Марина Дяченко - Авантюрист Страница 29

Теперь молчал Рекотарс. Возможно, ему, одурманенному вином, было трудно соображать.

— Я приношу вам свои извинения… — Танталь сухо усмехнулась. — Я никоим образом не хотела задеть ваших чувств и обидеть ваших предков. В конце концов, это не моё дело… Мне хотелось бы видеть Алану счастливой. Но для этого, по-видимому, её придётся сперва задушить.

— Я принимаю ваши извинения, — сказал Рекотарс глухо.

— Я счастлива. — Танталь прикрыла глаза. — События последнего времени всё больше склоняют меня к мысли, что замужество для Аланы — не самый плохой выход. Хотя бы потому, что она перестанет мучить отца и примется за мужа… Другое дело, что пришлый человек, которого никто в округе не знает, но который успел засвидетельствовать своё благородство… Семье невесты требуется время, чтобы ближе узнать этого человека, не так ли?

— Безусловно. — Винные пары, имеющие свойство развязывать языки, в случае с Рекотарсом возымели прямо противоположное действие: он стал немногословен, прямо-таки молчалив.

— Для начала, — Танталь поднялась, — я попросила бы вас, господин Рекотарс, найти вашу беглую невесту и доставить её в родительский дом. Подозреваю, что никому, кроме вас…

— Госпожа!!

С грохотом распахнулась дверь. Слуга за конторкой вздрогнул. На пороге стоял Клов, и свежие царапины ало горели на бледном перепуганном лице:

— Госпожа… они… Алана, там, они её…

Танталь померещилось, что из раскрытой двери потянуло холодным ветром. Очень холодным. Зимним. Ледяным.

— Что?

— Эти… — Клов сделал невразумительный жест, означающий нечто огромное и тяжёлое, но Танталь мгновенно догадалась, о ком идёт речь. Рекотарс глядел совой — не понял.

— Алана?! — Танталь не узнала собственный голос.

— Забрали её, — выдохнул Клов. — Заморочили голову… Потащили… куда-то…

В следующую секунду Танталь сгребла его за ворот куртки:

— Ты в своём уме?! КУДА потащили?..

— Они на лодке пришли третьего дня, — тихо сказал слуга из-за конторки. — Лодка у них… у пристани, там и стояли…

Танталь на время потеряла рассудок. Возможно, сказались усталость и напряжение последних дней; а может быть, она стареет. Нет прежней реакции — в мире, где несчастья приходят мгновенно и всё сразу, так легко растеряться…

— Беги за стражей, — шёпотом сказала она Клову. — Именем… полковника Солля…

Слуга за конторкой с сомнением пожал губы:

— При полковнике Солле, точно, стража была быстрая. А теперича распустились, как та верёвка, пока они в заду чесать будут, эти ребятки вверх по реке… ого…

Сильный рывок привёл Танталь в чувство. Она с удивлением обнаружила, что стоит уже в дверях, что её крепко держит под руку человек, на лице которого нет ни тени опьянения:

— Чего вы ждёте?! А ну, показывайте, где она, ваша пристань!..

Пристань была маленькая и грязная. Похоже, здесь никогда не швартовались богатые купеческие суда — река, широкая и привольная вблизи города, ниже по течению была перегорожена порогами, а потому большого судоходства здесь не было сроду, так, рыбачишки да сорвиголовы, первые не ходили за пороги, вторые ухитрялись преодолеть их без существенных потерь.

В темноте Танталь чуть не угодила ногой в дыру посреди дощатого настила, я едва успел удержать её; Танталь выполнила свою миссию, доведя меня до пристани, но теперь её присутствие делалось всё более нежелательным. Проще говоря, она мне мешала.

У дальнего причала мелькал свет и отрывисто переговаривались люди; я почти полностью протрезвел. Маслянисто поблёскивала вода, ловя отражение двух тусклых фонарей — на носу и на корме судёнышка, бывшего, по сути, просто огромной лодкой.

Они суетились, как блохи. Танталь судорожно схватила меня за руку — я освободился, может быть, излишне грубо.

— Их слишком много, — сдавленно пробормотала бывшая комедиантка. — Дождитесь… стражи…

Я оттёр её плечом:

— Назад…

Глухо ударил топор по швартовочному канату. Лодка отчаливала, а на развязывание узлов, по-видимому, не было времени.

Я прыгнул.

Темнота не помешала мне — я приземлился как раз посреди палубы, судёнышко качнулось, и я понял, что оно здорово перегружено.

— Жить надоело, смерды?

Ко мне обратились штук восемь рыл. Р-рогатая судьба, ну чисто на маскарад попал, в прыгающем свете фонарей хари мерзавцев представлялись заросшими звериными мордами…

Краем глаза я поймал движение за спиной. Мерзавец собирался напасть сзади, он уже, собственно, и напал; интересно знать, у кого он спёр этот богатый, благородного вида кинжал. Честное оружие, оно не было выковано для того, чтобы бить в спину…

Клинок упал на палубу. Секундой раньше я в широком красивом развороте достал вооружённую руку носком сапога; сразу же заныли все мышцы и закололо в боку. Нет, шесть трактиров подряд не способствуют поддержанию формы… Слава Небу, что вокруг меня смыкаются всего лишь холопы, распоясавшиеся бандиты, годные на войну разве что с глупыми девчонками…

А может быть, я ошибаюсь?!

Тот, что нападал сзади, теперь отступил, скрылся за чужими спинами. У меня были теперь кинжал и шпага; хари, высвеченные мутным огнём, придвигались всё ближе и, что самое неприятное, смыкались кольцом, и кто мне, интересно, прикроет спину?!

— Руби швартов! — рявкнул кто-то в темноте, рявкнул невнятно, будто рот у говорившего набит был волосами. — Этого — за борт!

Удары топора возобновились. Молодчикам ничего не стоило отчалить прямо сейчас и сообща прикончить меня посреди реки, так что желающим оплакать потомка Рекотарсов, буде такие найдутся, даже труп мой выловить не удастся; в пятне света, падавшем от кормы, я разглядел толстошеего молодчика, на груди у которого болтался амулет в виде человечьего глаза. Стеклянное око пялилось бессмысленно и безмятежно.

В ободранных кулаках многочисленной матросни засверкали короткие клинки — белым блеском, вроде как тусклая рыбья чешуя. Ну всё, закрутилась карусель…

Всё, что было съедено и выпито за сегодняшний вечер, теперь аукнулось, утяжеляя движения, размазывая реакцию, сбивая дыхание. Когда-то, упражняясь с двумя клинками, я вызывал восторг у своего учителя фехтования; если бы он увидел меня теперь, он искренне удивился, почему я до сих пор жив.

Я вертелся веретеном. Я отбрасывал нападающих таким образом, чтобы, падая, они увлекали за собой как можно больше своих разъярённых собратьев; первый момент боя, самый трудный для меня, миновал, и я с некоторым запозданием ощутил праведную ярость.

Тому, что рубил швартовы, не удалось довести дела до конца. Я сбил его за борт — телом его же собрата, причём уже спустя секунду этот собрат запустил в меня ножом. Я увернулся; на меня волной навалились сразу пятеро или шестеро, и, захлёбываясь боевым кличем, я успел подумать, что если отобью эту атаку — всё, дело выиграно…