Владислав Русанов - Заложник удачи Страница 29

— Думаю, вы-то меня с Сыдором и познакомите, — задумчиво произнес Лукаш. — Да хоть бы вот этот, рябой. — Длинный кривой палец монаха ткнул в Озима.

— Это еще с чего бы? — Разбойник оскалился, словно загнанный в угол пес.

— Да знаешь, сын мой, дело у меня к нему есть.

— Откуда я знаю, что ты не подсыл? Не поведу…

— Поведешь, поведешь.

— Да что я с тобой разговоры разговариваю? Тут по-простому…

Годимир едва успел схватить его за рукав. Дернул на себя, левой перехватил запястье руки, сжимающей меч, а правой сжал горло:

— А ну тихо… — Хоть и мутное дело вырисовывается, а все ж на монахов не гоже с оружием бросаться. Нужно будет — ножнами от меча всех разгоним.

— Вот они, горячие зареченские парни, — все так же серьезно, без тени улыбки пробормотал Лукаш. — Ты, пан рыцарь, молодец. Далеко пойдешь… А ты, сын мой, глазками не вращай, не вращай. Знакомо тебе такое имя, как Вукаш Подован?

Рябой вращал глазами, хрипел, но не произнес ни слова.

— Вспоминай, сын мой, вспоминай. Вукаш Подован. Из-за Запретных гор. Еще раз сказать? Мне не жалко. Изволь. Вукаш Подован.

— Довольно! — неожиданно твердо произнесла королевна. — Ты, Яровой, успокойся. Иначе все атаману расскажу. Отпусти его, пан рыцарь!

Помыслив, Годимир решил послушаться. Ему вдруг перестали нравиться игры, в которые играли окружающие его люди. Играли все как один. С болезненным упоением и азартом.

Неужели нельзя жить честно и прямо? Дружить не для выгоды, а по зову сердца. Делать что говоришь, говорить что делаешь. Без выкрутасов. Без лисьих уверток и заячьих прыжков.

Вот и пусть разбираются между собой самостоятельно. Без его помощи. А если в пылу обретения истины кого-то прирежут, то не его в том будет вина и не его забота.

Рыцарь разжал руки. Озим, кашляя и сипя, оттолкнулся от него, встал на четвереньки, сплюнул в траву тягучую слюну.

— Я знаю мэтра Вукаша из Загорья, — голос Аделии звучал твердо. Вот что значит королевская кровь! — Если, конечно, этот тот Вукаш, про которого ты говоришь, святой отец.

— Можно его и так называть, можно, — согласился иконоборец. — Великий мудрец по богатствам, в земле укрытым, великий. Его я тоже в глаза не видел, но те люди, что меня к нему направили, и описание дали. Сейчас я буду говорить, твое высочество, а ты поправь меня, коли что не так. Договорились?

Девушка кивнула.

— Вот и славно. Слушай, твое высочество, слушай. Росту он невеликого. Два аршина и пяти вершков Так? Вижу, что согласна пока. Борода короткая, русая. Глаза серые, с желтизной. Так? На левой щеке бородавка. На левом запястье шрам кривой, словно пилой провели…

— Довольно, отец Лукаш, — остановила его Аделия. — Верю. А если выяснится вдруг невзначай, что обманул ты нас, будешь мертвым завидовать. Сыдор знаешь что с предателями делает?

— Не пугай меня, королевна, не пугай. Я смерти не боюсь. Смерть есть окончание краткого пути земного и начало бесконечного свидания с Господом, — произнес отец Лукаш, а остальные иконоборцы согласно затрясли головами. — Так проведет меня к Сыдору сей отрок?

— Ярик! — хлестнул разбойника голос королевны. — Ты проведешь святых отцов.

— К Сыдору?

— К нему. Сам знаешь куда.

— А если они…

— Так и что с того? Не бойся. Не посмеют они предать. С нами сила, с нами правда…

— Так мне ж Сыдор велел вас с паном рыцарем провести и ждать!

— А я тебе иное велю! Не пропаду я. Не в логово к врагам лезу, а в отцовский замок.

— Верно ее высочество говорит, — поддержал Аделию отец Лукаш. — Догадываюсь я, зачем Сыдор вас в Ошмяны направил. Не могу удачи пожелать, но благословением Господним напутствовать…

Иконоборец плавно поднял руку.

Годимир вздохнул и опустил глаза.

«Ничего. Потерплю. Зато в Ошмянах Олешека найду, а после и Ярошу придумаю чем помочь. А все эти игрища…»

Сорока, резко застрекотав на ветвях, прямо над головой, заставила всех вздрогнуть и отправила тем самым к лешему всю красоту и торжественность ситуации.

Глупая птица! Что с нее взять?

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

У КОСТРА

Распрощавшись с иконоборцами, Годимир с Аделией отправились в путь, ребячливо понукая коней. Скакуны, словно почувствовав настроение хозяев, легко срывались на рысь — самый резвый аллюр для путешествия по лесу. Игреневый Годимира фыркал и норовил схватить буланого королевны за шею. Рыцарь одергивал его поводом и всякий раз намеревался обругать, но вспоминал о присутствии королевны и так потешно захлопывал рот, что на третий раз девушка не выдержала и расхохоталась, едва не уткнувшись лбом в гриву.

Не проехав и версты, Годимир понял, почему монахи сушили одежду. Ему захотелось стукнуть себя по затылку. А заодно и отца Лукаша, зловредная натура которого проявилась в совершенстве.

Ведь знал о болоте и не предупредил!

Нарочно что ли, чтоб поиздеваться?

Вообще-то после рыцарь здраво рассудил, что местный житель — Ярош, Сыдор или тот же Озим — его ошибки не повторили бы ни за что. Это уроженец степей и перелесков Бытковского воеводства мог, увидев в низине между двух пологих холмов ярко-зеленую прогалину, не заподозрить неладного и направить коня прямо на моховину[28]. Как же он корил себя за то, что принял болото за лужайку. Еще, помнится, подумал — а не худо бы слезть с коня и поваляться на шелковистой травке.

Повалялся.

Если не сказать — вывалялся.

Когда игреневый завяз по грудь, Годимир успел крикнуть Аделии, чтоб поворачивала. Королевна подчинилась. Развернула буланого. Тот успел замочить только передние ноги по запястья, а задние — по бабки.

А вот скакун рыцаря завяз крепко.

Пришлось повозиться. И вымокнуть до нитки.

Добро, был бы с ними Озим. Вдвоем они справились бы в два счета. Но в одиночку!

Конечно, Аделия пришла на помощь. Привязала буланого к кусту и полезла в трясину.

Конь бился изо всех сил — купание в мутной, пахнущей гнилью воде ему нравилось не больше, чем людям.

Королевна тянула за повод, подбадривала скакуна попеременно то ласковыми окриками, то сорванной тут же хворостиной.

Годимир спиной упирался в круп, пытался подлезть под брюхо и приподнять коня. После он справедливо рассудил, что вел себя как последний придурок и спасся лишь чудом. Болото оказалось мелким — по грудь. А было бы аршина три, утонул бы и сообразить не успел бы, что к чему.

В конце концов, рыцарь нарубил мечом веток с ближних рябин, лапника с елей, росших по самому краю мшины. Подтащил валежину в полторы сажени длиной. Накидал ветки под передние ноги, а почерневший ствол, бывший некогда, скорее всего, рябиной, сунул под задние.

Игреневый почувствовал пусть призрачную, но опору, оттолкнулся как следует и выскочил на берег.