Анджей Сапковский - Сезон гроз Страница 29

— Имя и цель визита.

Он поднял голову.

Грохочущий, отозвавшийся эхом, но, несомненно, женский голос донесся, казалось, из открытого рта изображенной на тимпане головы гарпии. Медальон подергивался, кобыла фыркала. Геральт почувствовал странное стеснение в висках.

— Имя и цель визита, — снова раздалось из отверстия в рельефе. Немного громче, чем раньше.

— Геральт из Ривии, ведьмак. Меня ожидают.

Голова гарпии издала звук, напоминающий трубный. Магия, блокирующая вход, исчезла, стеснение в висках прекратилось в тот же момент, и кобыла двинулась вперед без понуканий. Копыта стучали по мостовой.

Он выехал из арки в окруженный клуатрами тупик. К нему сразу подбежали двое слуг, парней в практичной бурой одежде. Один занялся лошадью, другой послужил проводником.

— Туда, господин.

— У вас всегда так? Такое столпотворение? Там, под замком.

— Нет, господин, — слуга бросил на него удивленный взгляд. — Только по средам. Среда базарный день.

Очередную арку венчал картуш с очередным барельефом, наверняка тоже магическим. Он изображал пасть амфисбены. Арку закрывала декоративная и солидная на вид решетка, которую, однако, слуга слегка толкнул, и она плавно открылась.

Внутренний двор занимал гораздо большую площадь. И только находясь здесь, можно было правильно оценить замок. Взгляд издали, как оказалось, сильно вводил в заблуждение.

Риссберг было намного больше, чем казался на первый взгляд. Углубляясь крутой дугой в горный склон, располагался комплекс зданий, мрачных и уродливых сооружений, которые, как правило, не встречаются в архитектуре замков. Здания эти выглядели как фабрики, и, вероятно, ими являлись. Из них торчали дымовые и вентиляционные трубы. Стоял запах дыма, серы и аммиака, ощущалось легкое сотрясение почвы, свидетельствующее о работе каких-то подземных машин.

Ворчание слуги отвлекло внимание Геральта от фабричного комплекса. Потому что они должны были пойти в другом направлении — в сторону башни замка, той, что пониже, возвышающейся над зданиями более классическими, дворцового типа. Внутри тоже было как в классическом дворце — пахло пылью, деревом, воском и старьем. Было светло — под потолком, вяло, как рыбы в аквариуме, плавали окруженные ореолами света магические шары, стандартное освещение обители магов.

— Здравствуй, ведьмак.

Его встречали два чародея. Он знал обоих, хотя и не лично. Харлана Цару показала ему однажды Йеннифэр, он вспомнил его, потому что это был чуть ли не единственный маг, который брил голову наголо. Алджернона Гвинкампа, именуемего Пинети, Геральт помнил по Оксенфурту. По академии.

— Добро пожаловать в Риссберг, — приветствовал его Пинети. — Мы рады, что ты соизволил прибыть.

— Смеетесь надо мной? Я здесь не по своей воле. Чтобы заставить меня приехать, Литта Нейд упекла меня в тюрьму…

— Но потом вытащила из нее, — прервал его Цара. — И щедро вознаградила. Компенсировала дискомфорт c большой, м-м, благосклонностью. Говорят, неделю, по крайней мере, ты был с ней в очень хороших… отношениях.

Геральт с огромным трудом подавил в себе желание дать ему в морду. Пинети, должно быть, это заметил.

— Pax, — он поднял руку. — Pax, Харлан. Не будем ссориться. Давайте воздерживаться от споров и сарказма. Мы знаем, что Геральт предубежден по отношению к нам, это чувствуется в каждом его слове. Мы знаем, почему это так, мы знаем, как измотала его история с Йеннифэр. И реакция общества на эту историю. Мы не можем этого изменить. Но Геральт профессионал, он сумеет быть выше этого.

— Он сумел бы, — холодно согласился Геральт. — Вопрос в том захочет ли он? Давайте, наконец, перейдем к делу. Почему я здесь?

— Ты нам нужен, — сухо сказал Цара. — Именно ты.

— Именно я. Чем же я заслужил такую высокую честь? Или мне уже начинать бояться?

— Ты знаменит, Геральт из Ривии, — сказал Пинети. — Твои поступки и подвиги, широко известны и признаны захватывающими и достойными восхищения. На наше восхищение, как ты сам понимаешь, ты не можешь всерьез рассчитывать, мы не очень стремимся выражать восхищение, особенно такими, как ты. Но мы умеем признавать профессионализм и уважать опыт. Факты говорят сами за себя. Ты, смею утверждать, выдающийся… хм…

— Ну?

— Элиминатор. — Пинети нашел слово без труда, очевидно, оно было уже заранее под рукой. — Тот, кто устраняет угрожающих людям бестий и монстров.

Геральт не ответил. Он ждал.

— Кроме того, нашими целями, целями чародеев, являются благосостояние и безопасность людей. Таким образом, мы можем говорить об общих интересах. Случайные недоразумения не должны этому препятствовать. Это недавно нам разъяснил хозяин сего замка. Который слышал о тебе. И хотел бы познакомиться с тобой лично. Он этого пожелал.

— Ортолан.

— Архимагистр Ортолан. И его ближайшие соратники. Тебя представят ему. Позже. Слуга покажет тебе твою комнату. Можешь освежиться после путешествия. Отдохнуть. Вскоре мы пришлем за тобой.

Геральт думал. Он вспомнил все, что когда-либо слыхал об архимагистре Ортолане, который, согласно всеобщему мнению, был живой легендой.

Ортолан был живой легендой. Лицом невероятно заслуженным в области чародейства.

Он был одержим популяризацией магии. В отличие от большинства чародеев он полагал, что польза и выгоды, проистекающие из сверхъестественных сил, должны быть общественной собственностью и служить улучшению общего благосостояния, комфорта и всеобщего счастья. Каждый человек, мечтал Ортолан, должен иметь неограниченный бесплатный доступ к магическим лекарствам и эликсирам. Волшебные амулеты, талисманы и всяческие артефакты должны быть общедоступными и бесплатными. Каждому гражданину должна быть доступна телепатия, телекинез, телепортация и телекоммуникация. Чтобы этого достигнуть, Ортолан постоянно что-то изобретал. То есть делал изобретения. Некоторые из них были такими же легендарными, как он сам.

Действительность болезненно скорректировала мечты старого чародея. Ни одно из его изобретений, предназначенных для распространения и демократизации магии, не вышло из стадии опытного образца. Всё, что придумал Ортолан, то, что предположительно должно быть простым, оказывалось чудовищно сложным. То, что должно быть массовым, оказывалось дьявольски дорогим. Ортолан, однако, не падал духом. Фиаско, которое другого бы обескуражило, вдохновляло его на дальнейшие усилия. Ведущие к очередному фиаско.

Подозревали — самому Ортолану, ясное дело, такая мысль не приходила в голову — что причиной неудач изобретателя был обычный саботаж. Речь не шла, по крайней мере как о единственной причине, об обычной зависти колдовского братства, о нежелании всеобщего распространения вещей, которые чародеи хотели видеть в руках элиты, то есть в своих руках. Скорее опасались изобретений военного и убийственного характера. И опасались не напрасно. Как у каждого изобретателя, у Ортолана были периоды увлечения взрывчатыми и зажигательными материалами, бомбардами, бронированными колесницами, самопалами, самобоями и отравляющими газами. Условием благосостояния, заповедовал старик, является всеобщий мир между народами, а мир достигается путем вооружения. Самым надежным методом избегать войн является устрашение страшным оружием, чем оружие страшнее, тем надежнее и долговечнее мир. Поскольку Ортолан никаких возражений слушать не привык, затаившиеся среди его изобретательской команды саботажники тормозили его грозные изобретения. Практически ни одно из них света белого не увидело. Исключением был печально известный, ставший предметом множества анекдотов, ядромет. Это была разновидность телекинетического арбалета, с большим коробом, заполненным оловянными шарами. Ядромет, в соответствии с названием, мог метать ядра в цель, причем очередями. Прототип, всем на диво, вышел за стены Риссберга и даже был протестирован в какой-то стычке. С печальным, однако, эффектом. Испытывавший изобретение стрелок на вопрос об эффективности оружия позволил себе ответить, что это оружие, как его теща. Тяжелое, противное, абсолютно бесполезное, и не заслуживает ничего, кроме утопления в реке. Старый чародей не смутился, когда ему это передали. Ядромет это пустяк, заявил он, у него есть разработки гораздо более перспективные, для массового поражения. Он, Ортолан, за мир и процветание человечества, даже если для этого придется уничтожить половину человечества.