Ирина Якимова - Серебром и солнцем Страница 28

   Лелия считала Эрвина сном. Он был её-любимый-сон. Они летали над спящей Кардой. Он надеялся, что, увидев красоты Ночи, она полюбит и Её, но Лелия не смотрела вокруг и не видела ничего, только его. Перед рассветом они прощались.

   - Почему ты не можешь остаться? - спрашивала Лелия и протягивала к нему руки.

   - Я не такой, как ты, - отвечал он и уходил.

   Однажды она попросила:

   - Так расскажи, как стать такой, как ты? Я хочу быть с тобой всегда: и ночи, и дни.

   Carere morte не вправе отказывать в своём проклятии тому, кто жаждет бессмертия. Но Эрвин оставил Лелию смертной. Он видел, Солнце было ей всё же милее, чем он.

   Больше он не приходил к ней. Только издали любовался ею, ночами охраняя её дом и её сон. А Лелия уже не могла обрести при свете Солнца ни любви, ни покоя. Она грезила встречами с Эрвином. Она была слишком юна, чтобы различать сны и явь! Каждый вечер она молилась, чтобы вернулся её любимый сон, и возлюбленный приходил к ней. Они держались за руки, она улыбалась ему... а на самом деле темноте и пустоте своей комнаты, ведь это был лишь сон, обман.

   Она начала болеть, таять, всё больше времени проводя во снах и всё меньше в жизни. Родители приглашали докторов, а те лишь обескуражено разводили руками и советовали поспешить с замужеством. Но однажды "Эрвин" вновь пригласил Лелию полетать, и она шагнула за ним в окно: она не умела узнавать сны и обман!

   Она упала с самой высокой башни замка и разбилась насмерть. Настоящий Эрвин не успел подхватить её! Он в это время по приказу Владыки сражался со служителями Ордена, в те далёкие времена опутывавшими Карду своими сетями. Когда он пришёл к её дому, родители уже погребли тело Лелии в склепе. Он нашёл свою возлюбленную мёртвой, твёрдой и холодной как камень.

   В тёмной зале горели свечи, она лежала на каменном ложе, усыпанном яркими цветами. Лицо её было закрыто вуалью: она сильно разбила его при падении, но Эрвин откинул вуаль, не испугавшись, не отвратившись, поцеловал её истерзанные разбитые губы, а потом закричал, отрицая её смерть, споря со Смертью: "Она жива! Она будет моей!" Должно быть, он плохо видел от слёз, ведь Лелия была мертва, давно мертва.

   Но он поделился с покойницей бессмертием, и девушка очнулась, открыла глаза, приподнялась. Ненужная вуаль, рассыпав цветы, легла на каменный пол, и слёзы Эрвина высохли: Лелия вновь была прекрасна, юна, весела; она улыбалась, протягивая к нему руки.

   Теперь они могли быть вместе всегда: и ночи, и дни. Эрвин забрал Лелию к себе, поселил в лучшей комнате своего дома. У неё появился собственный новенький гроб из светлого дерева. Ночами Лелия была послушна и весела, лицо её светилось в лунном свете, и радостная улыбка не сходила с него, она вновь не смотрела вокруг - только на него. "Ты забыла Солнце?" - спрашивал Эрвин, ревновавший её к вечному источнику света. "Да, - отвечала Лелия. - Я люблю тебя". Днём же, когда Эрвин крепко спал, она, бессонная, вертелась в своём гробу. Она не знала Солнце, но помнила, что мертва, давно мертва. Она выла в тоске и сдирала в кровь пальцы, царапая изнутри свой новенький красивый гроб..."

   Дальше Винсент не смог читать. Страшные, сумасшедшие догадки закрутились в голове: может быть, весь год он провёл во сне не потому, что новая реальность carere morte вызывала в нём ужас - лишь потому, что хозяйка велела кукле отдыхать?! Если б вампирша пожелала, чтобы он помогал ей в бессмысленных поисках, Винсент носился бы сейчас по Доне и вовсе не догадывался, что его водит чужая воля. А их единственный за год разговор? "Ненавижу", "Убирайся"... - От себя он сказал это, или Мира, мучающаяся от вины, говорила со своим отражением, как Эрвин - со своим? Хватит! Винсент закрыл книгу, убрал её на место и постарался забыть. На следующий день он занялся разбором старых этюдов и даже сумел увлечься этим всерьёз, хотя перед приходом тётушки создавал лишь видимость занятия. В начале лета он робко попробовал рисовать снова. Новые его картины были тёмными: ночь, только ночь.

   Он так и не придумал, чем можно проверить свои страшные догадки и постепенно оставил все размышления об этом. Даже если он узнает истину, что это изменит в его судьбе? Проклятие, что даёт ему возможность ходить среди живых, всё равно принадлежит не ему. И в жизнь он не вернётся, пусть даже безумная Вако перевернёт весь свет...

   Адора Рете явилась к нему неожиданно, без каких-либо извещений, в первый день зимы.

   Винсент дежурно осведомился о Мире и узнал, что вампирша ведёт себя удовлетворительно и даже сумела подружиться с несколькими охотниками. Он попытался представить последнее и засмеялся. Рете вздрогнула от его смеха.

   - Адора, вы, наверное, подумали: как я могу веселиться после всего, что произошло, - заметил он, успокоившись.

   Герцогине, старой охотнице, было не по себе в мрачном доме Вако. Всё время, пока юноша встречал её, провожал в гостиную, она держала одну и ту же дистанцию - пять шагов. Винсент отметил: к молодому хозяину особняка прежде такая милая Рете испытывала лишь неприязнь.

   "Все в Ордене смотрят на меня, как на чудовище. Как прежде смотрели на меня жители Карды... Неужели так будет всегда?"

   Он сам усмехнулся этому вопросу. Всё же случившееся с ним слишком странно! Его никак не уложить в привычные рамки.

   - Ты видишь меня насквозь, carere morte, - сказала Рете. - Нет смысла скрывать, как ты мне отвратителен... Прости! - выдавила она и совсем опустила голову, скрыв лицо в тени шляпки.

   - Я понимаю. Наверное, сложно говорить с человеком, не зная точно, с ним ли ты говоришь или с жалкой, лишённой души, тенью. И зачем Латэ отправил вас, не приехал сам?

   Порыв ветра потушил все свечи: отвыкший от человеческого бытия вампир забыл закрыть окно гостиной. Винсент торопливо извинился и закрыл створки.

   - Латэ, как всегда, очень занят в Доне, - сказала герцогиня, когда он обернулся к ней. - Я не от него. Недавно Морено рассказал мне об одном интересном опыте.

   - Он связан с куклами и их хозяевами? Мне можно помочь?

   - Да. Винсент, мне всё-таки нужен свет.

   Вампир извинился ещё раз и принёс сверху зажжённую лампаду.

   - В Карде считают, что Алан Вако возвратился в дом отца. Ты сам решил называться здесь этим именем?

   - Это получилось случайно. Мы похожи внешне... Здесь до сих пор помнят и того вампира, и меня, но смерть Алана в Карде только слухи, моя - свершившийся факт. Я не препятствую. Латэ дал понять: не нужно афишировать, что Винсент Линтер... ещё существует. То есть, если он ещё существует...

   Он ждал её слов, но Рете подавлено молчала.

   - Простите. Моё веселье, конечно, совершенно неуместно и выглядит крайне глупо, - юноша снова не удержался от короткого смешка. - Но я совершенно не представляю, в каком тоне мне следует говорить о... сложившейся ситуации.