Neil Gaiman - Американские боги (пер. А.А.Комаринец) Страница 29

Из царапины над левой бровью медленно сочилась кровь. Голова болела.

Ковра на полу не было. Он простучал и пол. Звук от него исходил такой же, как и от стен.

Сняв крышку с ведра, он помочился, потом вновь вернул крышку на место. Если верить его часам, с момента облавы в ресторане прошло около четырех часов.

Бумажник исчез, но ему оставили монеты.

Присев за стол, покрытый прожженным во многих местах зеленым сукном, Тень стал практиковаться в иллюзии передвижения монет по столу. Потом взял два четвертака и произвел «тупой фокус».

Один четвертак он спрятал в ладони правой руки, другой оставил на виду в левой, держа большим и указательным пальцами. Потом сделал вид, будто берет монету из левой руки, но на самом деле дал ей упасть назад в левую ладонь. Затем разжал правую ладонь, показывая четвертак, который и без того там был.

Смысл манипуляций с монетами был в том, что они поглощали Тень целиком; точнее, он не мог их проделывать, когда был зол или расстроен, поэтому создание иллюзии, пусть даже сама по себе эта иллюзия была совершенно бессмысленна – ведь он прилагал невероятные усилия и умение для того, чтобы казалось, что он переложил монету из одной руки в другую, тогда как в реальности это не требовало вообще никаких умений, – его успокаивало, изгоняло из мыслей смятение и страх.

Он начал практиковаться в трюке еще более бессмысленном: трансформация одной рукой полудоллара в пенни, только он проделывал ее с двумя четвертаками. В ходе трюка каждую монету следовало то показывать, то прятать: он начал с одним показанным четвертаком, а с другим спрятанным. Подняв руку ко рту, он дунул на видимую монету, а сам классическим приемом спрятал ее в ладони, а два первых пальца тем временем извлекли спрятанный четвертак и предъявили его отсутствующей аудитории. В результате он показал четвертак в руке, дунул на него, снова опустил руку и все это время показывал один и тот же четвертак.

Он проделывал этот фокус раз за разом.

И под конец даже спросил себя, убьют ли его, тут его рука чуть дрогнула, и один из четвертаков упал на запачканное зеленое сукно.

А потом, поскольку он не в силах больше был играть монетами, он их убрал и, достав данный Зорей Полуночной доллар со Свободой, зажал его в кулаке и стал ждать.

В три утра – по его часам – федералы вернулись для допроса. Двое мужчин с темными волосами, в темных костюмах и начищенных черных ботинках. Федералы. У одного была квадратная челюсть, широкие плечи, отличные волосы, до мяса обкусанные ногти и такой вид, словно в колледже он играл в футбол, у другого – залысины, очки в серебряной оправе и маникюр. Хотя с виду они нисколько не походили друг на друга, Тень вдруг заподозрил, что на каком-то уровне, возможно, на клеточном, оба они идентичны. Они встали по обе стороны карточного стола, глядя на него сверху вниз.

– Как давно вы работаете на Карго, сэр? – спросил один.

– Не знаю, кто это, – ответил Тень.

– Он называет себя «Среда». «Грим». «Олфатер». «Старик». Вас видели в его обществе, сэр.

– Я работаю на него несколько дней.

– Не лгите нам, сэр, – сказал федерал в очках.

– О'кей, – ответил Тень. – Не буду. Но все равно я работаю на него несколько дней.

Федерал с квадратной челюстью резко вывернул Тени ухо, зажав его между большим и указательными пальцами, и, выворачивая, к тому же сжал. Боль оказалась острой.

– Мы просили не лгать нам, сэр, – сказал мягко он и отпустил.

Под пиджаками федералов выпирали пистолеты. Тень решил не пытаться дать сдачи, а сделал вид, будто снова в тюрьме. «Отсиживай срок, – думал он. – Не говори им ничего, чего они бы и так не знали. Не задавай вопросов».

– Вас видели с опасными людьми, сэр, – сказал федерал в очках. – Вы послужите своей стране, если станете давать показания государству. – Он сочувственно улыбнулся, мол, «Я добрый коп».

– Понимаю, – сказал Тень.

– А если вы не поможете нам, сэр, – сказал гладковыбритый, – то сами увидите, каковы мы бываем, когда расстроены.

Открытой ладонью он ударил Тень в живот, выбив из него дух. Это не пытка, подумал Тень, просто знаки препинания во фразе. Он хочет сказать: «Я дурной, злой коп». Он рыгнул.

– Мне бы не хотелось вас расстраивать, – сказал Тень, как только смог заговорить.

– Мы просим всего лишь о сотрудничестве, сэр.

– Могу я спросить… – выдохнул Тень («Не задавай вопросов», – предостерег себя он, но было слишком поздно, слова уже сказаны). – Могу я спросить, с кем я буду сотрудничать?

– Вы хотите, чтобы мы назвали вам наши имена? – спросил чисто выбритый. – Вы, наверное, не в себе.

– Нет, в его словах есть смысл, – возразил очкарик. – Так ему будет проще нам довериться. – Глянув на Тень, он улыбнулся как человек, рекламирующий зубную пасту. – Будем знакомы. Я мистер Камень, сэр. А мой коллега – мистер Лес.

– Я, собственно, спрашивал, из какого вы учреждения? ЦРУ? ФБР?

Камень покачал головой:

– Эх, если бы сейчас все было так просто, сэр. Все они перемешались.

– Частный сектор, – добавил Лес, – государственный сектор. Сами знаете. Взаимодействие сейчас тесное.

– Но заверяю вас, – сказал Камень с новой улыбчатой улыбкой, – мы хорошие парни. Вы голодны, сэр? – Из кармана пиджака он вынул «сникерс». – Вот. Это подарок.

– Спасибо.

Развернув обертку, Тень съел батончик.

– Наверное, запить хотите? Кофе? Пива?

– Воды, пожалуйста.

Отойдя к двери, Камень постучал в нее, потом сказал несколько слов охраннику по ту сторону двери, который кивнул и минуту спустя вернулся с пластиковым стаканчиком холодной воды.

– ЦРУ, – Лес уныло покачал головой, – ох уж эти недотепы. Слушай, Камень. Я слышал одну цеэрушную шутку. Как можно быть уверенным, что ЦРУ непричастно к покушению на Кеннеди?

– Не знаю, – отозвался Камень. – А как можно быть в этом уверенным?

– Он ведь мертв, правда? – сказал Лес.

Они рассмеялись.

– Вам лучше, сэр? – спросил Камень.

– Пожалуй.

– Почему бы вам не рассказать нам, что произошло сегодня вечером, сэр?

– Смотрели достопримечательности. Были в Доме на Скале. Поехали поесть. Остальное вам известно.

Камень тяжело вздохнул. Лес, словно бы разочарованно, покачал головой и ногой ударил Тень в коленную чашечку. Боль была мучительная. Потом Лес медленно надавил кулаком в спину Тени как раз над правой почкой, нажал с силой костяшками пальцев. По сравнению с этой мукой боль в колене показалась Тени легким уколом.

«Я больше любого из них, – думал он, – я могу их вырубить». Но они вооружены, и даже если он – каким-то образом – сумеет убить или усмирить их обоих, он все равно окажется с ними в запертой камере. (Но у него будет пушка. Две пушки. Нет.)

Лица Тени Лес не касался. Никаких следов. Ничего, что было бы видно потом: только удары кулаками и ногами в туловище и колени. Было больно, и Тень крепко сжимал в кулаке доллар со Свободой и ждал, когда все кончится.

И спустя слишком долгое время избиение закончилось.

– Мы вернемся через пару часов, сэр, – сказал Камень. – Знаете, Лесу, честное слово, не хотелось этого делать. Мы разумные люди. Как я говорил, мы хорошие парни. Это вы – не на той стороне. А тем временем, почему бы вам не поспать?

– Вам лучше начать воспринимать нас всерьез, – предупредил Лес.

– Прислушайтесь к Лесу, – сказал Камень. – Подумайте хорошенько.

Дверь за ними захлопнулась. Тень еще спросил себя, выключат ли они свет, но они этого не сделали, и лампочка сияла в камере будто холодный глаз. Тень отполз на желтую пенку и, натянув на себя одеяло, закрыл глаза и, цепляясь за пустоту, держался за сны.

Время шло.

Ему снова было пятнадцать, и мать умирала. Она пыталась сказать ему что-то очень важное, а он не мог ее понять. Он шевельнулся во сне, и копье боли заставило его всплыть из полудремы в полубодрствование. Он поморщился.

Тень дрожал под тонким одеялом, правым локтем закрывая глаза от света голой лампочки. Интересно, на свободе ли еще Среда и остальные, живы ли они? Он очень надеялся, что это так.

Серебряный доллар холодил руку. Тень чувствовал его в кулаке, как чувствовал на протяжении всего избиения. И почему он не нагревается до температуры тела? В его полудреме-полубреду монета, мысль о Свободе, и луна, и Зоря Полуночная сплелись в витой луч серебряного света, который сиял из глубины небес, и Тень поднимался по серебряному лучу прочь от боли, душевной тоски и страха, назад в благословенные сны…

В дальнем далеке он слышал какой-то шум, но уже слишком поздно было размышлять об этом: сон забрал его целиком.

Он успел понадеяться, что это не его идут будить, чтобы ударить или накричать. А потом с удовольствием заметил, что действительно спит и ему больше не холодно.

Кто-то где-то звал на помощь – в его сне или наяву. Тень в полусне скатился с пенки, обнаружив при этом новые места, болевшие при каждом движении.