Песах Амнуэль - Каббалист Страница 28

— это глупо. Но я действительно в мыслях не имел, что тесты способны возбудить то, что скрыто глубоко в подсознании или даже еще глубже. Речь шла о проверке. Гипнотическое влияние вопросов я не рассматривал. Гипноз — особая область. Впрочем, я не оправдываю ни себя, ни других, кто проводит опыт, не зная, чем он может кончиться. Но если вы так смотрите на эти проблемы, почему не хотите помочь найти остальных?

— Официально не могу. Как частное лицо — попытаюсь. То есть, найду, конечно, и надеюсь, что все окажутся живы и здоровы.

Странное происходило в жизни. Р.М. хотел уйти с работы, и шеф не был от этого в восторге. Гарнаев хотел работать, не представлял себе жизни без обсерватории, но его увольняли. По решению партийного собрания. Решение не было направлено против Евгения лично: указали на несоответствие шести человек, среди которых были три бывших завлаба, не прошедшие аттестацию. Эти люди четверть века назад первыми поднялись на плато, поставили здесь палатки, а затем и телескопы. Люди, которые начинали дело.

Конечно, они жаловались: сначала в партком Академии, потом в горком. Дальше обещаний разобраться дело не шло. Гарнаев не жаловался Роману Михайловичу на жизнь, жаловаться он не умел, рассказывал о себе с изрядным юмором, но чувствовалось, что человек опустил руки. Борьба со «стариками» велась под лозунгами перестройки, все, что писалось в протоколах, было правильно по форме, хотя и полностью искажало суть дела. Гарнаев уже не верил, что до этой сути докопается какая-нибудь комиссия, тем более партийная, а не астрономическая.

Р.М. переписывал для Родикова данные из картотеки, когда явился Евгений, заполнив квартиру топотом и шумом. Таня приготовила кофе и сама осталась послушать. После возвращения мужа из Каменска, Таня была непривычно молчалива, рассказ о поездке выслушала рассеянно и ни о чем не расспрашивала. Романа Михайловича это удивило, но и он промолчал. Чувствовал, что не сумеет рассказать все, как было, потому что придется коснуться и того, чего не должно было быть. Так они и жили второй день, сдерживая смутное ощущение недовольства друг другом. Когда пришел Евгений, перечеркнув их зыбкую тишину своими, вполне земными, проблемами, Таня решила, видимо, что Гарнаев — именно тот третейский судья, который может понять всех, кроме себя. Пили кофе, Таня рассказывала Евгению о последних событиях, и Р.М. удивлялся, обижался даже, потому что точка зрения жены неожиданно оказалась несходной с его точкой зрения, Таня могла бы объясниться с ним наедине, а не на такой вот конференции, когда и возразить толком не сумеешь. Она, например, считала, что уход мужа с работы — поступок, который можно было оправдать в тридцать лет, а не сейчас, когда жизненный уклад сложился, ломка его непременно скажется на здоровье, о котором Рома не думает, воображая, что он вечен. И поездка его в Каменск была ударом по семейному бюджету, причем в критический момент, и ничего толком не принесла — разве что эти рисунки, которые бывшая знакомая могла прислать и по почте.

Р.М. не собирался показывать рисунки Евгению, а теперь пришлось принести папку. Евгений набросился на рисунки, будто на детектив с загадочной концовкой.

— Ну, дает! — прокомментировал он.

— Это ведь не произведения искусства, — сухо сказал Р.М. — Она пыталась изобразить то, что видела, потому что описать словами не могла.

— Значит, у нее действительно с психикой было не в порядке, — сказал Евгений, — если, конечно, ты прав.

— Замечательный силлогизм, — мрачно сказал Р.М.

— Слушай, — спросил Гарнаев, — твоя поездка и уход с работы случайно совпали во времени, или здесь есть причинная связь?

— Косвенная, — Р.М. кивнул. — И Таня зря вот так… Мы ведь все обсудили прежде, чем я написал заявление.

— Рома, — тихо сказала Таня, — я не умею с тобой спорить, мне кажется, ты всегда прав, даже когда ты неправ, ведь и так бывает. Ты очень убедительно говоришь, и я соглашаюсь, а потом ты уходишь, и я перестаю понимать, а когда возвращаешься, я перестаю понимать свои сомнения. Это какой-то гипноз…

— Гипноз творческой личности, — Гарнаев хохотнул.

— Все гораздо сложнее, чем вы думаете, — сказал Р.М. — Мы с Таней проживем, появится больше времени, значит, и писать буду больше, гонорары пойдут. Не в этом дело. А в том, что нужно отвечать хотя бы перед собой за все, что творишь.

— Непонятно, — сказал Евгений. — Ты-то что натворил?

— Надя погибла потому, что двадцать лет назад я проводил тестовые опыты с ее матерью. Наверняка есть и другие девочки или девушки, которым грозит то же самое и по той же причине. И я обязан всех отыскать и попытаться обезопасить. Ясно?

— Неясно, — буркнул Евгений, переглядываясь с Таней.

Р.М. перехватил этот взгляд и подумал, что и здесь на понимание рассчитывать нечего. Для Гарнаева наука — то, что написано в книгах. Хотя он и изучил все, что сказано о психологической инерции, бороться с ней так и не научился. А для Тани все это — давняя история, к которой не следовало возвращаться: мало ли что может случиться с человеком за двадцать лет, есть в жизни случайности, такие странные и непредсказуемые, что никогда не поверишь, и разве можно из-за такой случайности ломать устоявшийся быт, а может, и жизнь?

— Ну, ладно, — Р.М. вздохнул. — Придется вам поверить мне на слово. Если все окажется так, как я думаю, тогда и сумею объяснить. Да тогда и объяснять не придется, потому что… начнется новая эра, понимаете?

— Эпоха ведьм? — иронически спросила Таня.

Романа Михайловича покоробила эта ирония, которой в голосе жены никогда прежде не было.

— Нет, не эпоха ведьм, — резко сказал он и встал. — Просто новая эпоха.

Гарнаев начал прощаться и неожиданно попросил на время несколько рисунков из Надиной папки. Р.М. думал, что Евгений выберет те, что с глазами, они действительно впечатляли, но отложены оказались совсем другие, с бессмысленным переплетением линий и цветов.

— Бери, — Р.М. пожал плечами, — только не потеряй.

Таня не сказала больше ни слова. Так и легли молча, впервые за много лет.

С утра зарядил дождь. В былые годы именно в такую погоду Р.М. брал на работе отпуск, садился за машинку и под шелест капель писал рассказы. Таня это знала, и в дождливые осенние дни вставала поздно, стараясь не мешать мужу даже шорохом. Рассказы Р.М. писал быстро, бывало, что за неделю, а «Ожог разума», лучший рассказ его сборника, был написан начерно за один день — но какой! Ураган, деревья вырывало с корнями, дом гудел.

Все-таки Р.М. условился с Родиковым о встрече и передал ему список из тридцати семи фамилий. Вернувшись, позвонил на работу и попросил отпуск на три дня за свой счет. В ответ услышал длинную тираду, которую трудно было понять из-за нормально плохой работы телефонной линии. Р.М. тем не менее решил, что разрешение получено и, отключив телефон, сел за машинку.