдя на такое расстояние к фрегату Абдальяра. И дело даже не в том, что я был убежден — орудия фрегата не смогут причинить повреждений моему кораблю. В конце концов, мы могли бы открыть огонь гатлингами по орудийной прислуге фрегата еще до его залпа. Но согласитесь, так получилось более убедительно.

После произошедшего на глазах оставленного мною в покое последнего фрегата Абдальяра, я бы сам, повстречав такой корабль как 'Повелитель' в море, убегал бы от него выставив все паруса, что только возможно.

После этих слов фер Груенуа, коротко кивнув головой, замолк, мол, теперь слово за вами. Глаза его явно говорили:

'Артуа, мы вместе с тобой ведь прошли через такое… Причем риск тогда был значительно большим, а воевали мы не защищая родину'.

И я махнул рукой, садись Фред. Деньги — это всего лишь деньги, а ты рисковал собственной жизнью, потому что ты не тот человек, который смог бы пережить гибель собственного корабля. На этом о случившемся на моих глазах наш разговор и закончился, потому что трудно обвинять другого человека в том, что сделал бы сам на его месте…

Мой план строился на появлении нового средства для ведения войны на море. Но перед тем как приступить к его обсуждению, состоялась демонстрация новинки.

Господа из департамента были впечатлены, и это очень мягко сказано. Утечки я не боялся, ведь если даже информация о новом оружии достигнет ушей наших врагов, это тоже сработает на нас, а придумать способы борьбы с ним у них сразу не получится.

При столкновении морской мины с пожертвованным для демонстрации ветхим фрегатом, корабль, расколотый взрывом пополам, ушел на дно в считанные минуты. Вернее, столкновения не было, мина сама по воле волн ударилась о его борт, после чего и произошёл взрыв.

Ничего сложного в изготовлении морской мины не было даже в этой эпохе. Металлический шар, имеющий положительную плавучесть. Мощный заряд, составляющий примерно центнер. Рога с ударно-спусковым механизмом, торчащие из корпуса мины, где капсюль являлся инициатором заряда. И предохранитель — кусок сахара.

Сахар при погружении мины в воду растворяется в воде, подпружиненный предохранитель освобождает спусковой механизм, и тогда все, при ударе корпусом корабля по рогу мины, детонатор срабатывает. С предохранителями из сахара у меня были связаны детские воспоминания из той, еще земной жизни. В одной из книг, прочитанной мной, рассказывалось о блокадном Ленинграде. И я почему-то до сих пор отчетливо помнил строки автора о том, какими глазами провожали голодные изможденные моряки сахар, отправляя мины в море, где он должен был бесследно исчезнуть.