Мэгги Фьюри - Сердце Мириаля Страница 28

Из своей спальни неверным шагом вышла Фелисса, с трудом волоча увесистую звякающую суму, где хранились инструменты ее мужа — длинные ножи для разделки туш, мясницкий молот, которым забивали скот либо кололи кости, чтобы добыть из них мозг. У Фелиссы не хватало сил, чтобы хоть на минутку приподнять тяжелую суму, но Виора не сказала ей ни слова упрека — она хорошо понимала дочь. Инструменты были для мужчин символом их ремесла и источником самоуважения — даже в те времена, когда для них не было работы. По той же причине сама Виора уложила кожаный чемоданчик, принадлежавший ее мужу Улиасу. В чемоданчике, как и прежде, лежали его бесценные иглы, наперстки, нитки и ножницы — хотя умелые руки старого портного вот уже несколько лет немилосердно терзал артрит, превратив их в распухшие уродливые клешни, а портняжная лавка, столько лет приносившая немалый доход, давно закрылась, оставив Улиаса и Виору на содержание Фелиссы и ее мужа. А теперь и они вот-вот лишатся крыши над головой… Не иначе как нас прокляли, с горечью подумала Виора. Чем же еще могли мы заслужить этакие беды?

Она едва начала спускаться по лестнице, когда снаружи послышался шум. Фелисса судорожно стиснула руку матери, карие глаза ее округлились от испуга.

— Мама! Это… это отец и Ивар!

Виора мысленно взмолилась — без особой, впрочем, уверенности, — чтобы у мужчин хватило ума не ввязаться в драку с громилами. Только вряд ли Ивар захочет смириться с тем, что у него отнимают дом… Виора поспешно, пинком столкнула вниз по лестнице тюки и с силой, которой сама за собой не подозревала, швырнула следом увесистую суму с мясницким инструментом Ивара. Затем обе женщины опрометью сбежали вниз.

Громилы уже не маячили у входной двери — для них нашлось другое занятие. Выбежав во двор, Виора и Фелисса увидели, что Ивар, скорчившись от боли, валяется на земле, а наемники Серимы по очереди пинают его коваными сапогами. Как видно, он совершил промашку, попытавшись возражать против выселения. Улиас, упав на колени, привалился плечом к стене и безуспешно пытался вытереть кровь из глубокой раны на голове. Одежда его была в пыли, несчастные, скрюченные артритом руки исцарапаны до крови. Виора ясно представляла себе, что случилось: Улиас бросился на помощь молодому зятю, и его без малейших усилий отшвырнули прочь, словно трехлетнее дитя. Быть может, плоть Улиаса и не слишком от этого пострадала, но его гордость была уязвлена безмерно. Виора бросилась было к мужу — но застыла, услышав страшный, дикий крик. Это Фелисса мчалась к обидчикам мужа, размахивая длинным и блестящим мясницким ножом.

— Фелисса, не надо! — пронзительно вскрикнула Виора. Услышав ее слова, громилы обернулись и увидели молодую женщину, которая бежала к ним, сжимая в неопытной руке длинный нож. Тот из наемников, что был выше ростом — сущий великан, — громко расхохотался. Оставив своего напарника измываться над Иваром, он так стремительно метнулся к Фелиссе, что Виора успела разглядеть лишь смутный промельк… а громила между тем уже стиснул мясистыми пальцами запястье Фелиссы и с силой вывернул ей руку.

Фелисса закричала от боли, и нож со звоном упал наземь. По-прежнему крепко сжав ее запястье, громила свободной рукой принялся размеренно бить молодую женщину по лицу, да так, что голова ее от увесистых пощечин моталась то вправо, то влево. Внезапно он разжал пальцы и сильно толкнул Фелиссу в грудь. Женщина упала, но не успела удариться о землю, как наемник уже навалился на нее. Фелисса всем телом извивалась под его тяжестью, но вдруг замерла: наемник подобрал с земли нож Ивара и поднес блестящее острое лезвие к ее лицу. Угроза была ясной и без слов. Ивар, который под градом ударов своего мучителя отчаянно пытался встать на колени, застыл, словно в один миг превратился в камень.

Фелисса тоненько всхлипнула, когда громила разрезал ножом ее платье сверху донизу. Его напарник, тот, кого Виора чуть было не сочла приличным человеком, жадно следил за этой сценой и, облизывая губы, ждал своей очереди.

— Не мешкай, Гуртус, — хихикая, посоветовал он. — И смотри не умори ее прежде, чем настанет мой черед.

Лишившись одежды, Фелисса задрожала всем телом, но ее окровавленное, избитое лицо словно окаменело. Сердце Виоры сжалось от боли, когда она увидела, как ее дочь закрыла глаза, чтобы не видеть неминуемого ужаса и позора. Не в силах сдержать себя, Виора хотела броситься на колени, просить, умолять, хоть как-то помочь дочери… но тут Улиас своими искривленными пальцами крепко сжал ее запястье. Глаза их встретились, и Виора увидела, что по лицу мужа текут слезы.

— Беги! — прошептал он. — Скорее, пока они не видят. Беги!

— Я не могу! Фелисса… — с трудом выдавила Виора сквозь стиснутые зубы.

— Хочешь, чтобы после нее они принялись за тебя? Проклятье! Беги! Спасайся! Фелиссе мы ничем не поможем!

Виора хорошо понимала, как это признание собственного бессилия разрывает сердце Улиаса. Быть может, он и прав, быть может, если она убежит, то найдет кого-нибудь, кто сможет им помочь… но в глубине души Виора знала: поздно. Тем не менее она согласно кивнула, и пальцы мужа, сжимавшие ее запястье, разжались. Виора не помнила, как вскочила на ноги, — но вдруг осознала, что бежит, бежит со всех ног по улочке, которая вела прочь из Подворья. На бегу она услышала пронзительный крик дочери.

Всхлипывая, задыхаясь, почти ослепнув от слез, Виора пробежала по улочке и оказалась в Трущобах. Она не знала, что станет делать дальше, — разум, измученный болью, отказывался ей служить. Никто из прохожих не мог ей помочь. Все в округе знали, что в Козьем Подворье бесчинствуют наемники Серимы, а один только взгляд на Виору говорил обо всем остальном. Женщина, бежавшая со всех ног по людной улице, словно превратилась в невидимку: никто не замечал ее, но все стремительно расступались, чтобы с ней не столкнуться. Жители Нижнего Города не могли, да и не хотели ввязываться в такую опасную переделку.

И тут Виоре наконец повезло. Завернув за угол боен, которые находились в самом конце улицы, она с разбегу налетела на рослого светловолосого юношу в черном плаще. На нем была кольчуга, а потому он гораздо меньше пострадал от столкновения и успел поддержать Виору — та от удара зашаталась и едва не упала.

— Это еще что такое? — Из-под ярко начищенного шлема глянули на Виору глаза юноши — синие, очень серьезные и обеспокоенные. — Что случилось, хозяюшка? Отчего вы так бежите и что за беда с вами стряслась?

От облегчения Виора едва не лишилась чувств. Да ведь она наткнулась прямиком на патруль церковных гвардейцев! Потом она так и не сумела вспомнить, что и как говорила, но едва выпалила первый десяток слов, как лицо молодого офицера потемнело. Он резко вскинул руку, разом оборвав поток ее слов и слез.