Юлия Власова - Таймири Страница 28

Остер Кинн не удержался и прыснул со смеху.

— Поразить — в смысле прикончить? — уточнил он. — А если не прикончить, то ведь есть же… — хи-хи-хи — есть же куда более доступные средства!

Капитан Кэйтайрон так разорался, что заглушил своим криком шум воды. Матросы во главе с боцманом, кок и даже юнга ходили по струнке и старательно исполняли приказы. Потому что если не старательно — то влетит.

— Приехали! — грохотал капитан. — Разматывайте канаты, да поживее!

Потом он с не меньшим энтузиазмом отправился грохотать в трюм.

— Добро пожаловать на берег! — оглушительно объявил он. У Остера Кинна чуть не лопнули барабанные перепонки. Эдна Тау испробовала на капитане свой знаменитый уничтожающий взгляд (единственное, что ей удавалось лучше, чем стрельба из лука). Не подействовало.

Кэйтайрон схватил швабру и тут же полез вглубь трюма, где зловеще лежали хлопья пыли да шныряли из угла в угол грызуны.

— Сколько грязи, а! — возмутился он и погрозил шмыгнувшей мимо крысе:

— Ух, найду я на вас управу!

Он принялся так нещадно мести пол, что Остер Кинн закашлялся, а Эдна Тау зажала нос. Они выскочили на палубу, взъерошенные и возмущенные. Матросы обходили их стороной и вопросов предпочитали не задавать. Потому как и без того было ясно: капитан снова разбушевался.

А Кэйтайрон в эту минуту преследовал только одну цель — добраться до места, куда встроены ноги-прилипалы, этакие большие красные вантузы, которые могут присасываться к любой наклонной плоскости.

Проснулась Сэй-Тэнь, когда этого никто не ждал. Она окинула каюту затуманенным взглядом — пустота. Острое ощущение одиночества. Через немытый иллюминатор внутрь пробивался дневной свет.

Спустив ноги на пол, она припомнила свой мутный, изнурительный сон. Сколько он длился? Неделю? Месяц? Год?

— Ну, уж не год, так точно, — рассудила Сэй-Тэнь. — Не может же яхта целый год плавать по одной несчастной реке!

Единственное, чего ей сейчас хотелось — так это поговорить. Неважно с кем, пусть даже с эксцентричным философом.

Но тут в каюту ворвалась Таймири.

На море Эрбий, куда ездят отдыхать все порядочные жители столицы, Сэй-Тэнь много раз видела красных блестящих крабов. Когда краб взбирался на скалу, его ради забавы сталкивали в воду каким-нибудь прутиком. При этом краб щелкал клешнями, дико вращал глазами и, вообще, жутко паниковал.

Таймири сейчас почему-то особенно напоминала эрбийского краба.

— Сэй-Тэнь, скажи, что я не состарюсь! — заламывая руки, воскликнула она. — Неужели это со мной произойдет?!

— Со всеми происходит, — пожала плечами та. — И ты никуда не денешься. А еще ты умрешь.

— Бессердечная! — вскричала Таймири. — Тебе нет дела до чужих страданий! Дрыхнешь круглые сутки!

— Я не дрыхну, — жестко сказала Сэй-Тэнь. — В стране наступил кризис.

— Что? Как ты узнала?

— Больницы переполнены, в магазинах и на складах шаром покати, с образованием — беда, — равнодушно продолжала Сэй-Тэнь. — Спрашиваешь, как я узнала? Телепатически. Моя Айрин сейчас в палате, ее сбил плайвер. Врачи говорят, город кишит преступниками. Ходят слухи, что Икротауса Великого видели у ворот в городскую тюрьму. Якобы он выпустил на свободу всех заключенных. Но я подозреваю, это дело рук ведьмы.

— Не может быть! — прошептала Таймири. — Неужели всё настолько серьезно?

— Серьезнее не бывает, — подтвердила Сэй-Тэнь. — Пока мы тут с тобой болтаем, страна Лунного камня гибнет. Горожан похищают на улицах прямо средь бела дня. Запихивают в полицейские плайверы — и за решетку. А потом их куда-то переправляют… Знать бы, куда.

Таймири затрясло.

«Хорошо, что мы отгорожены от городов пустошью. Хорошо, что с тыла нас защищают необъятные пространства пустыни. Хорошо, что река глубока и быстротечна, и никому не придет в голову пускаться за нами вдогонку… — У нее защемило сердце: — Тетя!»

— Тебе тоже знакомо чувство, когда близкий человек оторван от тебя и ты ничего не можешь с этим поделать? — как-то странно и отрешенно спросила Сэй-Тэнь.

— Скорее, это мы оторваны, — ответила Таймири. — Отделены сотнями и сотнями километров.

Та ничего не сказала, а только встала с кровати и, шаркая, направилась к двери.

— Она же не нарочно! — вступился за индианку Остер Кинн. — Откуда ей было знать, что Сэй-Тэнь не из племени Бурых Року?!

Кэйтайрон переводил сердитый взгляд с одной изрядно потрепанной девицы на другую.

— Объясните мне, как?! Как вы, такие кроткие с виду, смогли учинить такой бардак?!..

К тому времени яхта перестала быть яхтой и приобрела черты вездехода; четыре подвижные ноги довольно резво переступали по зыбкому песку. И утес, которому предстояло стать дорогой в небо, приближался с невиданной быстротой. Работа спорилась, пока Остер Кинн с присущей ему непринужденностью очищал от чешуи наловленную рыбу, а «спящая красавица» колдовала над обеденной похлебкой, посыпая ее всяческими приправами. Но когда появилась Эдна Тау, всё перевернулось с ног на голову. Дочь индейского вождя приняла действия Сэй-Тэнь за шаманский обряд, а саму Сэй-Тэнь — за представительницу вражеского племени. Потому и набросилась на бедняжку с кулаками да проклятиями.

Потом они катались по палубе, таская друг друга за волосы (причем Сэй-Тэнь делала это исключительно в целях самообороны). Разнять их удалось только благодаря Остеру Кинну.

Но что самое удивительное, так это похлебка. Несмотря на драку, котел с похлебкой уцелел, и обед не пришлось готовить заново. Кок, которому с утра отчего-то нездоровилось, испытал невероятное облегчение, узнав, что еду сварили за него.

— О, прости, прости меня великодушно! — заламывала руки Эдна Тау. — Как могла я спутать тебя, утонченную натуру, с неуклюжей медведицей Року!

Сэй-Тэнь выглядела помятой, но довольной. Она украдкой взглянула на индианку: та была воплощением раскаяния.

— Я прощаю тебя. Ты сражалась как настоящий воин. И, думаю, медведице Року не поздоровилось бы, свяжись она с тобой.

— В честь примирения предлагаю выпить по чашечке мятного чая, — сразу оживилась индианка и сунула руку в мокасин.

Остер Кинн подозрительно сощурился:

— Слушай, давно хотел спросить, откуда ты берешь все эти листья?

— А зачем тебе? — хитро осведомилась Эдна Тау. Она явно норовила уйти от ответа.

— Но ведь сама прекрасно знаешь. В массиве, как ни изощряйся, мяту не вырастишь. На камнях-то. Там только сосны уживаются. Так что признавайся.

Индианка закатила глаза к небу. В детстве ее отучили врать — за вранье шаман стриг девочек налысо.